Верка же, уминая пирожки со шпинатом и наблюдая за его осторожным копанием в тарелке с пшеничными проростками, подумала, что у нее еще не было мужчины-друга. Чтобы поговорить, помолчать рядом. Чтобы поболеть рядом.
И поскольку она всегда получала то, что хотела, она получила и это.
Калаутов потом себя винил в ее инфаркте, и даже думал, что вот оно – лишнее доказательство правоты его образа жизни. Все-таки лучше ни к кому не привязываться…
Но он, конечно, был в этом невиновен.
31
С самого начала это странный роман…
Владимир то появляется каждый день, то исчезает на неделю.
– Но, милая, – говорит он. – У меня работа. Надо денежку зарабатывать.
– А кем ты работаешь?
– Шпионом.
Лидия смеется. Он всегда веселый, и у него есть объяснения на все случаи жизни.
Они ходят по кофейням, два раза были в ресторане, много раз ездили на искусственную горнолыжную трассу. Это труба, внутри которой зима. Настоящая зима еще не закончилась, а люди уже тоскуют по ее снегам. Вот и Владимир обожает горные лыжи, он прячется от весны и тянет Лидию за собой.
За пределами трубы уже сохнет асфальт, и плывут льдины по Москве-реке, а они возвращаются в зиму. Их отношения так и не сдвинулись с холодной точки.
– Ты в меня случайно не влюбился? – как бы в шутку спрашивает она.
– Я люблю всех людей, – объясняет он. – Я филантроп.
Разве это любовь?
Они сидят в кофейне после трубы, их лица румяные от мороза, но окружающие, наверное, думают, что они загорели на мартовском солнце.
– У тебя есть дача? – спрашивает Владимир.
– Есть, – врет она.
– Хорошая?
– В академическом поселке. Среди сосен. Со всеми удобствами, и река рядом.
– Откуда такое богатство? – иронично спрашивает он. – Кто у вас в семье академик?
Мать на ее месте рассказала бы про дедушку – знаменитого врача. Про то, как он спасал людей и вставлял новые сердца высшим лицам государства. Она рассказала бы, как у них за столом собирались знаменитые люди, она пригласила бы на ужин первую любовь, которую нарекла бы философом и писателем, первого мужа – великого художника, второго мужа – любимого автослесаря начальника уголовного розыска Московской области, и выяснилось бы, что автослесарь подсказал этому начальнику его хит про снегопад, помните? Пришло время открыть правду: снегопад – это про меня, это я однажды сказала своему второму мужу, что если женщина просит, то белым снегом ее замести не спеши, а он проболтался начальнику уголовного розыска. И еще пригласим третьего мужа – великого специалиста по санскриту, который умер в блокаду, но перевоплотился в переводчика, прилетевшего на космическом аппарате в газету «Труд». Чудесная история, так все и делают – рекламируют себя. Но я не буду.
– Это наследство материного друга, – говорит она.
– Везет, – он вздыхает. – Мне вот никто и никогда ничего не оставлял. Почему так? У меня есть друзья, они уже лет десять получают какие-то наследства. Вначале двоюродная тетка оставила им дом в Малаховке с огромным участком, потом дядька – четырехкомнатную квартиру на Таганке. Потом умер отец жены, который бросил ее еще ребенком, он оставил квартиру в Кузьминках. И, наконец, умер двоюродный брат, и они оказались его единственными наследниками. Трехкомнатная хата на Октябрьской. Напротив Президент-отеля. Нехило?
– Нехило.
– Все квартиры они сдают, а живут в Малаховке. Деньги солят в бочках. И смеются, что в прошлой жизни были бездомными, а теперь имеют компенсацию. Я вот в прошлой жизни точно был герцогом. Поэтому никакой компенсации.
Он похож на герцога. У него прямой нос и высокий лоб. Неужели с таким красивым можно жить в одной квартире? Просыпаться на одной подушке? Такое счастье возможно? И почему он не тащит ее в постель?
– Почему ты не живешь на даче? Ведь весна, – говорит он. – Представляю, как там круто. Сосны, река. Бабочки, поди, летают.
Как бы тебе объяснить…
– Мы ее сдаем, – неохотно отвечает Лидия. – Грузинам, художникам.
– Понятно.
Ах, сейчас бы предложить ему поехать на дачу. От земли там идет пар, а стволы сосен светятся янтарным светом. В тени еще лежит снег, но на опушках появилась мать-и-мачеха. Владимир любит природу, и Лидия любит природу, они бы гуляли по дорожкам, засыпанным хвоей. И вышли бы к реке, по которой плывет последний лед этой нелепой зимы.
– Как ты думаешь? Почему одним везет, а другим нет? – Он все еще не может успокоиться. Чужое наследство – это его больная тема.
– Я не верю в везение.
– Но как так! Я ведь рассказал тебе про моих друзей, неужели это тебя не впечатлило?
– Ты же не все знаешь. Может, им пришлось обихаживать эту тетку и дядьку, унижаться перед стариками, выслушивать их дурацкие истории, подносить им лекарства. Заискивать. Стараться получить наследство. Это ведь ужасно скучно. И могло длиться годами. Они, может, заработали.
– И с отцом заработали? – В его глазах мелькает усмешка. Что смешного? – Они его не видели тридцать лет.
