– Добро пожаловать, хлопцы, – сказал офицер. Он расслабленно закурил, вытер со лба испарину.
Двое стрелков тащили по плацу труп Бориса, третий нес его голову.
Начался снегопад. Кровавое пятно посреди площадки становилось все бледнее и меньше. Скоро оно исчезнет под снегом.
Шеренги стрелков потянулись к воротам и, кроме нас (новоиспеченных), коротышки – офицера и троих его вооруженных бойцов, на плацу никого не осталось.
– Сдавайте номера, ребята. Теперь вы стрелки и у вас есть имена.
Металлические кружки с номерами, звеня, один за другим падали в холщовый мешочек, в котором уже лежали номера «непретендентов».
– До следующего года, – офицер встряхнул мешочек и передал его одному из бойцов.
– А теперь, – он повысил голос. – Шагом марш в казарму и празднуйте Рождество! Завтра вас ждет распределение по отрядам!
4. Отец Никодим
– За Лорд-мэра!
Кружки с изумрудной жидкостью врезались друг дружке в алюминиевые бока. Зеленка плеснула через края на заплеванный пол барака.
Отвратительная горечь продрала горло, а в желудке словно бы взорвалась граната.
– Что это за хрень?
Я бросил кружку на пол.
– Э, да Ахмат зеленки никогда не пробовал.
Собутыльники расхохотались.
– Тваркой зажуй, – посоветовал кто-то.
Я, не видя ничего вокруг, запихнул в рот длинное волокно сушеного мяса. Вроде бы полегчало, во всяком случае, горло слегка смягчилось.
Теплота как-то враз разлилась по телу, мне стало весело. Да, весело. Затуманился сегодняшний день: крики, кровь, отрубленная голова Бориса. Осталось только ощущение, что я сделал то, что от меня ждали Марина, Христо и другие возрожденцы: я прошел рождественские испытания, я стал стрелком и теперь, вместе с другими счастливчиками, праздную свой триумф.
– Еще, – я подхватил с пола кружку.
Рассвет едва окрасил снежные шапки на крышах бараков, когда я выскочил из дрожащей от храпа казармы.
Я долго блевал, стоя на четвереньках, покрывая сугроб зеленью. Мне казалось, еще чуть-чуть – и меня вывернет наизнанку. Наконец, судороги в желудке утишились. Я отполз в сторону и упал лицом в снег. Ну и зеленка! Кажется, никогда мне не было так скверно. Даже когда, мучимый ознобом, я прятался на дереве в Джунглях.
Повернувшись на спину, я окинул взглядом муторное небо. Последняя звезда утонула в наступающем рассвете.
Навеянный зеленкой туман развеялся. Искаженное решимостью лицо Бориса полоснуло мне память. Это я убил его. А скольких еще людей вынужден буду убить?
– Эй, товарищ!
Я вскочил на ноги, узнав склонившегося надо мной особиста. Это был снайпер из охраны Отца Никодима, только сейчас при нем не было винтовки.
– В этом бараке подвизается новорожденный стрелок по имени Ахмат?
– Это я.
Особист окинул недоверчивым взглядом зеленый от блевотины сугроб, мое изможденное лицо.
– Мне приказано доставить вас к отцу Никодиму.
Это было неожиданно. Зачем я понадобился отцу Никодиму?
– Меня?
– Вас. Идемте.
Особист провел меня уже знакомой улочкой до ворот, за которыми виднелась Золотая Долина. Караульные, ни слова не говоря, посторонились.
Мы пошли через плац (кровавое пятно скрылось под снегом) к белому дворцу с плакатом «Будущее зависит от тебя». Да уж, от меня… Никак не думал, что так скоро вернусь сюда… Вон там, кажется, лежала отрубленная голова Бориса.
Я едва смог подавить рвотный спазм. Горло драло кислятиной, голова дико болела. Я с ненавистью смотрел в энергичную спину особиста. Неужели так теперь будет всегда: «Вас требуют, идемте», «Срочно явиться», «дан приказ»? Ни охнуть, ни вздохнуть.
За белым дворцом показались золотые статуи: стоящие кружком женщины, что-то держащие в руках, куда-то завлекающие (наверно, из-за них это место и назвали Золотой Долиной). Повернув направо, мы подошли к еще одному белому дворцу, с надписью «армения» под козырьком с причудливыми каменными завитушками. Что такое армения?
– Станьте лицом к колонне, – подал голос особист. – Ноги держите на ширине плеч.
– Зачем это?
– Таков порядок.
Я прислонился к холодному камню. Особист быстрыми четкими движениями обыскал меня.
– Прошу, – он взмахнул рукой, приглашая следовать за собой.
Столько всевозможного барахла я никогда в жизни не видел! Просторный, тускло освещенный зал был завален чуть ли не до потолка: диваны, статуи, книги, компьютерные мониторы, тряпье, плюшевые игрушки, аквариумы, пластиковая посуда. Чего здесь только не было! Все бесполезное, ненужное.
Проследовав за особистом по узкой тропинке, проложенной в джунглях барахла, я вышел на свободное пространство и увидел Отца Никодима (память проворно выдала картину – отточенное лезвие опускается на шею Бориса). Отец Никодим возлежал на диване, закинув длинные ноги в остроносых сапогах на спинку. Рядом, в кресле, сидел Глеб Пьяных – тот самый бородач, что опрашивал меня в первый день в Цитадели.
– Ахмат, стрелок АМР, доставлен, – доложил приведший меня особист.
