Миллиардер хочет поговорить сам. Что же это за дело, если рассказ о нем нельзя поручить доверенному лицу? Ладно, скоро узнаю.
— Поехали, — кивнул я. День становился любопытным.
Мы спустились вниз (как давно я не пользовался лифтом) и пошли на стоянку. Все это время Николай молчал, как статуя.
Машина, к моему удивлению, оказалась не слишком дорогой. Большой «лексус», такие иногда останавливаются около нашего здания. Хотя как сказать — недорогая для миллиардера, а так она стоит в несколько раз больше моей тойоты.
Не думаю, что на моем лице отразилось удивление (скрывать эмоции я умею), но Николай будто прочитал мысли.
— Мы отъедем подальше, — пояснил он, — и пересядем в другой автомобиль. Нежелательно привлекать внимание к делу.
— Никаких проблем, — принял к сведению я и залез на заднее сиденье.
Водитель, напоминающий статую еще больше, чем Николай, крутанул руль, нажал на газ, и мы помчались по дороге.
Ехать пришлось недолго, буквально пять минут. «Лексус» припарковался на обочине, а перед ним… а перед ним стоял уже настоящий автомобиль миллиардеров — удлиненный и наглухо тонированный роллс-ройс.
— Пройдите туда, — указал на него Николай. Сам он остался с водителем в «лексусе».
Батюшки, и это все специально для меня! Вместо заднего дивана здесь раздельные сиденья, поэтому расположился очень удобно. Вытянул ноги и даже включил массажер.
«Роллс» рванул, как хороший спорткар, но с двумя отличиями — не трясло, мы плыли, словно по перине, и до моих ушей не доносились ни шум двигателя, ни свист ветра. Мир вокруг прекратил существовать. Остался где-то далеко, за поднятым толстым стеклом.
Примерно через час выбрались за город, и автомобиль поехал еще быстрее, не обращая внимания на знаки ограничения скорости. Потом еще минут пятнадцать-двадцать, и мы свернули с трассы.
Хотел сказать «на проселочную дорогу», но она такой не выглядела. Чистая, гладкая, ухоженная, хоть гоночные соревнования устраивай.
Она привела нас к закрытому шлагбауму и будке с несколькими вооруженными охранниками. Рассмотрев номер, они подняли заграждение, вытянулись в струнку и только что не козырнули.
Машина двинулась по территории элитного загородного поселка. Мимо потянулись разнообразные, но неизменно роскошные двух-трехэтажные особняки, гордо выросшие посреди когда-то чистого поля.
Потом показался лес, густые кроны деревьев почти соединялись над дорогой, образуя арку, и нас встретила еще одна будка. Сидевший в ней охранник, завидев автомобиль, быстро поднял рацию и что-то сказал. Наверное, доложил о нашем приезде.
Так и вышло. Метров через пятьсот на огромной поляне возникло еще одно поместье — огромный дом за высоченным забором, окрашенным в зеленый цвет. Ворота уже открыты, ожидая нас.
Мы остановились на площадке рядом с другими автомобилями — «роллс-ройсом» и «бентли» с открытым верхом. Я вылез, следом припарковался «лексус», который привез Николая.
— Пойдемте, — предложил он мне.
И мы направились к дому.
Какой же он большой. Почти дворец с колоннами и барельефами. Перед лестницей — чье-то изваяние на постаменте. Средневековый полководец, наверное, основатель рода Левшиных. Памятник, кстати, был магический, слегка оживленный — заметив нас, он повернул голову и уставился хмурым взглядом.
Магии здесь хватало. Вдоль дорожки, замаскированные под большие камни, стояли устройства, создающие над ней силовое поле — поэтому можно даже в самый сильный дождь дойти до стоянки без зонтиков.
Николай открыл дверь своим ключом-карточкой и мы оказались в холле под взглядами уже живых людей — дворецкого и нескольких телохранителей. Охрана в пиджаках и галстуках, но из-под одежды выпирали кобуры с пистолетами.
На меня господа охранники глядели с подозрением. Я им явно не нравился. Они мне, впрочем, тоже.
Револьвер был со мной, но оставить его меня не попросили. Что ж, тем лучше. Спасибо за доверие. Клянусь, я не собираюсь стрелять в Левшина.
Потом мы долго шли по широченному коридору мимо расставленных вдоль стен кадок с огромными цветами, мелодично звенящими, когда мы приближались. И вот, наконец, финал путешествия — огромная дверь из черного дерева.
Николай постучал, и, не дожидаясь ответа, открыл ее, пропуская меня внутрь. Сам он заходить не стал, оставшись в коридоре.
Кабинет Левшина оказался на удивление скромным, хотя и впятеро больше моего. Стол, кресла, диван и высоченные книжные шкафы, на верхние полки которых можно забраться разве что по лестнице.
На стене — голова чудовищного вепря. Наверное, Левшин подстрелил его на охоте. Жизнь из головы ушла не совсем и глаза монстра по-прежнему светились злобным огнем.
