Я сидела и смотрела на нее, затаив дыхание. Чувствовала, как краской заливает лицо. Она рассказала все, каждую мелочь, каждую мою мысль, мучившую изо дня в день. Это было слишком постыдно, мне не хотелось, чтобы Лука слышал этот разговор. Знаю, что ему будет больно, но если он хочет добиться результата, должен меня понять.
– Мы можем поговорить наедине?
Лицо доктора становится немного добрей.
– Лука, не могли бы вы…
– Да, конечно, – он поднимается, а я даже смотреть на него боюсь. Боюсь увидеть разочарование, обиду в его глазах. Он подходит и целует меня в волосы.
– Я буду рядом, в коридоре, Ослик. Зови, если что… – над ухом его шепот.
Я киваю благодарно. Он выходит за дверь, а я перевожу взгляд на доктора. Руки ледяные, я тру их друг о друга. Док замечает мою нервозность.
– Прости, Ия. Я знаю, что тебе сейчас тяжело, но нас с тобой ждет долгий разговор по душам.
И я рассказываю. С самого начала. С того момента, как умерла мама и Глеб забрал меня к себе. Рассказываю об отношениях с братьями, и о встрече с Лукой. Порой прерываюсь для того, чтобы выпить воды и собраться с духом, чтобы продолжить вываливать все исподнее перед малознакомым человеком. Она пообещала, что все останется между нами. И я поверила ей. В любом случае, ведь другого выбора у меня нет. Но рассказ об услышанной записи разговора Луки и его друзей дается мне слишком тяжело. Но я говорю. Взяв себя в руки, ради Варламова, я выкладываю ей все. И только, когда я замолкаю, понимаю, что стало немного легче. Самую малость, но легче.
Мы сидим в тишине. Доктор делает какие—то записи в своем блокноте. Пишет неспешно, словно и спешить то некуда. А потом откладывает в сторону документы и поднимается.
– Ия, – она обходит стол и усаживается напротив. – Скажи, ты любишь себя?
Я не знаю, что ей ответить. Не знаю, как правильно. Хочется, чтобы это поскорее закончилось.
– Это простой вопрос, милая. Просто ответь на него.
Женщина наклоняется ближе, смотрит мне в глаза. И сейчас я понимаю, что она искренна со мной. Нет больше фальшивой улыбки и дежурного взгляда. Она выглядит так, словно переживает обо мне. Словно ей есть до меня дело. И я понимаю вдруг, что сейчас мне хочется ей довериться. Хочется, чтобы она помогла.
– Ты хочешь стать инвалидом? Хочешь умереть от истощения и от отказа всех органов? Твой вес сейчас – сорок шесть килограмм при росте сто шестьдесят восемь сантиметров. Еще шесть килограмм и твоя женская репродуктивная система даст сбой. Скажи, ты хочешь родить ребенка?
От ее слов мне не по себе.
– Хочу.
– Но ты не сможешь. Ты не сможешь выйти замуж, не сможешь зачать, как бы не старался твой мужчина. Если ты продолжишь в том же духе, то уже через пару месяцев твой организм начнет отказывать. Орган за органом, понимаешь? Почки, печень, желудок. А когда боль станет совсем невыносимой, и ты решишь начать есть, процесс будет необратим. У тебя пока есть шанс вернуться к нормальной жизни, так воспользуйся им…
В глазах нещадно щипало. Я смотрела на нее, не мигая. Знала, если моргну, слезы польются рекой. Эта женщина только что вспорола самые глубокие раны. Обрисованная ей перспектива делала меня несчастной.
– Ты должна себя полюбить Ия…
А вот после этих слов, я сдалась. Из горла вырвался всхлип, я прикрыла рот, чтобы не разрыдаться в голос. Перед глазами все плыло от затопивших слез.
– Я не могу, как вы не понимаете?! Он всегда был лучше меня, ярче. Вокруг него всегда толпы поклонниц. И то голосовое сообщение, оно сломало. Я знаю, что Лука так не считает, и мы не раз проговаривали с ним тот момент, но те отвратительные слова… они сломали меня, понимаете? – я то и дело проводила пальцами по лицу, стирая влажные дорожки. Мой голос от слез стал гортанным.
– Я боюсь потерять его, но также я понимаю, что должна держать себя в руках, чтобы соответствовать ему, чтобы быть красивой. У меня умерла мама, когда мне было семнадцать. Потом приехал брат, он забрал меня и дал мне дом… Я любила брата, но он пропал. У меня только Лука остался, и я боюсь, что он отвернется. Кому нужна больная? Или некрасивая?
Она кладет руку мне на ладонь, сжимает ее.
– Ты считаешь, он может бросить тебя, если вдруг ты поправишься? – в ее голосе звучало удивление.
Я не раздумывая, кивнула. Этот страх не дает мне нормально жить. Не дает спать, есть. Когда мы помирились с Лукой, я думала, будет легче. Но ничего не изменилось. Я по—прежнему боюсь.
– Давай немного с другой стороны посмотрим на ситуацию. Скажи, отчего умерла твоя мама?
– У нее было больное сердце. Сделали операцию, но она не помогла…
– Она долго болела?
В горле пересохло. Даже сейчас эти воспоминания давались мне с трудом.
– Полгода.
– Тебе было шестнадцать. Мама болела, ты вынуждена была одна ухаживать за ней. Ты пережила много боли, девочка. И я знаю, ты не хочешь вспоминать о ней, но сейчас это нужно сделать…
Конечно же я помню. Все до малейших деталей. Мамины больные глаза и слезы. Ее страх, и мой, детский, парализующий ужас. Страх остаться одной. Страх потерять ее.
