Снегирь не обратил внимания на трубку в зубах вождя и, пожав плечами, сплюнул.
– Ну, лады. Сталин так Сталин, какая хер разница? Странный ты, Киркоров.
Я поднялся, бросил окурок, – тот зашипел, как видно, угодил в лужу. Расправил спину, вскинул рюкзак на плечо.
– Пошли! Нет времени на трындеж…
Метров через триста показался новый зал. Снегирь подал знак: нужно вскарабкаться на платформу. Дальше – переплетение многочисленных лестниц и переходов, я диву давался, как он ориентируется здесь. Наконец, когда мы свернули налево, находясь перед двухпутной развилкой, я не выдержал.
– А ты, Снегирь, похоже, часто ходишь этими тропами?
– Раз в год, – отозвался Снегирь.
– Тогда я не понимаю…
– Что тут понимать? Смотри!
Он навел фонарь на стену прямо перед поворотом. Я пригляделся. Тонкая зеленая стрелка указывала направо.
– Зеленая стрелка – путь на барахолку, красная – в Сокольническую глухомань, синяя – к измайловским мародерам, желтая – на ВДНХ. Все просто.
– Все так просто, все так сложно, мы ушли в открытый космос, – пропел под нос Киркоров.
– Кончай ты со своей пидорасней, – окрысился на него Снегирь.
Киркоров сплюнул и заткнулся.
– Стоп! – Снегирь замер. – Кажись, пришли. Где-то здесь должен быть люк…
Шум голосов оглушил меня. Я никогда не видел столько людей сразу – они двигались поодиночке и группами в сторону каменной рогатой чаши. Одетые в тряпье и добротные кожанки; с оружием или без; увечные, здоровяки, старые, молодые; почти все тащили на закорках огромные баулы, кое-кто даже вез санки, доверху груженные тряпьем и железками. На нас, как-никак, только что вылезших из-под земли, никто и не посмотрел.
– Добро пожаловать на барахолку, – сказал Снегирь, прикрывая крышку канализации.
– Да, – Киркоров с явным наслаждением втянул в легкие воздух. – Обожаю этот запах.
Пахло и вправду приятно – жареным мясом, сеном, дымком.
– Будьте начеку, – предупредил Снегирь. – Здесь кишат особисты.
При этих словах меня задел плечом закованный в кожу длинноволосый мужик и, процедив что-то сквозь зубы, проследовал мимо.
– Вот видите, – качнул головой Снегирь. – Не исключено, что этот орангутанг и есть… Пошли скорей – не до запахов.
Снегирь явно нервничал, оглядывался по сторонам, словно кролик, выскочивший из норки.
Над входом в каменную чашу красовалась надпись: «Стадион Динамо», перед чугунными воротами стояли двое с автоматами.
Приблизившись к воротам, Снегирь перестал быть похожим на испуганного кролика, теперь, скорее, он был похож на расслабленную обезьяну.
– Здорово, братаны, – бросил автоматчикам.
– Вонючий дикарь тебе братан, – в общем, миролюбиво, отозвался один из охранников. – Кто такие?
Его товарищ подозрительно зыркнул на рюкзак у меня за плечом.
– Мародеры с Района Третьего Кольца. Бескудниково знаешь?
– Не знаю, но ясно, что из жопы.
Автоматчики заржали. Снегирь заржал вместе с ними.
– Ну и нахер вы приперлись из своего Бескудникова? – автоматчик сплюнул на рыжий от мочи снег зеленоватый комок.
– Мы как все, братан, – осклабился Снегирь. – Толкнуть кое-что, дашь на дашь.
– Толкнуть, значит?
Охранник долгим взглядом окинул меня. Стало неуютно, совсем неуютно.
– А что именно вы собрались здесь толкнуть?
Капля холодного пота побежала по спине. Я сдвинул лопатки. За нами образовалась очередь из навьюченных баулами людей. Толпа надавливала:
– Вы че там, блядь, застряли?
– Пропускай этих пидаров, либо расстреливай, долго мы тут будем спины ломать?
Один из охранников явно занервничал, но его напарник упрямо стоял на своем.
– Счас я тебя пропущу, – крикнул он в толпу. – Счас я тебя, сука, на тот свет пропущу.
Он обратил к Снегирю перекошенное лицо:
– Что в рюкзаке?
– Братан, – Киркоров приблизился к автоматчику. – Зачем ты так?
– Назад, пидор.
Ствол автомата уперся в живот Киркорову. Но, кажется, кроме меня этого никто не заметил, серебряный портсигар со Сталиным на крышке перекочевал из руки Киркорова в карман охранника.
– Проходите.
Обливаясь потом, я проследовал в ворота. Черт подери, надо же!
– Я думал, взрывчатка не запрещена на барахолке, – шепнул я Снегирю.
– Не запрещена, – он ухмыльнулся как ни в чем ни бывало. – Если ты не хочешь ее толкнуть, то не запрещена…
– Киркоров.
– Чего тебе?
Я пожал одноглазому руку. Он кивнул, поведя плечами.
– Жалко портсигар.
– Новый найдешь, – убежденно сказал Снегирь.
Зрелище, распахнувшееся перед нашими глазами, было грандиозным. Чаша стадиона напоминала муравейник со срезанной макушкой. Люди копошились на дне и на трибунах, в воздухе висел ни на минуту не умолкающий гул. И, ступив в тесные ряды, мы стали частью этого гула.
– Меняю книгу на жратву!
– Братан, постой, взгляни, какой покрой!
– Ушанка, кому ушанка!
– Валенки уперли! Валенки!
Снегирь уверенно шагал по рядам, отнекиваясь от назойливых торгашей, отталкивая проституток, буквально вешающихся на шею.
– Какой значок!
