И не собиралась я у него спрашивать. Улыбаюсь в ответ.
– Идем купаться?
Его бровь изгибается в немом вопросе. Удивлен. Но тут же согласно кивает, и, стянув с меня олимпийку, тянет за собой в сторону ванной.
Мы заходим в комнату. Лука замирает, опустив взгляд на свои руки. Они все в серой саже или мазуте.
Я не хочу, чтобы он размышлял, не хочу чтобы корил себя. Что бы там ни случилось – это неважно.
Подхожу к душевой и открываю кран на полную. Белый густой пар тут же заполняет пространство кабинки. Стягиваю с себя лямки платья, сбрасываю его на пол. Лука молчит, только взгляд его уставший, с каждый пройденным сантиметром по моей коже, темнеет.
Последнее, что я снимаю – бюстгальтер. Вот и он лежит на полу. Там, где и все мои страхи и обиды на него. Я отпустила все. Теперь есть только Лука и моя любовь. Она готова согреть его, успокоить, дать ему сил встать и идти дальше. Он – сильный, смелый. Варламов – титан. Но даже у такого как Лука есть минуты слабости. И в эти минуты я хочу придавать ему сил.
Тянусь к нему. Подцепив подол футболки, стягиваю через голову. Лука хмурится, но позволяет мне сделать это. Касаюсь его горячей кожи. Провожу по твердой груди, вниз, рисуя узоры.
Молчит. Наблюдает. Ждет, желая посмотреть, что я буду делать дальше. Я чувствую, как его дыхание становится частым и рваным. А когда я проскальзываю вниз, к ремню его джинсов, он вздрагивает еле заметно.
– Погоди, дай мне… – шепчет, касаясь моих бедер, но я не даю договорить. Закрыв ладонью его рот, в глаза его уверенно смотрю.
– Просто помолчи, ладно?
Тянусь ремню, и, расстегнув шлейку, снимаю с него джинсы.
– Ослик, я в пыли весь, грязный.. – произносит смущенно, когда я поднимаюсь.
Вместо ответа, губ его своими касаюсь.
– Быстро в душ, Варламов! Я не шучу!
Не даю ответить, толкаю под воду.
А он и не думает противиться.
Стоит послушно прямо под потоком. По рельефному телу вода течет. Залипаю взглядом на этом великолепии. Тянусь за бутылочкой геля.
Находиться с ним в маленьком закрытом пространстве, да еще и полностью нагой – то еще испытание. Моя грудь набухает, а низ живота наливается тяжестью. Тело отзывается от каждой брызги, отскакивающей от него.
Поднимаю глаза, и сердце замирает от представленной картины.
Усталый такой. Смотрит на меня с высоты своего роста. По щетине струйка воды скользит, ресницы его длинные, слипшиеся, с ума меня сводят…
– Ты не хочешь знать, что мы с ним сделали? – произносит хрипло так, устало, останавливая за запястье мою руку.
–Нет, – и это правда.
Его глаза светлеют. И в них сейчас благодарность плещется. Он всегда ведь оберегал меня, бросался на амбразуру. Из—за меня в тюрьму попал, из—за моей семьи. А я не хочу так больше. Хочу, чтобы счастлив был, чтобы знал, как сильно люблю. И что бы ни случилось, больше не откажусь от него. Любую беду его приму и своей сделаю.
Выпутываюсь из хватки его пальцев и к нему тянусь. Провожу ладонью намыленной по груди. Растираю мыло, глажу его кожу, не пропуская и сантиметра. Делаю это так тщательно, так заботливо, будто мать своего ребенка купает. И в груди у меня такая любовь к нему, что больно даже…
Лука стоит неподвижно. Так заторможено, с интересом наблюдая за моими движениями. Пока я усталость и грязь этой ночи с него смываю. Когда я опускаю ладонь к паху, он вздрагивает. Поднимаю глаза и встречаюсь с его. Смотрит в упор. Думает, засмущаюсь? Нет, я каждой его частичке внимание уделю. Провожу намыленной ладонью по стволу. Ловлю дрожь его тела. И в этом моменте намного больше интимного и трепетного между нами, чем в самом жарком сексе.
Он опускает голову мне на плечо и замирает. Чувствую, как его ствол от каждого касания пальцев становится все больше и тверже.
Скала огромная, титан, ищущий приют и защиту у маленькой слабачки. Эта мысль поражает меня так сильно, что по коже мурашки бегут.
Мой. Любимый. И плевать мне на весь мир. Плевать на то, что будет завтра. Главное, чтобы рядом был, а там и в самое пекло не страшно.
Вздрагиваю. Нежные, внезапные касания его сильных пальцев к моему лону сводят с ума. Он кружит по влажной плоти снова и снова. Подаюсь к нему, машинально сжимая ладонь на его члене. И когда он вводит в меня пальцы, с моих губ рвется стон.
Лука ловит его губами, проникая в мой рот наглым языком.
Замираю в растерянности, а он толкается в мою ладонь, прижимая меня к поверхности кабинки. И когда у меня уже не остается воздуха, я отстраняюсь несмело.
Он на пределе. Глаза черные, жадные. И слова сказать не успеваю… Варламов разворачивает меня к себе спиной, ладонью на поясницу давит, заставляя прогнуться.
Меня лихорадит. Обжигающе горячая вода льется по спине, больно ударяя по коже. Каждое касание, как удар плети. Но мне это нравится. Дикое сочетание с невыносимо нежными руками Луки.
