Мать выглядит обескураженной. Но и веселой одновременно.
– Точно! У нас-то поменяли! Что за ерунда? Но мы ведь живем в новом районе! – находится она. – А он в центре! Там не меняли! Лидуся, я тебе всегда говорила: ты слишком много думаешь. Поменяли телефоны, не поменяли, какая разница?
– Хорошо. Итак, ты позвонила по двадцатилетнему телефону, и там оказалась антиквар, племянница твоего бывшего любовника?
– Я тебе не рассказывала, боялась сглазить… Мы с ней встретились на Маяковке, посидели на лавочке…
– На Маяковке? Прямо на площади?
– Шутишь? Во дворах. На Патриарших.
– Она нашла время встретиться с тобой?
– А что такое? – вдруг обижается мать. – Я интересный собеседник. Она мне так и сказала: я люблю таких, как вы. Оптимистов. Вокруг вас всегда клубятся какие-то чудеса. Дядя Толя таким же был, и мама моя – его сестра – тоже такая же. В общем, болтали мы часа три, не меньше. И на следующий день мы поехали к ее знакомым! Она меня так представила… – Мать вдруг замолкает и смотрит на Лидию вытаращенными глазами, а руки разводит в сторону. Кажется, она сейчас лопнет. – Она меня так представила! Говорит, это моя тетя! Я за нее ручаюсь, как за себя! Ой, Лида! – вскрикивает мать.
(Господи, у меня сегодня будет инфаркт!)
– Я ведь прокатилась на этой… как ее… на «бентли»! Ну ничего такая.
– На «бентли»?
– Это у Леночки, так зовут племянницу Анатолия, у нее «бентли». Но это не антиквариат такие доходы дает, она призналась, что антиквариат ничего не дает, одно баловство, для имиджа. Это муж. Он строитель.
Лидия уже просто молчит.
– В общем, выхожу я из «бентли», – мать встает и начинает показывать. Идет она, почему-то вихляя туловищем и по очереди заводя руки назад, хорошо бы она так и ушла по коридору: спать. Но нет, она останавливается. – Вся такая солидная, хорошие духи, знаешь, когда человек старый, он должен хорошо пахнуть, одеваться красиво. Все это производит впечатление. А уж когда они узнали, что я много лет жила с Анатолием, а потом возглавляла самую крупную овощную базу, ну, тут вообще все сомнения у них отпали. Мы прошлись по территории, я высказала несколько дельных замечаний, они аж рты пораскрывали. Ну, говорят, Вероника Ивановна, у вас не глаз, а алмаз, я говорю: Анатолий научил меня разбираться в алмазах. Они так смеялись! Говорят: он мог! В общем, мы побеседовали и меня утвердили.
Мать откидывается на спинку стула и пренебрежительно отмахивается, мол, всего-то делов!
Но это еще не все на сегодня.
Дело в том, что месяц назад мать была в БТИ.
– Зачем? – быстро спрашивает Лидия.
Мать вдруг сбивается, на ее щеках проступает румянец.
– Я хотела оформить субсидию, я же пенсионерка, у меня льготы на коммуналку…
Вранье! Лидии становится душно, ее кровь тоже приливает к щекам. За субсидиями идут в социальную службу – какое БТИ?
– В БТИ берется справка для собеса, – неловко поясняет мать.
– Справка берется в домоуправлении.
Это неважно, это тоже мелочи! В общем, месяц назад мать была в БТИ и там в очереди разговорилась с высоким худым красивым мужчиной лет шестидесяти. Очень бодрым, хорошо одетым.
– Люблю, когда мои ровесники хорошо одеты, – признается мать. – А то у нас все старики – какие-то оборванцы. Молодые – нарядные, а пожилые – черт-те что. Это неправильно.
«Вы тоже за льготой?» – спросила его мать.
Он улыбнулся на этот вопрос.
(Еще бы не улыбнуться – какой дурак придет за льготой в БТИ? Сюда приходят для оформления сделок с жильем: для регистрации актов купли-продажи. Ему следовало не улыбнуться, а рассмеяться ей в лицо).
Он сказал: «А вы неправильно пришли. Вам надо в домоуправление».
«А здесь что?»
«Здесь… Ну я вот, например, оформляю покупку квартиры».
«Разъезжаетесь с родственниками?»
«Вкладываю деньги».
«Вы олигарх?» – смеется она.
«Я переводчик с санскрита. Это древнеиндийский язык».
«Ой! Я обожаю Индию! У меня когда-то очень давно был роман с литератором и философом Павлом Штальманом. Он часто цитировал: “И он возлюбил этот мир, обольстительно-невыносимый”».
«Это из «Махабхараты» – удивленно говорит переводчик. – Редко слышишь, чтобы такое цитировали».
«А я запомнила на всю жизнь. Меня эти слова поразили в самое сердце. Это про меня!»
Он смотрит на нее внимательно. Она уже полчаса сидит на стульчике в коридоре БТИ, но вид у нее такой, словно она только что вбежала с мороза. Она запыхавшаяся и немного растрепанная.
Он знает таких людей. Они не входят, а вбегают, и в глазах у них вопрос: «Где здесь живут? Мы тоже, тоже хотим!»
Словно в подтверждение догадки она засыпает его вопросами: об Индии, о переводчиках, о его семье – она хочет прожить еще одну маленькую жизнь, сидя в этой очереди в БТИ. И ей это удается: он откровенничает. Даже сам не замечает, как это получилось. Вся его жизнь проходит перед этой незнакомкой, а она, эта незнакомка, еще умудряется потереть то одну грань волшебного многогранника, то другую: чтобы они сияли поярче.