Тощий оборванный юнец вцепился в грудь Киркорова, пытаясь сорвать значок. Тот, не долго думая, размахнулся и двинул кулаком по распухшей от голодухи физиономии. Юнец отлетел в сторону, на разложенный торгашами металлолом.
– Сука! – по-собачьи заскулил он. – Сука е… ная!
Мне же на руку повисла женщина с разорванным ртом – черные, кривые зубы выглядывают, как зверьки из норки.
– Красавец, хочешь – отсосу?
Я молчал, и она не отставала.
– Недорого возьму, красавец. Сухарик дашь. Доволен будешь…
– Кышь отсюда, падаль, – крикнул на нее Киркоров. – Или, может…? – он выразительно посмотрел на меня.
– Пошел ты, – зло бросил я, догадавшись, что он имеет в виду.
Шлюха осталась позади, матерясь и сыпля в наш адрес проклятья.
Снегирь остановился перед грудой вонючего тряпья, из-за которой едва виднелся хозяин.
– Карлуша!
Пузатый человечек с миндалевидными глазами и большим, крылатым носом засеменил к нам.
– Снегирь, какими судьбами?
– Все теми же. Как торг, Карлуша?
– Какой, к дьяволу, торг? – пожаловался Карлуша. – За все утро обменял бушлат на два ржавых топора. Разве это торг? – он посмотрел на нас с Киркоровым. – И Киркоров с тобой? Здравствуй!
– Здорово, Карл, – отозвался Киркоров.
– А это кто?
Карлуша посмотрел на меня. Мне не понравился его взгляд – цепкий, оценивающий, особо остановившийся на рюкзаке, давший мне понять: этот Карлуша, при внешней безобидности, не так уж прост.
– Это Андрей, наш новый товарищ.
– Вот как, – Карлуша улыбнулся. – Карл Брандао.
Я пожал его мягкую ручонку.
К нам приблизился здоровенный детина с тупым выражением на лице, напомнивший мне близнецов, встреченных мной и Мариной на Москве-товарной.
– Где ты шляешься, остолоп? – накинулся на него Карлуша.
– Мясца выменял, хозяин.
– Мясца выменял! За то время, что ты мясцо менял, меня три раза могли пришить или обчистить до нитки. До нитки!
– Прости, хозяин.
– Давай сюда, остолоп.
Детина протянул Карлуше дымящийся кулек. От запаха слегка закружилась голова. Торгаш распаковал кулек и набросился на еду, не заботясь о наших ощущениях.
– Итак, Снегирь, – сказал он, едва ворочая языком. – Я полагаю, вам нужно обмундирование вот на этого молодца.
Он дернул подбородок в мою сторону.
– Ты, как всегда, проницателен, Карлуша.
Торгаш протянул обглоданную косточку своему сподручному. Тот схватил ее и принялся грызть. Меня едва не стошнило.
– Люблю стрелков, – не совсем к месту заговорил Карлуша, поглядывая на меня. – Они подчиняются правилам, например, тому правилу, что каждый участник состязания на право вступить в Армию обязан иметь обмундирование стрелка. Где он его возьмет – вопрос открытый. Обязан – и баста! Замечательное правило.
– Еще бы, – ухмыльнулся Снегирь. – Тебе – то оно как нельзя на руку.
Он выразительно потер большим пальцем указательный.
– О, ну что ты, Снегирь, – воскликнул Карлуша, – Навар с этого дела – гулькин нос. Я на валенках больше зашибаю.
Снегирь покачал головой.
– Тут дело в другом… – Карлуша передал здоровяку остатки жратвы и приблизился к нам, ковыряя длинным ногтем в зубах. – Скажите мне, легко ли достать в резервации обмундирование стрелка?
Мы молчали.
– Так вот, я вам отвечу – нелегко. Вернее, почти невозможно. Сечете фишку? – Карлуша засмеялся. – Состязание началось до начала состязания…
– К чему ты клонишь? – спросил Снегирь, хотя всем уже было ясно: торгаш набивает цену.
– Вам повезло, друзья мои, – ангельским голоском отозвался Карлуша. – У меня как раз есть стрелковая форма аккурат на этого парня. Но…
– Что «но»?
– Боюсь, она будет стоить несколько дороже, чем в прошлом году.
Киркоров потер рукой то место, где раньше был его второй глаз.
– Это почему? – возмутился Снегирь (как мне показалось, притворно).
– Предрождественский ажиотаж, – развел ручками Карлуша. – Мне старатели уже предлагали за форму такие вещи, что сам Лорд-мэр не отказался бы, но я посылаю всех к чертям, жду вас.
– Спасибо, Карлуша.
– Итак.
Торгаш уставился на мой рюкзак.
Снегирь приблизился к Карлуше, наклонился и что-то прошептал ему на ухо. На физиономии торгаша мелькнуло изумление.
– Покажи.
Я развязал рюкзак. Карлуша взглянул на туго набитые черные пакеты, облизнул пересохшие губы.
– Интересно, – пробормотал торгаш.
– Покажи нам форму, Карлуша, – вставил Киркоров.
– Герасим, покажь им.
Детина покопался в бауле и вынул желто-зеленую куртку и брюки. В точно такую же форму были одеты стрелки, проводившие зачистку в Калуге, пускавшие под откос Последний Поезд… Да и мы с Мариной, помнится, шли через Джунгли в куртках, снятых с убитых стрелков.
Кстати, об убитых стрелках: на куртке, что показал Герасим, чернела дырка, вокруг которой красным пятном запеклась кровь. Я хотел было обратить на нее внимание Снегиря, но промолчал. В конце концов, вероятно, так и заведено – убив слабого стрелка, ты занимаешь его место… Это разумно и даже… правильно.