Включаю «плей» и протягиваю Варламову телефон. Лука замирает, смотрит на экран.
–Да Лука тут решил чпокнуть сестру Вершинина, прикинь? Наш батя решил подобраться к врагу с неожиданной стороны, – раздается голос Остапа.
Дальше парни взрываются смехом, а на фоне звучит танцевальный трек. Я знала наизусть. Каждую фразу, вырывающую по клочку из моей груди гордость и уверенность в себе.
– Ты серьезно? Сестра Вершинина? – о, а это наш Нейман. И Варламов тоже узнает его голос. Вижу, как каменеют черты лица, как он весь напрягается, становится черным как туча.
Он выхватывает из моих рук гаджет. А я с замершим от предвкушения сердцем жду, когда он услышит свой голос. Когда поймет, что я знаю все. Чувствую себя садисткой, но буду лгуньей, если не признаюсь, что мне дико хочется увидеть если не боль, то хотя бы смятение в его глазах.
– Давить на врага можно разными способами, верно? Ведь что может быть хуже, когда имеют твою женщину?
Вот оно. Полный экстаз. Именно то мгновение, за которое не жалко пройти снова весь тот ад, что я проходила изо дня в день все полгода жизни.
Боль, злость на себя. Он на меня смотрит, а сам себя поедает. Вижу, как плохо ему, и знаю, что он сейчас чувствует. Молчит, продолжая слушать голосовое. А там ведь дальше самый смак.
– Варламов совсем с катушек слетел с этим Вершининым, – это говорит Марат. Бывший боец Варламова.
И при звучании этого голоса Лука удивленно пялится на телефон.
–Вы видели эту телку? Да там маленький рыжий кабан. Не знал, что Лука у нас стал любителем сала, – идиотский смех как вишенка на этом торте уродства.
– Видать сильно приперло то его, раз на такое решился, – а это дружок Неймана, Остап.
– Так все, закругляйтесь, – последняя фраза в записи принадлежит Илаю. Хотя бы его совесть замучила.
Воцарившаяся в комнате тишина как предвестник самой огромной беды. Он поднимает на меня глаза, смотрит в неверии, молчит. А я не хочу молчать, я хочу, чтобы он говорил. Пусть скажет мне хотя бы что—то. Я нарушаю тишину первой.
– Да, там была не свинья, а рыжий кабан. Прости, я ошиблась.
Варламов словно только что в себя приходит.
– Что это за дерьмо?
– Это ты и твои друзья. По всей видимости, вы отдыхаете в клубе. Ты не узнал? Давно было…
Он сжимает в руках телефон, и я клянусь, слышу хруст пластика.
– Эй, гаджет тут не причем.
– Я не слышал этого разговора…
Он отворачивается. А спустя несколько мгновений снова ко мне возвращается.
– Ослик, слушай, это все полная хр*нь, – Варламов нервничает. То и дело сбивается, и так севший голос вдруг вовсе теряет звучание. – Мои слова – я и не думал так никогда. Понятия бл*ть не имею, на кой х*р ляпнул все это.
– Бывает, Варламов…
Не вижу смысла продолжать разговор. Хочу уйти. Но когда я делаю шаг, намереваясь выйти из комнаты, он ловит меня за руку.
– Сюда иди..
Дернув на себя, в плечи мои вцепляется, так, чтобы глаза в глаза.
– Послушай меня внимательно. Хоть убей, я не слышал этих слов. Ни про кабана, ни про остальное. Ты должна понимать даже по записи, они говорили без меня…
Он осекается. Сглатывает тяжело.
– Из—за этой записи ты тогда так вела себя? – хмурится так, словно только что дошел до этой мысли. – Во дворе у Глеба, когда послала меня. Поэтому с Оскаром осталась?
Я молчу. Горло сдавливает удавкой от предчувствия беды. Он ведь сделает это. Рассыплет в прах парой фраз все мои доводы, все, за что я цеплялась, взращивая в себе злость, отгораживая его от себя. И сейчас, если Лука лишит меня этого, докажет, что он не думает так – я буду разбита.
– Кто дал тебе эту запись?
На губах что—то мокрое. Провожу ладонью по лицу – слезы. Злюсь на себя.
– Есть разница?
Мой ответ вводит его в ярость.
– Есть бл*ть! Буду знать, кому башку открутить! Это же крыса, в моем клубе!
Он отпускает меня, отходит на пару шагов, отворачиваясь. Все, что его волнует – крыса? Мне смешно.
– Рома дал. А ему Марат, твой бывший…
– Твою мать, – засмеялся Варламов, обернувшись ко мне на мгновение. – Тогда ясно, откуда ветер дует. Нашла, кому верить! Он на бабки встрял из—за наркоты, а я его лесом послал из клуба. Вот он и пошел к Роме, продал эту х*рь. Вот мудак, конченый. Это ж надо, писать разговоры парней…
Подойдя к окну, берет пачку сигарет и закуривает одну. Нервный весь, напряженный. Вижу, как сильно задело его услышанное. Пялюсь на его спину, на напряженные мышцы шеи, а у самой под кожей зудит от желания прижаться к нему. Послать все это к черту и просто быть рядом. Как несколько минут назад, в постели. Просто вдыхать его запах и не думать ни о чем. Как бы это ни было странно – с ним не болит. Когда он рядом, все мои раны немеют.
Может, он прав. Мог ведь Варламов не слышать той ужасной половины разговора. Да и самые обидные слова не он говорил. Но с другой стороны…
– Я была уродлива. И эта правда… – эта мысль слетает с губ. Звучит на всю комнату, имея эффект разорвавшейся бомбы.
