— Узнав, кто ты такой, легко и без зазрения совести. А теперь слушай меня внимательно: никаких попыток вернуть подаренное ей. Ни одного плохого слова чтобы Марина в свой адрес не слышала. Развод, и ты забываешь о ее существовании. Никаких наемных бандитов. Если с ней что-то случается, первым делом на твою фабрику заявляются сотрудники налоговой, причем не те, которым ты платишь, а совсем другие, и вместе с ними будет полиция из Управления по экономическим преступлениям. Потом будешь сидеть не год, и не два. Ясно?
— Да, — хмуро помолчав, сдулся он. — Мне говорили, что вы очень хороший детектив, хотя и с недостатком — дурацкими, в наше время, принципами, но я не верил. Считал, что они уходят в сторону, когда появляются деньги. Ладно, я оставлю ее в покое. Но и вы пообещайте, что никаких полицейских ко мне не приведете!
— Обещаю, — кивнул я.
— Договорились, — процедил он сквозь зубы и вышел из кабинета, захлопнув дверь. Прощаться и пожимать руку он не стал.
…Помещение, в котором собрались люди, напоминало операционную сельской больницы, за исключением того, что вместо ярких ламп здесь светили всего несколько крошечных тусклых огоньков, почти не разгоняя тьму.
Здесь находилось несколько десятков человек. Одни мужчины, женщин не было видно. Все лица хмурые и сосредоточенные.
Перед толпой стояло двое — человек со шрамом, которого все называли Михаилом Семеновичем, и другой — с перстнем на пальце.
Около стены на кушетке неподвижно лежал мужчина, похожий на существо из кунсткамеры. Его черты казались грубой маской, пародией на человеческое лицо. В предплечье лежащего была вставлена игла капельницы.
— Хорошо видно? — громко и презрительно спросил Михаил Семенович.
В ответ раздались тихие и нестройные голоса. Да, сказала толпа.
— Дмитрий только что был одним из нас. Увы, он поступил плохо, и нам пришлось его наказать. Теперь он стал… сами знаете, кем. То, что вы видите, происходит сейчас не только с ним. Всем все понятно? А теперь можете идти. Быстро!
Он хлопнул в ладоши, словно цирковой дрессировщик, и толпа спешно покинула помещение. Около лежащего остались только двое — Михаил Семенович и человек с перстнем на пальце.
— Алан, почему у нас не получилось с гомункулом? — спросил Михаил Семенович.
— Детектив оказался вооруженным, — вздохнув, ответил тот. — Но это полбеды. Он как-то ухитрился сбросить гомункула с балкона. Не представляю, как он это сделал.
— Может, он сам упал? Поскользнулся, дернулся от пули? Ему перила-то до пояса не достают. Наклонился и улетел.
— Скорее всего, так и было. Но есть в нашей неудаче и положительные новости: гомункул сделал все, что ему велели. Просто чуть-чуть не повезло в конце. Поэтому, как ни странно, можно сказать, что все хорошо. Мы на правильном пути.
— Да, ты прав. Мы все делаем верно. Да поможет нам Тот, кого мы ждем.
— Да поможет! — склонив голову, повторил Алан.
Все, наконец-то, можно заняться другими делами. В первую очередь, надо позвонить друзьям.
База автомобильных номеров частным детективам недоступна. Она только для оперативников и следователей. Но этот запрет решается с помощью знакомств. Куда же без них!
Иногда людей приходится благодарить — как финансово, так и выполнять кое-какую работу, которую они сделать не в силах. Например, встретиться с кем-то из мафии и задать вопросы — за это опер может получить по шапке, а у детектива начальства нет, ему все намного проще.
Я сбросил в сообщении все интересующие меня номера — как Антона, так и автомобилей на мясокомбинате. Помимо этого, я сразу попросил глянуть владельцев авто и по налоговым сводкам — часто это позволяет узнать, где люди работают.
Через несколько минут я получил кое-какие ответы.
Антон действительно оказался Антоном, бывшим оперативником, работавшим в разных структурах и почему-то не дослужившим до пенсии — то ли по здоровью, то ли по другим причинам. Машина была его и куплена она оказалась не так давно.
У налоговиков Антон не значился, то есть официально являлся безработным. Очень интересно, на что этот гражданин живет, и живет неплохо — огромные полноприводные «туареги» есть не у каждого жителя Российской Империи. Даже заполучив такой, большинство не потянет его в обслуживании. А тут — на тебе. Интереснейший ты человек, Антон. Надо будет проверить, где ты живешь, да и еще много чего выяснить, прежде чем ты приведешь ко мне на встречу еще одного гомункула или что покруче придумаешь.
Автомобили, стоящие на территории мясокомбината, оказались принадлежащими его работникам. Все, кроме одного — того самого старого «жигули».
Скорее всего, это означало, что сторож комбината получал зарплату неофициально, «в конверте». Такая практика широко распространена, ничего удивительного в ней нет. Владельцу машины было за шестьдесят, около двадцати лет назад его судили за драку. Вот такой драчун-сторож.
