— Меня несло и несло к морю; когда я оказалась у Ённохаси, то почувствовала, что вода в реке потеплела, стала такой же, как вода из моего тела. Тут я ещё больше отяжелела, вода из меня хлынула просто фонтаном, да так, что на поверхности реки возник водоворотик; воды вышло так много, что у меня едва не помутилось сознание… Ох, как мне было плохо…
Тепловатая вода начала стекать с плаща. Словно откликаясь на звуки стекающей воды, одна из летучих мышей — не знаю, кто это был — Пепе или Пипи, — продолжая висеть в клетке головой вниз, расправила свои чёрные крылышки. Показалось тельце, похожее на беличье.
А Саэко всё говорила и говорила:
— Воды вышло много-много, видно, вылилось всё, что было в моём теле; я погрузилась в воду, наглоталась речной воды и тут проснулась. Матрац оказался весь мокрым. Это был жуткий сон.
Да, ужасный сон, вздохнул я. Лежа на плаще в реке тепловатой воды, я воспринимал сон Саэко как свой собственный. Меня тоже несло по приснившейся ей реке с тепловатой водой. Но в отличие от неё я не могу извлекать из себя воду. Я гожусь только на то, чтобы помогать воде изливаться из тела Саэко. Я всегда нервничаю в ожидании этого момента.
Саэко изменила тон:
— Но этот сон, возможно, хороший знак! Он может означать, что вода из меня вышла полностью. Так мне кажется… Проснувшись, я увидела, что всё ещё держу в руке табличку с предсказанием судеб. Это оказалась именно моя, личная табличка, бабуля дала мне её вечером, уже после твоего ухода.
Я спросил, что в этот раз была за табличка. Саэко ответила: «Предсказание большой удачи. Такое — в первый раз!» С этими словами она сползла своим мокрым телом с циновок и достала из выдвижного ящика под зеркалом смятую записку.
Тонкой кисточкой сверху были написаны не танка, а довольно оптимистическое предсказание будущего Саэко: «Между волн виднеется драгоценная пагода, но всё же будьте настороже, не теряйте бдительности»; сбоку же действительно было выведено: «Большая удача». Почерк нельзя было назвать идеальным, но всё-таки иероглифы были достаточно красивыми (в такой манере обычно пишут названия блюд и напитков в небольших заведениях): «Желания скоро исполнятся; болезни пройдут; предложение руки и сердца; перемена места благоприятна».
Саэко произнесла:
— Была «неудача», а стала «большая удача»! «Желание скоро исполнится». Водная болезнь полностью излечится. Мне так кажется. И это благодаря тебе!
Она голышом сидела на циновке, её корпус был выпрямлен. На коже светло-серебристой фольгой блестела вода. Пушок на белой длинной шее своим ослепительным блеском напомнил сверкающий на деревьях иней. Глядя на неё, я тоже сел. Женщина неожиданно начала кланяться, опуская голову до самой циновки. С циновки послышался голос. Это был голос тепловатой воды:
— Я не прошу сделать это сейчас. Когда моя водная болезнь пройдёт, вернее когда ты её излечишь, то есть когда я стану обычной женщиной, прошу тебя, женись на мне. Я, конечно, плохая женщина: столько краж совершила… Ты откажешь мне?
Я рефлексивно, но несколько сухо ответил, что, конечно, не откажу. В то же время я почувствовал, что что-то не так в моем ответе. В моей голове раздавался громкий скрежет — словно терлись друг о друга земная твердь и огромные массы воды.
Жидкое соевое желе
Было первое воскресенье августа. Я перешёл через красный горбатый мост. И акция по заключению новых контрактов, и празднование годовщины создания нашей компании прошли успешно. Моя же личная акция ещё не завершилась.
Саэко вынесла из дома угощение — жидкое соевое желе, которым она торговала. Желе было разлито в пластиковые формочки в виде лодочек и хорошо охлаждено. Любуясь морем под предзакатным небом, мы с Саэко, сидя рядышком, поглощали угощение. Сладкое желе приятно холодило горло. Оно было приготовлено отменно. Мы смотрели на море, а Пепе и Пипи, свесившись вниз головами, глядели на нас. Саэко вдруг выпалила: «Удивительно!»
И продолжила:
— Я говорю о количестве воды. Скажем, эту жидкую бобовую массу можно разлить в восемь ёмкостей в форме небольших лодочек. На пять граммов растительного желатина и 160 граммов сладкой фасолевой пасты требуется ровно 200 миллилитров воды. Нельзя ни 190, ни 210 миллилитров. Продукт получится или слишком твёрдым, или излишне жидким.
Я не понял.
— Три с половиной грамма порошка аррорута, добавляемого в растворённый растительный желатин, следует разводить 75 мл воды. Ни в коем случае нельзя добавить даже 76 мл.
— Следовательно?
