Единственная проблема, которая может возникнуть, заключается в том, что он может не остановиться, даже когда я скомандую ему с револьвером в руке. Есть такие люди, у которых не укладывается в голове то, что могут получить пулю, поэтому Митя может просто-напросто попробовать меня объехать или повернуть обратно.
В таком случае я буду действовать очень просто — выстрелю по колесу. Навыков, чтобы попасть, у меня хватит, так что полетит господин велосипедист со своей железной лошади кубарем. Потом мне придется в одну руку схватить его, в другую — велосипед, и все это затащить поглубже в лес для допроса с пристрастием.
Печально, если в этот момент мимо поедет какой-нибудь автомобиль, но они здесь редки, а мне на все нужно полминуты. От населенных пунктов я далеко, выстрела не услышат, а даже если и услышат, то не обратят внимания. Мало ли, какой охотник или браконьер тут лазает.
Номера на машине я затер грязью — прием старый, простой и эффективный. Пользуются им и жулики, и полиция. Надеюсь, гаишники здесь не окажутся, а то у них глаз наметан.
…Сидеть в засаде скучно и тяжело, хоть я и привык. Время течет медленно. Поиграть на телефоне нельзя — можно проморгать клиента. Поэтому пялюсь во все глаза. По старой привычке всегда возил в багажнике бинокль — он был нужен раз в год но сейчас как раз такой случай.
А потом раздался телефонный звонок, и скуку сняло как рукой.
Оперативник с ОСБ.
— Смирнов умер в своей камере, — коротко сообщил он, даже не поздоровавшись.
— Как⁈ — я чуть не выронил телефон, хотя удивляться было особенно нечему.
— Вот так! Полагаю, отравление, хотя пока что экспертиза ничего не нашла.
— И кто его отравил?
— Не знаем… — сказал полицейский. — Подозреваемых тьма. Проблема в том, что кормили его из общего котла, как и весь коридор, но больше не умер никто. Конечно, тот кто раздавал еду — первый подозреваемый, но по поведению очень не похоже. Да и полиграф ничего не показал. В общем, какая-то чертовщина. К тому же, если не обнаружится яд, розыски будут прекращены — в возбуждении уголовного дела будет отказано, потому что сердечный приступ.
— Кто-нибудь в это верит?
— Нет, конечно. Но официальное заключение не перепрыгнешь.
— Если одна лаборатория не нашла, то надо отправлять в другую!
— Эх… — протянул осбэшник, — давно ты в полиции работал, подзабыл уже многое. Зачем лишняя головная боль? Умер от естественных причин — и отлично, не надо никого искать. Отчитаться о проделанной работе, то есть, по поводу обезвреживания особо опасного преступника в погонах можно и сейчас — никто ж не виноват, что он не дожил до суда!
Я вздохнул.
— Все понятно. А то, что в тюрьме работает кто-то, выполняющий заказные убийства для мафии, никого не интересует?
— Ну почему… интересует. Наверное. Должно во всяком случае интересовать тюремщиков… вот пусть они там и занимаются. У них есть своя собственная безопасность, все по-взрослому. Есть над чем призадуматься, если они, конечно, захотят это делать.
— Я сталкивался с ними по работе несколько раз. Бездельники и идиоты. Должности в ОСБ считаются блатными, и сидят там одни детишки уважаемых пап.
— Абсолютно согласен. Увы, я этот вопрос решить не могу. Его, наверное, никто не решит, кроме Императора, а у него уйма более важных дел. Так что счастливо. Позвонил просто тебя проинформировать. Теперь тебе не придется выступать свидетелем на суде, отбиваться от каверзных вопросов адвокатов. Ты рад?
— Безумно, — мрачно сказал я. — Вне себя от счастья. Ладно, пока. Если что, звони, пожалуйста.
— Договорились.
Вот это новость. Хотя удивляться нечему совершенно. В нашем мире деньги решают многие вопросы, и с так называемыми правоохранительными органами — тоже. Много знал Смирнов. Очень много. И, возможно, решил шантажировать бывших друзей — мол, принимайте меры, чтобы я если не вышел, то получил по минималке, то есть самые тяжелые статьи были сняты. А иначе я все расскажу.
Но, к несчастью для, него, тут как раз деньги не властны. Чтобы народ не бунтовал и не сомневался во власти, ему периодически кидают кости — вот, дескать, полюбуйтесь, как мы боремся с коррупцией! Без этого никак. Таковы правила игры. Будь Смирнов не в погонах, можно было бы «что-то порешать», но здесь уже началась политика.
Поэтому и приняли господа преступники более простое решение — ликвидировать Смирнова. И как ловко, черт побери… Никто не отравился, кроме него. В том, что было отравление, сомнений нет. А еще похоже, что договорились с экспертизой, чтоб та ничего не нашла. Мда, не один Смирнов в той банде мог заносить деньги в полицию.
Кстати я, если меня за что-то задержат (да хотя бы за нападение на лаборанта Митю), попаду в тот самый изолятор. И ничто не помешает кое-кому подбросить мне в еду тот же яд. Очень невесело. Но отступать нельзя. Слишком поздно. Где там бинокль, надо посмотреть, не едет ли кто? Что это за точка на горизонте?
Автомобиль. Старый, кого-то из местных. С кучей наклеек, в деревнях такое любят. Но он мне не нужен. Велосипедист — другое дело.
