– Все пропало! Все прахом пошло! Голая осталась и босая! Караул, сограждане!
Ей, кроме толпы зевак из окрестных домов, внимали еще целых три чиновника – окружной полицейский капитан, страховой агент и налоговый инспектор, – внимали терпеливо, как и должно, если права гражданки Свободной Республики Эббо так святотатственно нарушены. Ибо даже неурочный ранний час не есть причина, чтобы оставить происшествие без внимания.
– Не уберегли! – гортанно ревела Мама Мура. – Не уследили за бандитами и шпионами! Да где это видано, чтобы в честное законное заведение врывались средь ночи проходимцы всякие, устраивали смертоубийство, погром и поджоги?!
– Ы-ы-ы-ы-ы… – горестно тянули шлюхи. – У-у-у-у-у!
– Куда мы катимся, господа хорошие? Куда? Где наши доблестные стражи порядка? – вопрошала женщина, протягивая в мольбе руки к господину капитану. – Почему не защитили нас, несчастных, почему не спасли наши жизни и имущество?
– Но, сударыня, никто ведь не погиб…
– А вы хотели, чтобы дымящиеся руины покрылись изувеченными девичьими телами? Да? – возмутилась Мама Мура. – Смерти нашей желаете, изверги-кровососы? Кабы не мужская похоть, кабы не погибель женской чести от вашего брата, то, может, и не было бы на свете ни единой публичной девушки!
– И-и-и-и-и! – дружно подхватили вопль жертвы вековечной мужской похотливости.
– Найдите! Найдите негодяев в масках, учинивших преступление! Накажите их! Прекратите бесчинства! – голосила бандерша.
Полицейские как раз откопали среди развалин сильно обгорелый труп. Уложили на носилки и поднесли к погорелицам на предмет опознания. Убитые горем девицы, разумеется, стали тут же в обморок валиться, одна только Мама Мура недрогнувшим голосом молвила:
– Удазик это. А точнее, Удэйз ир-Апэйн – мой бывший жилец и ролфячий шпион. Виновник всех бед моих. Это его убийцы мое заведение подпалили.
– Точно?
– Уверена. Ботинки его. И вообще… похож, – брякнула бандерша и отвернулась.
– И-и-и-и-и-и! Бедненьки-и-и-и-ий! – стенали чумазые девушки.
Труп унесли.
– Вы утверждаете, что это был умышленный поджог? – тут же встрял страховой агент.
– А то вы не видите? Все, как в документе, в точности. – Мама Мура обмахнулась драгоценным полисом, точно веером. – Умышленный поджог, учиненный в ночное время. Спросите кого угодно, вот кого захотите, того и допрашивайте.
Женщина указала в сторону толпы свидетелей из числа жильцов соседних домов, готовых под присягой подтвердить, что своими глазами видели, как злоумышленники предавали огню дом номер 7. Всех их без исключения грела мысль о том, что наглым страховщикам, бьющимся за каждый лейд, придется теперь раскошеливаться. Поджог налицо – платите денежки!
Агент сник под кровожадными взорами обывателей.
– Господин Дюрн, разве я не платила взнос вовремя и в срок? Так что теперь не юлите, – припечатала его бандерша. – Все сгорело! Все сожгли, выродки.
– И учетные книги тоже сгорели, надо полагать, – съехидничал налоговый инспектор.
– А вот и нет! – взвилась женщина.
Подозрение в самом тяжком преступлении против законов Конфедерации вывело ее из себя окончательно. Обгорелое перо в прическе гордо взметнулось ввысь.
– Да я жизнью рисковала! Спасала из огня документы, девок выводила, осталась в чем была, а он смеет обвинять меня в преднамеренном сокрытии отчетности?! Ах ты ж морда бесстыжая! Да я к бургомистру! Да я… я к президенту пойду! Люди! Вы слышали? Нас, несчастных погорельцев, еще и обвиняют в чем-то!
Тщетно пытался покаяться в нечаянности своего грязного предположения злополучный инспектор. С Мамой Мурой шутки плохи, когда она входит в раж. А содержательница борделя разошлась не на шутку.
Выхватив у бедняжки Нахиэ чудом спасенную из огня нижнюю юбку небесно-голубого цвета, Мура вознесла ее над своей головой, точно победный стяг.
– К президентскому дворцу, сограждане! Мы не дадим себя в обиду! Мы – не просто граждане Эббо, мы… – И сделала эффектную паузу, чтобы все могли рассмотреть и запомнить ее монументальную фигуру во всех подробностях. – Мы – налогоплательщики!
И клич ее был подхвачен сотнями глоток:
– Взяточники! Шкуродеры! Справедливости! Долой чиновничье ворье!
– Расскажем президенту всю правду!
– Налогоплательщикам – честную власть!
– Мы – не наложницы! Мы – платим налоги!
Еще курился дымок над руинами сгоревшего борделя, а огромная толпа народа, громко скандируя свежесочиненные лозунги и призывы, уже двигалась по улицам к президентскому дворцу. И в нее вливались людские ручейки – домохозяйки в халатах и чепчиках, клерки, кто в сюртуках на голое тело, а кто и в шлафроках, голопузые лавочники, ремесленники в подштанниках и подмастерья в исподних рубашках. А впереди всех, в авангарде из погорелых шлюх, шагала Мама Мура в рваном бархатном корсаже, одной рукой прижимая к груди учетную книгу и страховой полис, а другой – размахивая своим голубым «знаменем». Стрелять в полуголых безоружных людей ни полиция, ни президентская охрана так и не решились. Хотя бы потому, что господин президент Фальорк тоже вышел к народу в кружевной ночной сорочке и в колпаке с кисточкой.
