Он так зримо представил себе будущий парк, что даже словно бы вдохнул в себя в этот миг крепкий лесной воздух и услышал глухой стук яблока, упавшего в траву…
Алеша, более прозаично относившийся к жизни, резонно заметил:
— Надо сперва отыскать такой вот пустырь. А то ведь, кажется, все кругом уже застроено…
— Что верно, то верно, — сказал Егор, сразу же вернувшись из страны мечтаний.
Он снова склонился над старой тетрадью. Исписанные страницы как бы раскрывали перед ним лицо родного города. Вот запись о новогоднем вечере в школе, о начале строительства часового завода, об экскурсии старшеклассников в Ленинград, об открытии нового театра…
Последняя запись сделана перед самой войной, 15 июня 1941 года:
«Скоро окончу школу. Кем быть? Все время думаю об этом.
Кем быть? Все наши ребята только и говорят об этом. Есть такие счастливцы, которые сумели что-то выбрать, а вот я не знаю, что мне выбрать. Может быть, стать геологом? А может быть, отправиться куда-нибудь в тайгу строить новый город, которого еще нет и никогда не было на карте? Не знаю. Подумаю хорошенько, все продумаю и решу».
Егор снова посмотрел на портрет юноши. Вадим улыбался ему. Вадим считал когда-то, что еще есть время, чтобы решить, какой выбрать себе путь…
А времени-то уже не было. Ничего не осталось. Не прошло и месяца, как Вадим ушел на фронт и погиб, так и не осуществив ни одного своего желания…
Все трое долго сидели в молчании, думая каждый о чем-то своем.
Потом Петр Петрович сказал:
— Пошли в сад, я покажу вам мои цветы…
Цветов было много, всяких: маргариток, анютиных глазок, садовых незабудок, золотых шаров, ноготков…
Куда ни глянь, всюду алели, голубели и белели цветы.
— Осенью я собираю цветочные семена и рассаду и раздаю школам, детским садам, клубам, — сказал Петр Петрович.
— Дайте, пожалуйста, нашей школе, — сказал Егор. — Мы посадим их, и весной у нас во дворе тоже будут клумбы с цветами.
— А мы будем по очереди дежурить, — тут же вставил практичный Алеша.
Петр Петрович произнес задумчиво:
— Когда-то был один мальчик, который тоже мечтал, чтобы в школьном дворе росли цветы, много цветов…
— Какой мальчик?
— Митя Воронцов.
Митя Воронцов… Это имя было известно каждому живущему в городе. Одиннадцатилетний мальчик, приехавший с матерью из Ленинграда, стал во время войны активным участником в борьбе партизан против фашистов. Митю не могли поймать, но в конце концов схватили, и он погиб смертью героя.
Имя Мити Воронцова было присвоено школе, в которой учились Егор и Алеша.
Егор не мог скрыть своего удивления.
— А вы знали Митю Воронцова лично?
— Хорошо знал, — помедлив, ответил Петр Петрович.
— Расскажите о нем, какой он был, — попросил Алеша.
— Да, пожалуйста, — добавил Егор. — Расскажите! И еще о партизанах, ведь вы же знали всех…
— Ну, не всех, а некоторых.
— Все равно расскажите…
Петр Петрович подумал немного.
— Ладно, расскажу, но только в следующий раз, ребята. Согласны?
Егор и Алеша переглянулись и ответили дружно:
— Хорошо, в следующий так в следующий…
Глава четвертая, в которой героем дня становится Кузя
Володя, старший брат Егора, учился в Москве, в художественном институте. Недавно он прислал письмо, в котором написал о том, что собирается на каникулы приехать домой.
Папа и мама Егора и сам Егор ждали Володю со дня на день, а он все не ехал. Мама испекла любимый Володин пирог — песочный, с вареньем и с корицей; пирог стоял на столе, прикрытый марлей. Егор ходил мимо, вздыхал; скорей бы приехал старший брат, тогда и за пирог можно будет приняться…
Телеграмма от Володи пришла под вечер.
«Приеду сегодня», — коротко сообщал Володя.
С самого утра шел дождь, небо было затянуто тучами. Дождь стучал по крыше, бил в стекла, и Егор незаметно для себя уснул, хотя и обещал сам себе не спать, обязательно дождаться брата.
Когда он проснулся, в столовой уже горел свет, звенела посуда, слышались громкие веселые голоса. Егор мигом оделся и бросился в столовую.
Володя сидел за столом и уже занес было руку, чтобы отрезать кусок пирога. Увидел Егора, опустил руку. Широко улыбнулся.
— Проснулся наконец-то!
Володя казался неузнаваемым.
Егор смотрел на него и дивился. Кажется, встреть его на улице — не узнал бы!
Был Володя раньше худеньким, невысоким, с очень розовыми щеками. Когда учился в школе, его дразнили девчонкой. Володя искренне обижался:
«Я же не виноват, что у меня такие щеки…»
А теперь за столом сидел плечистый дядя, с бородатым лицом и смеющимися глазами.
Встал из-за стола — ростом чуть ли не под потолок.
— Ну, братишка, рассказывай, как поживаешь.
— Хорошо, — ответил Егор, уже не глядя на брата.
Только сейчас он заметил сидящего возле Володи узкоплечего, темноволосого парня. У парня было смуглое маленькое лицо, которое казалось еще меньше от больших очков в толстой оправе.