Я вбил его имя и фамилию в поисковик интернета. Иногда он показывает любопытные вещи, и в этот раз тоже не подвел — высветилось старое объявление, что сторож продавал щенков овчарки. Не собачьих мутантов, но тем не менее, он разводил собак.
Собачник, то есть. Есть квалификация и опыт для работы с генетическими безгласыми монстрами. Обычных людей к ним не подпустят. Значит, он руководил гомункулом или, по крайней мере, был к этому причастен. Не убери он в нужный момент собаку со двора, она напала бы на него.
Так что круг сужается. Очень хорошо. Даю гарантию, что у него на плече тоже красуется тот самый знак. Но что означала проволочная «шапочка» в кабинете? Судя по размерам, ее надевали на головы гомункулам, и никому другому. Для чего? Внушить им какие-то мысли? Получить контроль над этими созданиями, причем совершенно не предусмотренный теми, кто их создавал? Или что-то еще?
А может, нападение на меня — некая «проба сил»? Гомункулов в одной Москве тысячи. Справиться с ними, если они обретут кое-какой разум, получится с трудом, если вообще получится. Пять пуль из моего крупнокалиберного револьвера напавшего не остановили вообще.
Потом позвонила Вика. Для телефонных звонков, особенно если наши враги имеют связи в полиции, было бы неплохо обзавестись еще одним телефоном с симкой на постороннее лицо, но все созвоны делались через мессенджеры, причем редкие, которыми народ не пользуется, и поставить их все на прослушку — невероятная головная боль. Мне это известно еще по работе в полиции, поэтому в чрезмерных предосторожностях особого смысла нет.
Поинтересовавшись, живой я или не очень, Вика сказала, что у нас появились шансы для первой победы в деле Левшина.
Глава 10
— Очень здорово, но что ты имеешь в виду? — заинтересовался я.
— Скоро у Романа в суде продление содержания под стражей.
— Это я знаю, но, боюсь, сделать что-то нереально.
— Еще как реально. Знаешь, кто судья? — хитро посмотрела на меня с экрана телефона Вика.
— Нет, но я знаю, кто такие судьи и восторга по этому поводу не ощущаю, — скепсис опять вернулся в мой голос.
— Розумовский Михаил Филатович.
— Ничего себе! — изумился я. — А он что, еще работает?
— Как видишь, да, — довольно улыбалась Вика.
Новость действительно очень хорошая. Не знаю, сколько лет Михаилу Филатовичу, но больше семидесяти — точно. И он один из немногих честных и принципиальных судей, оставшихся в этом мире.
Эти качества ему сослужили плохую службу. Будь он другим, карьера у него сложилась бы куда лучше. Хотя он и без того уважаемый и обеспеченный человек.
А еще резкий, не лезущий за словом в карман. Его побаивается и председатель суда, и прочие люди из системы. Ругаться с ним — себе дороже, тем более, что в случае конфликта правда наверняка будет на его стороне.
Во время работы в полиции он пару раз вызывал меня свидетелем по уголовным делам с моим участием. Людей он судил абсолютно виновных, но формальности в полицейских материалах всегда соблюдались со скрипом. Где-то роспись задним числом, где-то факты немного изменены — ничего страшного, но все-таки.
— На дворе — ночь, — строго увещевал облаченный в мантию седой, как лунь, дедушка, — фонарей на той улице — никаких, я по ней частенько езжу. И как же вы заметили, что подсудимому передают пакет с наркотиками?
— Заметил, ваша честь! Зрение хорошее! И, вроде, светлее тогда было, чем обычно. Машина, кажется, фары включила, точно не помню.
Чувствовал я себя тогда очень неуютно. Еле отбился от суровых вопросов. Наркотики, разумеется, передавались, этого никто не отрицал, но видеть я, конечно, не видел ни черта, хотя свидетельские показания дал немного другие — такие, как полагается.
Должен был видеть — значит, видел. А Михаил Филатович очень не любит, когда закон отодвигают в сторону, пусть даже немного и только для наказания нехороших людей.
Тут у нас с ним принципиальные расхождения во взглядах.
— Думаю, — продолжила рассуждать Вика, — надо будет срочно узнать информацию о понятых, которые присутствовали при обыске машины. В деле они записаны, как случайные прохожие, но мы-то знаем, что это не так.
«Не так» — не то слово. Понятыми в таких делах являются исключительно знакомые следователей или оперативников. Проходящий мимо гражданин ни за что не пойдет участвовать в каких-то полицейских мероприятиях, а если и пойдет, то потом может что угодно ляпнуть на суде.
В белых перчатках полиция свою работу никогда не выполняла и не будет, поэтому понятые всегда говорят не то, что есть на самом деле, а то, что должно быть.
— Давай попробуем, — согласился я. — Сейчас узнаю, кто они, где живут и займусь.
— Я уже все выяснила сама. Не у тебя одного есть друзья, — ехидно сообщила мне девушка.
Тут же прилетело сообщение.
— Посмотри, пожалуйста. А я снова ухожу на заседание.
До чего приятно иметь дело с умной женщиной! Но не дай бог, они все станут такими. Как тогда жить, не представляю.