– Что случилось, дорогие сограждане?
Мама Мура, насупив бровь, грозно бросила в лицо власть имущему:
– Низы больше не хотят! – и взмахнула нижней юбкой.
Зря, что ли, ее умным словам научил студиозус-философ?
В Индару вместе с рассветом пришел новый день, бурный и необычный, но никто из собравшихся перед дворцом еще не подозревал, что прямо на их глазах переворачивается очередная страничка Истории.
Джона и Эгнайр
А «щеночек»-то оказался зубастенький! Умильный такой, славный обаяшка, но не из тех тихонь, кто отнесется равнодушно к оставленной без присмотра туфельке. Пока не изжует, не изгрызет, пока не устроит полный разгром, не успокоится. Потому что зубки чешутся и в крови кипит охотничья страсть, а к порядку не приучен. Собачьи аллегории, не более. Почти в шутку.
Со стороны, наверное, казалось, что путешествующая дама не в меру увлеклась обаятельным юношей, так восторженно они щебетали всю дорогу до границы. Сначала вежливо и куртуазно, как и подобает случайным попутчикам, но с каждым лайгом дороги проникаясь друг к другу очевидной приязнью. В общем-то Джоне, бывшей придворной даме, не составило никакого труда обаять молодого человека, расположить его к себе. А если быть точными, то пустить пыль в глаза. «Брандовой выделки дамочка!» – смеялся императорский сват, лорд Джафит, намекая на воспитанное супругом умение Джоны обаять каждого встречного-поперечного и вычислить его полезность в будущем. Конечно же, юноша Эгнайр зачаровал леди Алэйю, она же шуриа, как-никак. Но умный студент, словно солнечный зайчик на стене, все-таки лишь отблеск восхитительной силы светила – Вилдайра Эмриса. Отражение, загадочный блик, удивительная находка, но не сам Священный Князь, нет, совсем не он.
Шуриа живут в двух мирах, но они не пытаются смешать мир духов и мир живых людей воедино, ибо для каждого существуют свои законы и правила. Кокетничая напропалую с молодым человеком, Джона перво-наперво искала выгоду, которую можно извлечь из нечаянного знакомства. Если оставить в стороне искреннюю сердечную благодарность Хозяину Архипелага за покровительство Идгарду и Шэррару, только во имя которой и нужно вернуть волчонка в стаю, то шкурка щеночка все равно стоила немало. Не золотом по весу и не для врагов Вилдайра Эмриса предназначалась эта цена, но шуриа очень сильно рассчитывала на ответную благодарность Священного Князя Ролэнси, когда тот заполучит… О да! Джона готова была поклясться собственной душой, что Эгнайр Акэлиа его прямой потомок – внук или правнук. Наследник не титула и власти, но рода и чести великого вождя ролфи! Звучит!
«Нет, малыш, я тебя не упущу из виду и не дам снова потеряться, – мысленно посулила лукавая шуриа. – Я принесу тебя в зубах Вилдайру, чего бы мне это ни стоило. За мной должок, и я его верну с процентами».
Под должком подразумевалась спасенная от петли шея Грэйн. Если и обязана была Джойана Алэйя ролфийскому князю, то лишь за эрну Кэдвен.
«Я дам тебе мальчика, а ты мне… скажем, голову Рэналда Конри», – сладко мечталось Джоне в легкой дорожной дремоте. Но между полуприкрытыми веками шуриа нет-нет да и проскальзывала холодная змеиная блесточка, похожая на одинокую снежинку в синеве морозной ночи. За этими щеночками глаз да глаз нужен.
Джоне не единожды доводилось пересекать границы между государствами, а было время, когда они с Брандом катались к конфедератам по нескольку раз в году. И всегда пограничные заставы между республиками выглядели самым мирным и спокойным местом на свете. Парочка обленившихся солдат и подвыпивший офицер, который одним глазом смотрел в паспорта, а вторым – на дно бутылки или кувшина, – вот и вся защита границ. И самой большой опасностью для путешественников становился здоровенный барбос, честно облаивающий каждую карету, ибо возница с кнутом – его злейший и естественный враг.
Но Идбер встретил дилижанс из Эббо вовсе не благостной леностью служивых и мерным поскрипыванием шлагбаума, как ожидала Джойана. Такого количества идберранских солдат она не видела со времен штурма форта Шила. И ладно бы только пехотинцы, но драгуны-то здесь к чему?
Впрочем, и на стороне Эббо тоже от военных не протолкнуться было. При этом служивые союзнических армий взирали друг на друга без всякой приязни. Дух недоверия витал над границей.
Стоило дилижансу проехать под шлагбаумом и остановиться, как его окружили со всех сторон идберранцы в синих мундирах.
Дверцу распахнул мрачный, как зимнее море, лейтенант и скомандовал:
– Предъявить документы и багаж для досмотра!
Ни «добрый день», ни «господа», ни каких-то других вежливых слов приветствия испуганные пассажиры так и не дождались.
Эгнайр Акэлиа оказался единственным обладателем идберранского паспорта и был пропущен с миром и без препятствий. Остальных путешественников ждал тщательный досмотр, а Джойн Элир – еще и суровый допрос.