Дорогая мебель, много антиквариата, но, как всегда у Мостового, грязно. Что за человек такой неаккуратный? Волосы засаленные, перхоть.
Он встретил Владимира практически голым. На нем были только растянутые трусы «Дольче и Габбана», а когда он повернулся спиной, на трусах обнаружилась дырка. В самом центре зада.
– У вас дырка на жопе, – сказал Корнеев.
– Говно качество, – скривился Мостовой. – А еще фирма.
Они прошли в одну из долек пирога – ту, что выходила на угол Садового и проспекта. В самую шумную комнату. Она была почти пустой, только стояли два кресла из карельской березы, такой же столик, да висели по стенам картины в огромных золотых рамах. В основном, пейзажи. Еще был столик в углу – с инкрустациями и золотыми виньетками. На нем стояла маленькая скульптурка бурятского шамана с луком. На скульптурку падал свет из голого окна, и она сияла золотым светом так, что Корнеев не удержался: подошел, чтобы разглядеть.
Бурятский шаман с луком и правда был золотой. А его лук, его сумка для стрел, да и стрелы – все это было отделано разноцветными камнями. Тонкая работа. Каждый миллиметр сияет.
– Камни настоящие? – спросил Корнеев.
– Это Даши Намдаков, – брезгливо сказал Мостовой и пинком поправил вытертый шелковый ковер, такой засаленный, словно его топтали со времен Александра Македонского. – Любимый скульптор Путина. И ювелир тоже. Конечно, камни настоящие.
– Бурят? – довольный своей проницательностью, спросил Корнеев.
Мостовой не ответил. Он почесал задницу в районе дырки и уселся в кресло.
Еще немного полюбовавшись на шамана, Корнеев сел напротив.
Александр Мостовой выглядел неважно. Видимо, он сильно пил накануне, как обычно, привел пару девок, все это уже трудно было переносить в его возрасте. Но этот человек не знал удержу в развлечениях. По крайней мере, такая была информация у Корнеева.
Корнеев смотрел очень внимательно.
Сквозь пыльные бугры, обложившие щеки и глаза, проступала минувшая красота. Когда-то этот человек был красавцем. Надменные скулы, серые глаза, волосы волной ото лба. Неужели он раньше брил голову?
Корнеев поразмышлял немного.
Это был тонкий момент: он не знал ни одного человека, кто бы брил голову, имея такую шевелюру.
Еще у Мостового была латиноамериканская бородка с усиками. Это тоже новшество, судя по всему. Раньше так не носили.
Мостовой скривился, словно у него заболел зуб. Это еще больше усилило выражение брезгливой усталости, видимо, не сходящей с его лица никогда.
– Слушайте, – разлепил он губы. – Давайте побыстрее. Я сюда приехал, кстати, мне здесь неудобно. Зачем вам именно здесь приспичило встречаться?
– Я потом объясню, – сказал Корнеев.
– Знаете, еще при советской власти меня пытались завербовать ваши коллеги… Чтобы я стучал… Но они приглашали к себе, у них были явочные комнаты… У вас тоже есть явочные комнаты?
– А как же.
– Шлюх туда таскаете?
– Как можно? Осведомителей.
– Для такой ерунды занимаете ценную жилплощадь?
– Почему ерунды? Вовсе не ерунды. Иногда надо организовать слежку.
– За шпионами?
– И за шпионами. Вы думаете, шпионы не существуют на самом деле?
– И что же? Вы в окно за ними следите, что ли?
– И в окно. И за стенкой слушаем.
– Фу! Какая все-таки грязная профессия!
Корнеев поиграл желваками.
– М-да… – Мостовой помолчал, потом вздохнул. – Я два часа стоял в пробке на Рублевке. Невозможно стало ездить. Невозможно! Но я приехал. Пошел к вам навстречу. Давайте начинайте. Что вы там принесли в своем дешевом портфеле?
У Корнеева дернулся глаз, но он ничего не сказал. Наклонился над портфелем, вытащил оттуда пластиковую папку.
– Вот, Александр Витальевич, – сказал он, тихонько положив папку на колени. – Теперь у вас не получится отвертеться.
– Да что вы? Мне это говорят всю жизнь.
Теперь глаз Корнеева блеснул, как у золотого бурятского шамана.
– У нас есть заключения ученых, физиков. О том, что это дешевый плагиат, которому от силы лет пятнадцать. Есть данные наблюдений и, главное, есть статья в газете и заявление в милицию. Целый год работы. Привлечь вас можно сразу по нескольким статьям.
– У нас с вами сцена из «Золотого теленка». Вы читали? Вы вообще, читаете что-нибудь, кроме доносов? Делать вам нечего, лучше бы ваших шпионов ловили. Или взяточников, – сказал Мостовой. – А что касается заявления… Это кто же такой смелый?
– Лидия Беленькая.
На кислом пресыщенном лице Мостового впервые появилось что-то вроде любопытства.
– Может, выпьем? – спросил он.
– Я не буду, – сказал Корнеев. Он брезговал пить в этом доме.
– А я выпью… Опохмелюсь с вашего разрешения… – Мостовой встал, подошел к столику с шаманом – столик оказался шкафчиком – пошарил там, достал початую бутылку коньяка и жадно выпил из горла. – У-ух… Слушайте, дорогущий клуб, закрытый, вип-место полторы штуки баксов за ночь. А спиртное бодяжат. Это нормально, по-вашему?
– Я в такие места не хожу.
Мостовой равнодушно взглянул исподлобья.
Вернулся на место, такой же кислый, несмотря на алкоголь.
– Ну что за методы тридцать седьмого года, – сказал он.