«Это чудо!» – говорит она, услышав историю, как он грудным ребенком выжил в блокадном Ленинграде.
Наверное, чудо.
«И такую удивительную профессию выбрали. А вы не думали, что в прошлой жизни были индусом?»
«Ну, как же не думал!» – смеется он, сам удивляясь, что признается в подобной ерунде.
«А я знаете, где жила в прошлой жизни? – спрашивает Верка.
«Где?»
«На Луне. Я была там на базе, она глубоко под землей… под луной… как правильно сказать? В общем, не на поверхности. Я прямо с детства видела, как там внутри все устроено. А недавно фильм показывали по Первому каналу, так представляете: оказывается, многие ученые считают, что Луна обитаема. Там живут инопланетяне, которые наблюдают за нами. Как тогда объяснить мои детские фантазии: я ведь об этом в детстве не слышала! Тогда вообще об этом не говорили. Помните историю с газетой “Труд”?
«Когда они напечатали, что летчики видели НЛО? Ну, как же! Громкая вышла история. Это, кажется, было в конце семидесятых? Я тогда преподавал в МГУ, ох, мы и спорили! Что это такое вообще было? Мы чуть не подрались, дураки молодые».
«В конце семидесятых я была директором магазина. А моим другом был очень известный антиквар. Он, вообще, не любил истории про космос, его прямо корежило от этого. Он говорил: бог – ладно! Бог с ним, с богом – пусть будет. Но только не инопланетяне. Так он притащил эту статью домой и так кричал, что я запомнила ее на всю жизнь».
– И как отреагировал на твое признание переводчик с санскрита? – небрежно спрашивает Лидия.
– Какое признание?
– Что ты с Луны.
– Нормально отреагировал. Засмеялся. И предложил подвезти до собеса.
– На «бентли»?
– Почему на «бентли»? – обижается мать. – Ты что, издеваешься?
– Да нет, почему издеваюсь. Просто, подумала: если человек вкладывается в покупку квартир, почему бы ему не иметь «бентли»?
– Видишь, какие вы! – торжествующе говорит мать. – Вас удивляет, когда старики богатые! Вы привыкли, что богатые только молодые. А ведь это неправильно, Лидуся. Во всем мире-то по-другому.
– Да нет, я просто к тому, чтобы ты так уж сильно не верила во всякие сказки. Мало ли кто это. В БТИ всякие ошиваются.
– Да хороший человек, Лида! Вегетарианец, йог, повел меня в индийское кафе – мне очень понравилось. Мы так хохотали, вспоминая индийские фильмы. Ему тоже нравится индийское кино.
Два старых дурака.
Женщина с Луны и мужчина из Индии.
Нашли друг друга.
– Да у него знаешь, какой дом?! Сто соток в Переделкине. Рядом с писателями. Там и камин, и сауна, и все что хочешь. Да мы съездим, ты там будешь жить по выходным. У него есть повар и домработница. И еще семья узбеков для работы по саду… Ох, Лидуся, у меня теперь только два желания: чтобы у тебя получилось с работой, и чтобы ты встретила хорошего человека.
Лидия очень устала, но и мать устала тоже.
– Ты не против, если мы завтра договорим? – спрашивает она. – А то мне рано вставать.
Судя по ее словам, она уже выходит на работу.
И она действительно уезжает из дома ни свет ни заря. Разбудив Лидию хлопаньем дверей, стуком чашек, звоном ложек, шумом фена. Все у нее падает, гремит.
Но Лидия не злится: ей сегодня тоже надо рано встать.
Чтобы успеть до работы.
Она полтора часа едет на электричке, потом еще на маршрутке, потом еще пятнадцать минут идет пешком.
Она хрустит хвоей по проселочной дороге, по обе стороны от нее стоят корабельные сосны, за соснами – дома.
Вот и ее забор. В саду в гамаке качается молодая женщина. Русская, не грузинка. Она незнакома Лидии.
Целую минуту они смотрят друг на друга, причем гамак продолжает качаться, и каждую секунду этой минуты между ними вырастает облетевшая яблоня.
Лидия стоит, смотрит исподлобья. Она не уйдет отсюда, это понятно?
Наконец, женщина слезает с гамака, чуть не падая при этом, и обходит яблоню слева.
– Вам кого? – спрашивает она.
– Здесь должны жить муж и жена. Грузины, – говорит Лидия.
– Нет, здесь живем мы.
– Вы купили эту дачу?
– Да, мы ее купили.
– Давно?
– А какое ваше дело? Вы кто?
– А вы кто? – вдруг кричит Лидия. – Добросовестные приобретатели, да? Вы сволочи!
Женщина в испуге озирается по сторонам: она боится, что Лидин крик услышат соседи.
– Вы кто такая?
– Надо быть сволочью, чтобы у тебя все получилось! Не надо церемониться, правда?! Гады, какие вы гады!
Она со стоном опускается на холодную землю, она сидит, ухватившись рукой за штакетину, и воет.
Женщина убегает в дом.
– Я вызову милицию! – кричит она уже из окна.
Да уж. Милиция защищает только жуликов.
Я напишу эту статью. И я вложу всю душу в эти две странички. Потому что так нельзя.
Нельзя, чтобы одним – все, а другим – ничего.
Даже если справедливости нет, даже если добро не вознаграждается, то должно быть хотя бы равенство. Пятьдесят на пятьдесят. Пятьдесят процентов удачи – плохим, пятьдесят – хорошим. Разве это не логично?