…Как заявляет китайская поговорка, если долго сидеть у реки, то рано или поздно мимо проплывет труп твоего врага. В моем случае тоже произошло что-то подобное. Только я не у реки, дожидаюсь не трупа, а живехонького велосипедиста, который не плывет, а едет, и врагом его язык назвать особо не поворачивается… так, дурачок-неврастеник, которого обиды и амбиции отправили не в ту сторону…
Но это неважно. Едет! Крутит педали. Окажется поближе, и я выпрыгну из машины. На дороге, кроме нас с Митей, никого, и это хорошо.
Так… приближается… почти рядом…
Я распахнул дверь, выскочил на середину дороги и направил револьвер в Митин лоб.
— Стоять! Слезай с велосипеда, иначе застрелю!
Не стал Митя артачится и рисковать. Остановился, как вкопанный. Даже почти упал. Поднял руки над головой, как военнопленный, и забормотал:
— Забирайте все! У меня есть кошелек, часы… все берите, только не стреляйте, пожалуйста!
Принял, значит, за грабителя. Но для меня это плюс.
К счастью или к сожалению, Митя, твое барахло меня не интересует, поэтому я подошел, поднял свободной рукой велосипед и махнул стволом по направлению к лесу.
— Иди.
Митя перепугался еще больше.
— Не надо! Пожалуйста! Зачем в лес? Я все отдам и так! Не надо меня убивать!
— Слушай, что тебе говорят, и все будет хорошо, — сказал я. — Иначе — стреляю.
— Я понял… — последовал обреченный ответ, и Митя, озираясь, поплелся к лесу, благо до него было всего несколько шагов.
Зайдя за деревья, он остановился и умоляюще посмотрел на меня.
— Или! — произнес я, стараясь придать голосу как можно больше злобы. — Когда скажу, тогда и станешь.
Мы углубились за деревья метров на пятьдесят. Я отбросил велосипед и скомандовал:
— Садись вон на то поваленное дерево и начинай отвечать на вопросы. Твой кошелек меня не интересует.
Митя вытаращил на меня глаза.
— Кто вы? Вы от Михаила Семеновича?
— Тебя не должно волновать, кто я. И спрашивать ты сейчас ничего не должен. Вопросы оставь мне и отвечай на них быстро и не задумываясь, если хочешь выйти из этого леса.
Глава 22
— Я все скажу! — умоляюще произнес Митя. — Только не стреляйте, пожалуйста!
— Узнаешь меня?
— Нет… — удивился Митя. — А мы раньше встречались⁈
— Это я так спросил, мало ли что… Ты не мог меня раньше видеть, хотя я следил за тобой. Расскажи, откуда ты едешь.
— С деревни, — пожал плечами Митя. — От родственников.
— А, от родственников… — кивнул я. — И как же их зовут?
— Тетя Зина и дядя Никита, — не моргнув глазом, сообщил Митя. — Я к ним частенько езжу помогать по хозяйству.
— Как интересно, — нахмурился я. — А где ты работаешь?
— В Москве, в научно-исследовательском институте. Компьютерщик. Нас там таких много!
— Компьютерщик, значит, — согласился я. — Понятно. У меня для тебя плохие новости, господин компьютерщик.
Я шагнул у Мите, схватил его за плечо и швырнул на землю. Когда он упал, пинками перевернул его так, чтобы тот оказался лежащим на животе, после чего встал ему на голень.
Если кто не знает, боль — адская. Так в нередко полиции обращаются с задержанными, когда те не хотят выдавать подельников или как-то еще мешают раскрывать преступление.
Митя заорал и начал извиваться, как червяк, но я по прежнему давил ребром стопы ему на голень. Миндальничать с этим ублюдком желания не было никакого. Говорить правду он не стал с самого начала. Значит, не скажет ее и в дальнейшем. В лучшем случае будет юлить, что-то утаивать… Поэтому надо расставлять акценты с самого начала. Слишком многое на кону, чтобы жалеть Митю.
— Так где ты работаешь на самом деле? — мрачно спросил я, немного ослабив давление.
— В… генетической лаборатории… — прошептал Митя. Его глаза были расширены от боли.
— Вот это уже лучше. А откуда путь держишь?
— Меня убьют, если я тебе скажу — простонал Митя. — Ты сам все знаешь!
— Кое-что знаю, кое-что — нет, — с деланным спокойствием сказал я. — Поэтому и спрашиваю.
Я слез с его ноги. Митя перестал стонать, сел на землю и схватился за голень.
— Ты полицейский, — проговорил он. — Только они так делают.
— Откуда ты знаешь? На воришку или грабителя не похож. А что бы не говорили про полицию, там не церемонятся только с такими.
— Попадал… однажды…
— За что?
— Девчонка начала кричать… соседи полицию вызвали. И меня отвезли в отдел. Дал денег — отпустили.
— Привел к себе девушку и избил?
— Не совсем так… но похоже… — отвернулся Митя.
— Это все лирика, — сказал я. — Не имеющая отношения к тому, зачем я здесь. Рассказывай, откуда ты путь держишь. Одно неправильное слово — и будет опять очень больно. А несколько неправильных… Я человек нервный, могу не сдержаться и оставить тебя здесь. Закопанным в землю.