Он пристраивается сзади. Чувствую как его головка прижимается ко входу. Лука ведет ей вдоль плоти, и обратно. Дразнит. А я к нему подаюсь, желая поскорее ощутить в себе.
Варламов за шею меня хватает, и к уху губами прижимается.
– Не боишься, что убил его?
Шепот горячий по коже скользит. Ничего не слышу, не понимаю. Все на что я сейчас способна – быть истекающей от желания самкой. Жаждущей только его член.
Толчок. На полную, в меня. Стон рвётся с губ, он кусает меня у мочки.
– Застрелил прямо в лоб.
Толчок. С ума схожу. Упираюсь ладонью о скользкую стенку. Снова и снова Пружина внутри меня невыносимо тугая. Он трахает так, будто в последний раз, будто убить меня хочет, порвать.
И когда я уже на краю того самого момента, чтобы искры из глаз, он вдруг замирает.
Я хочу зарычать на него, но Лука ладонью мой рот закрывает.
– Я сказал, что убил твоего брата, а ты трахаешься со мной… – сдавленный хрип вместо голоса с его губ рвется. – Ты все еще хочешь меня, Ия?
Что это? Гребаная проверка?
– Всегда – дрожу, когда его пальцы касаются клитора.
Ему нравится ответ. Я хорошая девочка. Я заслужила. И он дает мне это.
Толчок....
И лава по венам, вниз живота. Невыносимо.. я больше не могу ждааа—а—ать.
–Моя… Всегда моя....
Толчок.
Вот он – экстаз. Я рассыпаюсь в его руках. Ноги дрожат. А он вбиваться в меня продолжает. Искры из глаз, а в ушах шумит. Он кончает в меня, срываясь следом. Чувствую горячее семя внутри, чувствую, как он дрожит во мне. И только когда все заканчивается, он поднимает меня на руки и, накинув халат, несет в комнату, я понимаю, что мы только что натворили. Он кончил в меня. В первый раз за все отношения, мы сделали это без резинки.
За окнами уже светло. Мы под теплым одеялом, рядом он – горячий и до боли родной. Пытались хоть немного поспать, но каждый в своих собственных мыслях.
Обнимаю его так сильно, насколько могу. Словно хочу убедиться снова и снова, что он здесь. Никуда не делся. Что мой.
Лука гладит мне волосы, то и дело касается губами обнаженных плеч. Его телефон уже как полчаса не замолкает. В день проведения боя у них так всегда.
– Через двадцать минут нужно выезжать. Дема уже в зале, – он притягивает к себе после завершения очередного звонка. Его губы касаются моих, и я забываюсь в поцелуе.
– Ты со мной? Или хочешь дома побыть?
Оставаться одной страшно. Даже в его квартире. Но и в зале у Луки мне не будет спокойствия.
– Сможет ли выдержать Марика мое присутствие? – произношу это с улыбкой, не желая показывать боли. А он чувствует все. Хмурится.
– Никто тебе слова не скажет, поняла?
Я молчу. Тогда он приподнимается и подбородок мой пальцами сжимает.
– Ты поняла?
– Поняла, поняла, – закатываю глаза, выдыхая. Он такой упрямый. Можно подумать, Марика станет его слушать. Ага, у Варламовых семейное – быть упертыми баранами.
Но я не хочу спорить. Знаю, что поеду с ним. Я так соскучилась, что ни на минуту не готова выпускать его из вида.
Он прижимается губами к моей шее, а я в запахе его теряюсь.
– Мы не тронули его. Он будет сидеть, – вдруг раздается хриплый шепот Луки.
Снова говорить о Роме. Я думала и об этом. И мое мнение не изменилось.
– Мне плевать, правда.
Поворачиваюсь к нему лицом. В глаза его смотрю.
– Я найду Оскара и найду Глеба, – ладонью по скуле ведет.
– Нет. Не ищи. Хватит, Лука. Я не хочу, чтобы ты рисковал.
Смотрит на меня так влюблено, словно и нет мира вокруг, кроме меня.
– Ты ох*р*нная, детка, – шепотом, губами скул моих касаясь.
– Детка? – подозрительно прищурившись. – Ты ни с кем меня не перепутал?
Смеется. Так заразительно, что и мне хочется тоже.
– Что смешного, Варламов?! – пытаюсь оставаться серьезной. – Это кто у тебя деткой был? Дура блондинистая?
Он опускает на меня взгляд. В глазах его плещется такое пламя, что кажется, приблизься на пару сантиметров – сгоришь.
– Ослик… Ты такая… Зубы порой сводит, как хочется куснуть тебя.
Он наклоняется, тянется к моей шее. Выставляю вперед ладонь.
– Только попробуй, Варламов, – предупреждающе.
Он замирает. Но по хитрому блеску его глаз я понимаю, что это обманный маневр. И ровно через три секунды, он вдруг срывает с меня одеяло и резко переворачивает, кусая за попу.
– Ай! – взвизгиваю, пытаясь выкарабкаться из его хватки. А этот наглец переходит к самым запрещенным приемам – он начинает меня щекотать. И это ужасно. Я смеюсь и визжу так, что сводит живот.
– Хватит, Варламов! Я ведь уписаюсь!
А он еще сильней щекочет.
– Ну и где твоя храбрость, маленький Ослик, а?!
Смеется вовсю, наконец—то перестав издеваться.
Убирает волосы с моего лица, целует в нос. Второй рукой, на всякий случай мои запястья держит.
– Еще раз вспомнишь о ней, получишь ремня, поняла?
Ну и как тут злиться на него? Когда глазами в самую душу смотрит, и любовью каждое слово пропитано.