– Да уж ладно уж, – иронично отозвался Корнеев.
– Нет, но она-то почему? Она-то ни при чем.
– Да что вы?
В глазах Мостового снова мелькнула тень интереса.
– А вы ее выбрали… Почему вы ее выбрали?
– Девушка с высшим образованием.
– Не надо ля-ля. Девушка с высшим образованием. Я знаю, почему вы ее выбрали.
– Все-то вы знаете… Я хотел спросить…
– Валяйте.
– Вам передали полномочия в Кишиневе?
Мостовой вдруг замолчал, раздумывая. У Корнеева заныло под ложечкой.
Не может быть, чтобы все так бездарно кончилось.
Не может быть.
– Да. В Кишиневе, – сказал Мостовой.
Фф-ф-фу-у-у-у…
– Чего это он вас выбрал?
– Я был его любовником.
– Вы голубой? Я не знал.
– Я бисексуал.
– Он тоже был бисексуал?
– Он был пресыщенным человеком…
– А ему кто передал? Отчим?
– Я не спрашивал.
– А он объяснил, почему нельзя рассказывать, если прослушал лекции?
– Нет.
– Но, Александр Витальевич, как это возможно? Семь лекций по два часа. Неужели там все слова не такие, как у нас? Если вы утверждаете, что это код, как можно не сказать его хотя бы случайно? В обычном разговоре обычному человеку?
– У меня случай был, – сказал Мостовой. – Я печатал письмо. Одной цыпочке. И напечатал: «Твои красные трусики с кружевами». И в этот момент компьютер навернулся. Я его перезагрузил, снова начал печатать. Написал: «Твои красные трусики с кружевами», компьютер снова вырубился. В общем, мне потом объяснили, что полетели какие-то БИОСы. И на этих словах теперь всегда будет происходить сбой.
– И что?
– А то. Бывают слова, вызывающие сбой. Бывают также слова, вызывающие настройку, ну, типа «Отче наш» или, там, «Хари Кришна». Слова, вообще, чудесная вещь… И если кто-то случайно произнесет: «Твои красные трусики с кружевами», что с ним произойдет? Вы отслеживаете таких людей? Откуда этот человек узнает, почему с ним что-то произошло? Может, он мой код произнес? И помер.
– А вы-то чего не помираете?
– А вот так все устроено.
– Нет, ну объясните. Вы говорите про эти трусики с кружевами и не помираете. Почему?
– А потому же, почему не помирает тот, кто сидит за компьютером, понятно? Компьютер наворачивается, а печатающий нет.
– Ах, вот как.
– Ах, вот как. Долго будем за жизнь болтать? Или примемся за дело?
– Давайте примемся.
– Но прежде чем примемся, я хотел бы сообщить одну вещь, – сказал Мостовой. – Эта Лидия Беленькая не посещала мои лекции.
– Ну, как не посещала, Александр Витальевич? Посещала. Она продала дом за сто двадцать тысяч долларов, принесла деньги вашей Гришаевой, ее записали в вашу синюю тетрадку. Как не посещала? Все это сделала и не пришла, что ли?
– Вы вломились на Спортивную слишком быстро. Гришаева испугалась и не успела зачеркнуть запись.
– А зачем ей зачеркивать запись?
– А затем, что эта Беленькая пришла без денег.
Корнев недоверчиво улыбнулся.
– Да-да.
– Александр Витальевич, она продала дом за сто двадцать тысяч долларов, потом сходила к вам, а потом стала жить, как и жила – жизнью бедного человека. Никаких следов денег.
– Я знаю. Она все рассказала Гришаевой. Она продала дом грузинам.
– Супругам Микава.
– Да. Надежные люди, снимали у нее дом. Потом согласились купить. А потом подсунули куклу.
– Куклу? – протянул Корнеев. – И она эту куклу хотела подсунуть вам? Да бросьте вы.
– Слушайте, она продала дом, чтобы у нее были деньги на жизнь. Не собиралась она посещать мои лекции. Понимаете? Не собиралась вообще. Она в них не верит.
– Да я с ней на лестнице столкнулся! Лицом к лицу.
– Ну, я так понимаю, она возлагала на эти деньги огромные надежды. Хотела поменять жизнь, приодеться, машину купить, на курорты съездить. Но ее обманули, она осталась ни с чем. И она пришла ко мне за ответом.
– Каким ответом?
– Почему одним везет, а другим нет, – гордо сказал Мостовой и вдруг расхохотался. – Надо знать, какая дура Гришаева, чтобы представлять сцену в лицах.
– Ваша Гришаева глуповата, согласен.
– Дальше – больше. Эта Беленькая стала вопрошать, почему я не помогаю несчастным людям. Не служу человечеству, ха-ха. Гришаева еле ее выставила. А потом вы ворвались.
– Забавно… Впрочем, может быть. Она ведь неудачница.
– Вот поэтому она единственная, у кого не получилось, – гордо произнес Мостовой и теперь почесал не зад, а яйца.
– Не понял?
– Все вы поняли! У вас был большой выбор. А вы выбрали ее. У остальных-то все получилось. И уж тем более, они не стали бы ничего писать.
Только сейчас Корнеев вдруг осознал, что они находятся на самой верхушке Москвы. Течет воздух вокруг волшебной башенки. Облака, шумы, автомобильные выхлопы огибают их стены и плывут дальше, вон из города. Здесь очень грязно, и пахнет старыми коврами, но ведь была когда-то элегантность во всей этой истории, как была она в этом человеке с брезгливой миной. Просто теория выигрыша высосала его до дна, и в итоге погубит.