– Хорошо, можете идти, – кивнул Глеб Пьяных.
Отец Никодим лениво разглядывал меня, глубоко затягиваясь сигаретой.
– Голова болит? – вдруг спросил он.
Я от неожиданности ответил не сразу.
– Болит, Отец Никодим.
– Обращайтесь к Отцу Никодиму – «ваш крест», – вставил Глеб.
– Болит, ваш крест.
– Зеленка?
– Зеленка, ваш крест.
Отец Никодим засмеялся, Глеб Пьяных послушно оскалил зубы.
– Знаешь выражение, Ахмат, – «клин клином вышибают»?
– Не знаю, ваш крест.
– Так вот, держи.
Отец Никодим протянул мне зеленую бутылку. Даже смотреть на нее было противно… Я сделал глоток. Горло вспыхнуло огнем. Я боялся, что меня снова стошнит, но – отец Никодим оказался прав – мне полегчало.
– Спасибо, ваш крест.
Я возвратил бутылку.
– Полагаю, теперь с тобой можно говорить на равных, – Отец Никодим улыбнулся, – Должен сказать, меня впечатлило, как ты, Ахмат, разобрался с тем претендентом.
Я сразу понял, что он имеет в виду Бориса.
– Без истерики, без всех этих «кийя!» – четко и ровно. Ничего лишнего – удар и… результат.
– Спасибо за высокую оценку, ваш крест, – сказал я.
Глеб Пьяных иронично взглянул на меня.
– Оценка и вправду высокая, – согласился отец Никодим. – Настолько высокая, что я решил назначить тебя в свою личную охрану на место Григоренко. Его ранили во время рейда по Измайловскому гетто. Помнишь, Глеб?
– Да, ваш крест, – отозвался Пьяных. – Та еще была заварушка.
– Временно, конечно, – пока не оклемается Григоренко. Как ты на это смотришь?
Я ответил, что буду рад сложить за него голову.
– Похвально.
Отец Никодим обратился к Глебу:
– Распорядись выдать парню оружие. Вечером я выезжаю на Вторую. Сколько можно тратить время впустую?
5. Большая шишка
Я сидел в машине сопровождения вместе со стрелком из охраны и шофером, держа заряженный АКМ на коленях. Следом за нами медленно двигался черный автомобиль Отца Никодима. Мы покинули Цитадель не больше двадцати минут назад, но почему-то казалось, что давным-давно. Быть может, потому, что стрелок, по имени Меир, оказался надоедливым и болтливым парнем. Жиденький, востроносый, со смоляными глазками и чернявой бородкой, он словно имел шило в заднице и вертелся на месте юлой.
– Ты из стрелков? – накинулся он на меня. – Давно принят?
Узнав, что только вчера, Меир посмотрел с уважением:
– А я уже год, как в стрелках корячусь. Дальше охранки не дослужился.
– И не дослужишься, – повернув широкое лицо, вставил шофер.
– Это почему? – вскинулся Меир.
– Потому что ты трепло.
– Что есть, то есть, – согласился стрелок, выглядывая в окно. – О, уже Северянин.
Машина проехала по эстакаде, нависшей над железнодорожной платформой.
Из разговора Меира с шофером, я сделал вывод, что служба в личной охране отца Никодима не так уж почетна.
– Скоро кладбище, – неспокойно сказал шофер. – Здесь часто банды нападают на конвои.
– Прям уж и часто, – беспечно протянул Меир. – Когда последний раз?
Шофер умолк, должно быть, припоминая.
– В октябре на конвой конунга Шавката напали…
– Ну, да ты не дергайся, – перебил Меир. – С нами тебе сам черт не страшен.
Машина свернула в переулок, и почти сразу под передним колесом что-то громыхнуло. Осколки стекла, вместе с черным дымом устремились в кабину; сквозь пелену я увидел шофера, уронившего голову на руль.
– Мародеры!
Меир лихорадочно передернул затвор автомата, однако выстрелить не успел. Разбив стекло, пуля попала ему в голову. Меир навалился на меня, еще теплый, но уже не от мира сего. Я опустился на сиденье. Лязг пуль по металлу повторился.
Дьявол подери! Вот так западня.
Стрельба внезапно прекратилась. Я услышал голоса.
– Есть кто в первой машине?
Прячась за трупом Меира, я увидел появившуюся в окне физиономию – круглая, испитая рожа с жидкой бороденкой.
– Три трупака, – сообщил кому-то мародер. – Шофер и два стрелка.
– Оружие у них забери.
Дверца машины заскрежетала. Мое сердце готовилось выскочить из груди, и только оно жило во всем моем теле. Я превратился в труп.
Рука мародера, снимая автомат, скользнула по моей руке (вызывающе-теплой). К счастью, он не придал этому значения, должно быть, потому, что трупы Меира и шофера, обысканные им раньше, тоже еще не остыли.
– Два автомата и пистолет, Варяг, – сообщил мародер.
Ему ответили:
– Тащи сюда. Больше ничего нет в машине?
– Нет, Варяг.
И тут я услышал голос отца Никодима.
– Эй, Варяг, или как тебя, отпусти меня или пожалеешь.
Звук хлесткого удара.
– Заткни пасть, мразь. Уж за тебя-то, сука, мы получим настоящий куш. Много-много кокаина!
Судя по разразившемуся смеху, мародеров было не меньше десяти.
– Ладно, ребята, трогаем, – я уже узнавал голос Варяга.