– Вспомни, что ты чувствовала, когда видела, что ей хуже день ото дня, – голос женщины становится тихим. Она просит об ужасных вещах.
– Вспомни, как радовалась, когда было хоть небольшое улучшение, и оно давало тебе надежду.
Я закрыла лицо, потому что больше не могла. Меня трясло. Словно вся боль, утрамбованная мной с тех времен, сейчас выходила наружу. Больно. Так, будто старый огромный гнойник прорвался, и сейчас все это буквально выдавливали из меня.
Доктор подошла и обняла меня. Я опустила голову ей на плечо, обняла в ответ. И пока я плакала, она продолжала держать меня.
– Помнишь, милая. Конечно же, ты помнишь. Именно так чувствует себя Лука. Потому что ты не хочешь выкарабкаться. Он понимает, что ты убиваешь себя, Ия. Он видит то, что видела ты, когда умирала твоя мама…
Я отстранилась. Она потянулась к карману и, достав из него платок, вручила его мне.
– Твой мужчина старается, но ты не хочешь видеть ничего кроме своей болезни. Ты спряталась в ней, потому что устала. Устала терять родных, устала плакать и страдать. Ты кажешься сильной, злишься, грубишь ему, но все это лишь твоя защита. Ты разбита, не можешь поднять голову и увидеть, что уже давно тучи рассеялись и на небе солнце. Ты так занята своими страхами, что не видишь очевидного. Рядом с тобой не бабник, а любящий тебя мужчина. Мужчина, который вынужден день ото дня смотреть на то, как ты убиваешь себя, деточка. И если ты не любишь себя, вспомни о том, что ты любишь его… Вылечись, дай себе шанс выздороветь ради него и его счастья… Не дай ему пройти то, что прошла ты, маленькая девочка, потеряв мать.
Каждое ее слово, словно огромный булыжник, летящий в меня. Больно. Так, что зубы сводит, и перед глазами пятна. Но это отрезвляет. Словно ушат ледяной воды, заставляет проснуться. И наконец—то увидеть все настолько ясно, что становится страшно.
В груди огромный шар. Он настолько большой, что кажется, вот—вот и мои ребра лопнут.
Перед глазами вчерашняя ссора с Лукой. Его убитый, раздавленный моим поступком, взгляд. Когда он увидел спрятанную мной еду, он разочаровался во мне. Варламов старался. Все это время он на самом деле был рядом со мной, пытался сделать так, чтобы мне было лучше. А я не могла…
Женщина посмотрела на меня с нежностью.
– Давай, сделаем это вместе. И этот путь не такой сложный, как тебе кажется, милая. Ты пройдешь его, вместе с ним. А я помогу вам, хорошо?
Всхлипнула в ответ. Я хотела этого больше всего на свете. Она прочитала все по моим глазам.
– Вот и отлично, – выдохнула, крепко обняв. А когда отстранилась, на ее губах была теплая улыбка. – Тогда сейчас я даю тебе направление на анализы. Мы проходим обследование, а потом встречаемся в кабинете и будем решать, как нам действовать дальше.
Когда я выхожу из кабинета, первым, кого вижу – Луку. Он стоит у стены, разговаривает с кем—то по телефону. А я замираю, рассматривая его. Родной, любимый. Сколько времени мы потеряли, расставаясь. Сколько времени я без него была… А ведь доктор права. Я делаю ему больно, и даже не понимаю этого. А он ведь любит меня, он делает все для нас… Я просто должна помочь. Должна набраться храбрости и признать болезнь, признать слабость.
Лука вдруг оборачивается. Увидев меня, сбрасывает вызов.
– Эй, ты в порядке?
Сгребает меня в объятия. А мне так стыдно. Я так виновата перед ним! Я пытаюсь сказать, но слезы душат. Прижимаюсь к нему, уткнувшись носом в основание шеи. И только когда чувствую жар его тела, немного прихожу в себя.
– Прости меня, Лука. Я знаю, я тебя разочаровала, и ты думаешь, что не нужен мне… Но это не так, – отстраняюсь немного, а у него глаза на мокром месте. С такой болью смотрит на меня, заботливо убирая волосы с моего лица.
– Прости, что столько времени врала тебе и делала больно. Я обещаю тебе, я все сделаю, чтобы выздороветь, – голос срывается. И мне приходиться взять паузу, чтобы справиться со спазмом. – И я хочу родить тебе ребенка, а еще замуж хочу, и чтобы ты счастлив был. Я очень тебя люблю…
Он кривится.
– Иди сюда, маленький, глупый Ослик, – за подбородок меня берет и касается губами моих. – И я все это хочу. И все будет. Ты только поправляйся, родная моя, ладно?
Я киваю в ответ. Теперь я знаю, что так и будет. Теперь все – на двоих. И радость, и боль, и проблемы все. Лука – все, что есть у меня. И я сделаю его и себя счастливыми.
В этот момент дверь кабинета открывается, и в коридор выходит врач. Лука поднимает на нее глаза, все еще продолжая обнимать меня.
– Спасибо вам, – произносит тихо.
Она улыбается в ответ и протягивает листок бумаги.
– Сейчас спускайтесь на первый этаж, доктор примет вас.
Лука забирает направление. И когда мы отправляемся по коридору, доктор окликает меня.
– Ия.
Я оборачиваюсь
– Повезло тебе, детка, такой мужчина рядом. Не подведи, – подмигнув, женщина возвращается в кабинет.