Он резко поворачивается ко мне, режет острым как клинок взглядом. Выругавшись себе под нос, яростно тушит сигарету и ко мне срывается.
– Ты с ума сошла, Ослик?! Совсем мозги своими диетами посадила?! Да я с первой встречи хотел тебя как умалишенный! Я на твои сиськи смотрел и еле сдерживал себя, чтобы не мацнуть мимоходом. Знал что по рукам бы мне зарядила, – он опускает красноречивый взгляд на мою грудь. А я почему—то краснею от его слов.
– Раньше в ладони не умещались, а теперь сжать вот так могу… – руку протягивает и грудь мою сжимает. Отталкиваю его руку, оцепенев от такой наглости. А ему хоть бы что. За плечо меня хватает и к себе прижимает, к груди своей.
– Ты ох*ренная, – произносит с такой нежностью болючей в голосе. Ладонью по лицу моему ведет, волосы убирая. – Я тебя сожрать готов был, каждый сантиметр тела твоего. Грудь твою, животик, попку… – а глаза у самого красные, воспаленные. Больно ему, и от этого мне тоже больно.
– Я за твою попку мать родную продам, – улыбается тепло, в глаза мои всматривается. А потом вдруг злиться начинает снова. – А ты сидишь и изводишь себя диетами? Как ты вообще могла такое сотворить?! Веришь всякому бреду! Что ты там услышала? Да я бы в жизни ни одной п*дле не позволил бы сказать так про девчонку. Даже если бы это не ты была. А за тебя так урою любого, – кривится.
– Мразь эта, Рома поплатиться еще… Он и брата твоего завалил!
– Не только он.
Лука замирает. Опускает на меня напряженный взгляд.
– Это Оскар. После того как я ушла из клуба, поехала домой. Он узнал, что мы были вместе… И сегодня сорвался…
Варламов глаз с меня не сводит, но я знаю, что следующие мои слова снова разбудят зверя. Но мы ведь честны друг перед другом теперь…
– До этого Оскар меня не трогал. А сегодня словно с катушек слетел, кричал, грозился тебя убить если я хотя бы увижусь.. – при одной мысли об этом горло сдавливает комом. Не могу говорить, пытаюсь переждать этот приступ.
– Вот мразь, – рычит Лука, сильнее прижимая меня к себе. Я знаю, он хочет успокоить меня, но я должна рассказать ему обо всем. А для этого лучше мне отойти от него.
– Стой… стой, – отстраняюсь, отхожу на пару шагов.
Варламову сложно держать себя в руках, но сейчас он понимает, насколько это важно для меня. Поэтому послушно остается на месте.
– Я нашла телефон Глеба в кармане у Оскара. С этого телефона шли сообщения мне, после того как Глеб исчез. Я думаю, его убил Оскар, а жениться на мне хочет из—за наследства…
Лука поднимает лицо к потолку, кивает собственным мыслям.
– Х*й ему, а не свадьба. Я сам завалю эту мразь, – он срывается в сторону коридора, но я встаю в проходе, перегораживая ему путь. С мольбой смотрю в его глаза яростные.
– Послушай меня, я умоляю. Давай уедем? – за футболку его хватаюсь, едва ли не плача. – Давай исчезнем отсюда, чтобы он не нашел нас. Ты и представить не можешь, на что этот человек способен. Он даже Глеба вокруг пальца обвел, а тот был лучшим стратегом…
Лука молчит. Словно столб каменный. А я руками его обхватываю, боясь что он в любой момент сорвется.
– Глеб доверял этому у*бку. Я обещаю, все будет хорошо.
Перед глазами пелена от слез.
– Нет, не надо… Когда Оскар закрыл меня в доме и угрожал что убьет тебя, я поняла одно… Я очень многое дала семье. В том числе и Глебу. Он помогал мне и я до сих пор готова сделать все, чтобы найти его или спасти, но я не готова больше рисковать тобой. Не лезь в это, Варламов…
Он молчит, в то время как глаза Луки смеются. Будто говорят, мол, ты сама слышишь, о чем просишь, Ослик?!
Я на грани. И Лука чувствует это. Мое состояние немного отрезвляет его.
– Иди сюда, глупая, – вдруг сменив гнев на милость, притягивает к своей груди, обхватив мой затылок ладонью. А я обхватываю его своими руками, упираюсь носом в теплую ткань футболки. Слезы на глазах, но боль стихает. Мало по малу уходит, оставляя после себя усталость.
– Моя ты, – шепотом в волосы, пока его теплые ладони мою спину гладят. – Хватит бегать. Нет у тебя братьев теперь, есть только я. Прими это как гребаный факт, Ия. И Глеба найдем, и никуда мы не свалим. Пассажир твой уедет, и только ему решать как далеко.
– Лука… – отстраняюсь немного, чтобы в глаза ему посмотреть.
А он улыбается так тепло, и волосы с моего лица снова убирает.
– Все будет хорошо, верь мне…
Если бы все так легко было… Качаю головой, пытаясь протолкнуть обратно подкатившую к горлу горечь.
– Я испорченная, я больная. Ты видишь какой я стала.. Разве нужна тебе такая, Варламов? – сквозь слезы смотрю на лицо его родное. На шрамик небольшой у нижней губы, на морщинки в уголках глаз, на мелкую россыпь бледных веснушек по щекам. Как бы я хотела, чтобы мы снова были вместе. Как бы я хотела довериться ему…
Он хмурится.
– Нужна, – твердо, со злостью.