— Это мой товарищ Костя Семечкин, — сказал Володя. — Знакомься, Егор.
Егор сказал:
— Здравствуйте…
Костя наклонил голову и ответил:
— Здравствуй. Давай на «ты». Идет?
— Идет, — ответил Егор.
Дождь стучал в стекла все сильнее, тоскливо завывал ветер, а здесь, в комнате, было тепло, уютно; над чашками вился душистый пар, пахло пирогом и вареньем, и мама, улыбаясь, глядела на Володю, глаз с него не спускала. И папа тоже то и дело поглядывал на него и посасывал давно погасшую сигарету.
— У нас с Костей было полным-полно приключений, — рассказывал Володя. — От Москвы мы ехали пароходом. Слезли в Чувихино, чтобы пересесть на катер, а на пристани, глядим, какой-то лодочник сидит и радостно так нам сообщает: «Переменили расписание, теперь жди катер только утром».
Что делать? А тут дождь надвигается, и холод собачий. Хорошо, Костя посоветовал: «Давай, говорит, попросим лодочника, чтобы довез нас». Мы попросили, а он ни в какую. Странный такой мужик. Только мы от него отвалились — раз не желает, чего ж тут поделаешь? — а он вдруг совершенно неожиданно: «Ладно, ребята, поехали…»
— Зато и вымокли же мы! — добавил Костя.
Потом Володя принес из коридора свернутые в трубку холсты:
— Мои последние работы…
Он развернул сперва один холст; Егор увидел совершенно пустынное поле, тяжелые облака клубились в небе, а в конце поля одиноко гнулось книзу дуплистое дерево с ветвями, опушенными редкой листвой.
— Это я на Байкале был, вместе с Костей, — сказал Володя. — Костя меня устроил рабочим в их экспедицию, там я здорово поработал, привез много этюдов.
Он развернул другой холст.
— Это я писал в Москве.
На холсте был нарисован дом: двухэтажный, розового цвета, с красной крышей. Окна маленькие, неяркие. Над окнами резные наличники. Ни дать ни взять игрушечный домик.
— Таких домов в Москве становится все меньше, — пояснил Володя. — Это я как-то бродил в Замоскворечье, увидел этот особнячок, даже остановился. Нет, думаю, такую красоту, нельзя не написать. Просто невозможно!
По правде говоря, Егору больше понравилась картина, которую Володя привез с Байкала. Но он не желал обидеть брата, потому и хвалил обе картины: и ту, что нравилась ему, и розовый московский домик.
— Отдохни-ка немного от своей мазни, — сказала мама.
Володя покачал головой.
— И не подумаю. Буду ходить на этюды, у нас здесь такие виды, так и просятся на холст!
Егор сказал смущенно:
— Нарисуй меня.
— Почему же нет? Постараемся…
— А вы… а ты тоже художник? — спросил Егор Костю.
— Нет, я геолог.
— У него интересная работа, — сказал Володя. — Каждый год он ездит в экспедиции, в тайгу, в тундру…
— Вы что же, окончили университет или институт? — вежливо поинтересовался папа.
— Нет, я на третьем курсе института.
Володя обернулся к Егору:
— Ну, а ты-то как поживаешь?
— Я же сказал же тебе, что хорошо… — Егор подумал немного и добавил: — Я повесть пишу.
Володя подергал себя за бороду.
— Вот как?
— Я давно, — ответил Егор. — Я все время что-нибудь сочиняю.
— Это хорошо, — серьезно заметил Костя.
Егор хотел было рассказать, о чем он пишет, что это за повесть и о чем хочет еще писать, и еще ему хотелось узнать от Володи, почему это он говорит «я писал», а не «я рисовал», и еще — зачем это он отрастил себе такую бороду, ведь без бороды удобнее, с нею просто-напросто жарко, но тут мама решительно заявила:
— Давайте-ка, друзья, ложитесь спать, не теряйте зря времени!
Володя с Костей отправились в светелку под чердаком, и Егору, которому спать совсем не хотелось, тоже пришлось идти к себе в комнату.
Лежа уже в постели, Егор вспомнил, что так и не успел попробовать пирог. За разговорами совершенно забыл…
После дождливой ночи утро выдалось теплым и ясным. В голубом, хорошо промытом дождем небе — ни облачка. Светило большое солнце, пели птицы.
Егор проснулся, выбежал во двор, увидел: Володя и Костя, стоя друг против друга, занимались утренней зарядкой. Размахивали руками, гнулись до самой земли, поднимали ноги, а потом стали бегать по двору, и за ними бежал Кузя, громко, восторженно лая.
Потом Володя стал медленно ходить, глубоко дыша и плавно раскидывая руки, и Кузя тоже перестал бегать.
— Сейчас позавтракаем и пойдем к замку, — сказал Володя.
— И Костя тоже? — спросил Егор.
— И Костя, и, если хочешь, ты с Кузей.
— Конечно, хочу! — воскликнул Егор. — Пойдешь с нами, Кузя?
Кузя оглушительно громко залаял.
— Еще бы не пойдет, — сказал Костя.
Развалины «замка» находились на самой окраине города. Вернее сказать, это был никакой не замок, а просто обломки большой, некогда благоустроенной и богатой помещичьей усадьбы.
Но окрестные жители с чьей-то легкой руки окрестили усадьбу замком, и так оно и осталось на все времена.