Миллиардер оказался невысоким, худощавым и седым. Назвать его стариком язык не поворачивался. Во-первых, он выглядел моложе своего возраста, во-вторых, к таким аристократам подобное слово вообще плохо применимо. С Левшина можно было хоть картину писать. Благородная седина, не менее благородные морщины, а осанка так и вовсе настолько прямая, что он казался чуть ли не выше меня.
— Владимир, — сказал он, пожимая мне руку.
Настолько простое начало разговора не могло к себе не расположить.
— Павел, — ответил я.
Левшин предложил мне сесть, и мы оказались в глубоких кожаных креслах напротив низенького журнального столика.
В дверь зашел слуга и молча остановился у порога.
— Кофе? Чай? Что-нибудь покрепче? — спросил миллиардер.
— Кофе, пожалуйста. Любой. У меня в кофе нет предпочтений, настолько часто я его пью.
— Я тоже люблю кофе. Но в слишком больших дозах он становится опасен для сердца.
Слуга ушел и Левшин, помолчав, уточнил:
— Вы в курсе, что у меня произошло?
— Нет, — ответил я.
— Это хорошо, — тоже после паузы задумчиво произнес Левшин. — Значит, слухи еще не расползлись.
Он встал, подошел к окну, с полминуты смотрел в него, затем снова повернулся ко мне.
— У меня есть сын. Роман, ему двадцать один год, и он уже месяц находится в следственном изоляторе за перевозку героина в особо крупном размере.
Оставаться невозмутимым было трудно. В том, о чем рассказал Левшин, было невероятным все — и сын миллиардера, решивший подработать продажей наркоты, и то, что его задержали, не приняв во внимание его происхождение, и возбуждение уголовного дела, и досудебный арест. Владимир Петрович, по всей вероятности, это понимал, поэтому произнес:
— Думаю, тут возникает много вопросов. На некоторые я отвечу, не дожидаясь, пока вы их зададите.
Он снова помолчал, будто сосредотачиваясь, и продолжил:
— Автомобиль Романа остановили сотрудники автоинспекции в переулке в двух шагах от его квартиры в центре Москвы.
— Ждали его, — предположил я.
— Безусловно. Заявили, что водитель (Роман был в машине один) находится в состоянии наркотического опьянения, составили протокол и начали обыскивать машину. В багажник заглянули мельком и сразу полезли под водительское сиденье. Оказалось, что снизу к нему скотчем приклеен большой полиэтиленовый пакет с порошком.
— А через полминуты откуда-то появились двое оперативников с главного управления по борьбе с наркотиками, — вздохнул Левшин.
— Управление находится от того места очень далеко, — заметил я.
— Знаю, мне уже сообщили. Появление двух оперативников, от нечего делать решивших помочь сотрудникам инспекции грамотно составить протокол осмотра автомобиля, выглядит очень странным.
— Потом Романа отвезли на освидетельствование и взяли кровь на анализ употребления им наркотиков.
— Что оно показало?
— Наличие героина.
— А он… — помедлил я… — мне неудобно спрашивать, но я должен знать.
— Какой смысл скрывать что-то от вас, если я обратился за помощью? Да, Роман — позор нашей семьи. Он прожигает жизнь, ходит по ночным клубам, часто напивается и мне сообщали, что нередко употребляет кокаин и амфетамин.
— Это так называемые «клубные» наркотики, — подтвердил я. — Молодежи они нравятся, потому что позволяют веселиться всю ночь. Но они не так быстро разрушают человека, как героин.
— Вся жизнь Романа протекала в ночных развлечениях, — ответил Левшин.
— Какие показания он дал?
— Признательные. Во всем сознался. Написал, что перевозил героин для себя и друзей. Экспертизу содержимого пакета провели мгновенно и так же мгновенно возбудили уголовное дело.
— Ничего себе, — от удивления я покрутил головой. — Думал, сейчас все знают, что, попав в полицию, надо молчать и пользоваться статьей, разрешающей не свидетельствовать против себя, а потом, на холодную голову, уже разбираться, что и как.
— Роман это тоже понимал, но оперативники его запугали и обманули. Сказали, что если он это сделает или потребует дать возможность позвонить мне, чтобы я прислал своего адвоката, то его арестуют до суда, и в газетах появится информация о его задержании. Обещание выполнили только наполовину. В газеты ничего не ушло, но Романа поместили в следственный изолятор. Как он мог им поверить, даже не представляю.
— Часто при задержании люди впадают в шоковое состояние и критически рассуждать просто не могут. Оперативники, получается, знали, что он ваш сын?
— Конечно. Фамилия не произвела на них ни малейшего впечатления. Сказали, что «закон у нас един для всех», дворянский титул означает, что его носитель должен быть примером для подражания остальных, и тому подобное. Такое впечатление, что они просто глумились. Вдобавок сообщили, что задержание согласовано «на самом верху», и если его отец (то есть я), начнет «решать вопросы», то его тоже задержат за вмешательство в уголовное дело. Для этого, якобы, уже все готово.
— Для допроса следователь должен был сам предоставить Роману адвоката.
— Так и случилось, — сокрушенно вздохнув, покачал головой Левшин. — Формально все сделали по закону. Приехал некий адвокат, ознакомился с материалами и тоже посоветовал Роману признаться во всем, что было и чего не было.