Она включается в игру – всему можно найти объяснение.
– Они очень страдали, что у них нет отца. У всех есть, а у них нет. Я вот, например, страдала. И если бы мне сейчас досталась от него квартира, это было бы очень слабой компенсацией.
– Вот как ты смотришь на вещи! – У него странная и многозначительная интонация. – Я почему-то думал, что ты другая…
Я тебя разочаровала?
– Хотя… – Он размышляет несколько секунд. – Так ведь, наверное, спокойнее?
– Что спокойнее?
– Считать, что все в мире имеет свою причину?
– А разве можно думать иначе?
– Да ну. Все катится, куда хочет.
– Может и так, – вздыхает она. – Но в таком мире неуютно жить.
Он вдруг смеется.
Они ведут эти странные умные разговоры и не целуются. Катаются с искусственной горы, не едут в весенний лес. Лидия, впрочем, не катается. Она стоит внизу и трет щеки, чтобы не отморозить.
– Я вчера был на тренинге специальном: как добиться успеха, – рассказывает он, уплетая карбонару. – Ты как относишься к таким тренингам?
– Равнодушно.
– Никогда не ходила на такие?
– Упаси бог.
– А мне понравилось.
– Зачем тебе? Ты и так успешный человек.
– Хочу быть еще успешнее. Хочу, чтобы у меня было все, что я пожелаю! Яхта, вилла на мысе Антиб, собственный самолет.
Лидия смеется.
– Нет, я серьезно. Где бы найти такой тренинг? Чтобы раз – и сразу все имеешь!
– Таких нет.
– Думаю, есть. Но они для посвященных. Как сайентология. Ты знаешь, что Кириенко – сайентолог? То-то!
– Ну, сходи к сайентологам.
– Нет, я им не верю.
– А я никому не верю, – говорит она. – Особенно грузинам.
Десятого апреля статья опубликована. Владимир в очередной командировке, да он бы и не узнал о статье – Лидино творчество его не интересует. А вот мать каждый вечер, какой бы уставшей она ни была, просматривает сайт газеты. Ей газета нравится, и она знает, что Лидия никогда не скажет о том, что сегодня ее статья. Поэтому мать несет свою вахту – чтобы не пропустить, погордиться доченькой.
Лидия идет домой неохотно. Тянет время и две остановки проходит пешком. Она как в детстве наступает в лужи: разбивает вечерний лед. Ее ноги промокли, ну и черт с ними. Простудиться бы, а еще лучше помереть.
Ей надоело прикидываться, и, пожалуй, сегодня подходящий день если не для смерти, то для правды.
Мать не выходит ее встречать, хотя обычно сразу прибегает на звук открываемой двери. Лидия долго раздевается в прихожей, потом идет мыть руки, потом в свою комнату – переодеться, надеть шерстяные носки. Все это время в квартире тишина. Пахнет валокордином.
– Лида, – мать появляется в дверях, щеки у нее красные, – я тут прочитала твою статью. Что ты такое понаписала?
– Это же вранье, мама, – ласково говорит Лидия. – Ты же знаешь, что меня попросили это написать.
– Но не так же! Ты всю душу вывернула в этой статье! Разве так можно? У тебя сейчас есть молодой человек, а вдруг он прочитает? Женщина не должна быть жалкой. Что он подумает о тебе?
– Он и так знает, что мне тридцать семь лет. И что я не была замужем.
– Ты ему это рассказала? Зачем? Надо было придумать, что ты вдова. Что твой муж погиб… В Чечне.
– Ой. Мамуль, ну есть какие-то святые вещи…
– А что такого?
– Ну, войну-то в Чечне не надо трогать, как ты думаешь?
– Да что такого-то? Не я эту войну начинала, мне-то чего стесняться? Мужчины не любят старых дев, это всем известно. Будь ты хоть раскрасавица, тобой побрезгуют. Разведенная – тоже опасно, – размышляет мать. – Значит, характер плохой. Или изменила. А вдова – это замечательно.
– Ты почему трешь левое плечо? Ударилась?
– Меня продуло, наверное… Я в лесу много гуляла, все кажется: весна. А вообще-то холодно еще… Лидуся, надо похитрее с мужчинами.
– Я не думаю, что он в меня влюблен.
– Зачем же сорокалетний мужчина будет тратить на тебя время, если он не влюблен?
– Мы дружим.
– Да так не бывает!
– Это любви не бывает, – зло говорит Лидия.
– Но ты же любила Артема?
– Думала, что могу его любить. Так будет правильнее.
– Ладно, бог с ней, с любовью, – говорит мать. – Ты мне объясни про другое. Зачем ты на всю страну выставила себя жертвой теории выигрыша?
– Это было условие моих работодателей.
– Они странные задания дают. Я думала, это будет журналистское расследование. А здесь письмо обманутого вкладчика. Продала дачу, отдала деньги жулику. Зачем?
– Это же вранье.
Мать молчит не меньше минуты. Уставшая Лидия стоит, прислонившись плечом к косяку. В голове у нее холодно.
– А если я скажу тебе, что это не вранье? – спрашивает мать.
Ну вот, я же говорила – подходящий день для правды.
– Что именно не вранье? Что дача продана?
(Скажи это за меня, мамуля).
– Да при чем здесь дача? – сердится мать. – Вранье, что он жулик.