— Вот в том-то и странность!
— Какая?
— А такая, что вода не имеет формы, и её везде полно. И в прудах, и в морях, и в реках. Ведь так? Так выглядит со стороны.
— Ничего не понимаю.
— Вот количество воды в море…
Саэко ткнула пальцем в сторону моря:
— Думаю, что там столько воды, сколько положено. Есть определенные законы, регулирующие объем воды в море — ровно столько и ни на один грамм больше или меньше. Вот так и с водой для приготовления бобового желе.
— Может быть.
— И тем не менее…
— Что — «тем не менее»?
— Вот в моём теле воды не столько, сколько положено. А в чём тут дело — непонятно.
Да, по непонятной причине воды в теле Саэко и в самом деле не столько, сколько должно быть у женщины. Это, очевидно, ненормально? Я парировал:
— Но даже при избытке воды в теле лучше не воровать. В таком случае никто тебя не упрекнёт.
— Не в этом дело! Иметь в теле избыток воды, а не столько, сколько положено, — стыдно. Это всё равно, что испортить бобовую массу, налив слишком много воды. Если люди прознают, начнут насмехаться или осуждать.
— Я не буду тебя осуждать. Если только не будешь воровать. Не только не осужу, а решительно поддержу. Защищу тебя от возможных насмешек. А от избытка воды можно избавляться с моей помощью.
Я говорил истинную правду, то, что думал. Пепе и Пипи, свесившись головками вниз, смотрели на нас.
Диалог продолжался:
— Но если я так всю жизнь буду лить из себя воду, тебе, в конце концов, надоест. Пойдут упреки — мол, от твоей воды прогниет и разрушится дом. Определённо! Дело кончится тем, что ты решишь, будто лучше всё-таки жить с нормальной женщиной, бросишь меня и уйдёшь к другой. Наверняка.
Я несколько раз повторил, что этого никогда не случится. В ответ Саэко произнесла:
— Раз так, то после излечения я выйду за тебя замуж. Тем более, что воды стало явно меньше…
Ощущая какой-то внутренний разлад, я расположился на плаще. Саэко выпустила из своего тела воду. Со звуком излила из себя непонятно откуда берущийся излишек воды. Омываемый этой водой, я умиротворённо думал о том, что хотел бы всё время быть не с женщиной, имеющей в теле нормальный объём воды, а с Саэко, у которой количество воды ненормально велико. Обтирая меня полотенцем, она проговорила:
— Похоже, жидкости стало немного меньше. С тех пор я не совершила ни одной кражи. Теперь вода из меня выходит дома, а не где-то в другом месте. Благодаря тебе!
Бананы
Я в очередной раз прошёл по красному горбатому мосту. Саэко, сидя на корточках на помосте для сушки белья, кормила Пепе и Пипи мелкими кусочками банана:
— Представляешь, у этих детишек есть и клычки, и коренные зубки. Это единственные млекопитающие, способные летать. Крылья у них прикреплены прямо к лапкам, изумительные создания, на такое способны…
Когда женщина палочкой подносила к носику летучей мыши кусочек банана, рот у мышки — не то у Пепе, не то у Пипи — раскрывался до самых глаз. Саэко научилась различать, кто из них Пепе, а кто — Пипи, я же так и не научился. У них в самом деле оказались маленькие зубки, как на верхней, так и на нижней челюсти. Когда зубки обнажались, мордашки мышек на мгновение приобретали устрашающий вид. Как у настоящих летучих мышей. Но мне всё-таки было жалко этих тварей, привезенных сюда издалека — не то с Аравийского полуострова, не то из Северной Африки — и вынужденных показывать свои зубки японскому мужчине, который к тому же ещё и критиковал их за «угрожающие» мордочки… Случись всё по-другому, им бы не пришлось демонстрировать свои зубы здесь. Так я пытался размышлять о бесчисленных связях, в которые оказались вовлечены эти летучие мыши, и о столь же многочисленных связях, которые затрагивали мою личную судьбу. Под заходящим солнцем море простиралось за помостом для сушки белья, как огромное покрывало изумрудного цвета.
Саэко сообщила:
— Осенью они спариваются. Говорят, что в теле самки сперма сохраняется в течение нескольких месяцев. Получается, что даже при всяких перемещениях самочка бережно хранит в себе эту жидкость. Весной будущего года произойдёт оплодотворение, а в начале лета, наконец, появится малыш, один.
Мне подумалось, что по времени это событие наложится на нашу свадьбу. Совершенно очевидно, что о летучих мышах Саэко узнала подробности от хозяина зоомагазина, где она украла Пепе. Пипи была куплена, поэтому женщину, вероятно, можно считать виноватой только наполовину. Но временами я подмечал в Саэко какое-то необъяснимое бесстыдство. Вода из тела женщины, однако, смывает и уносит подобные мысли. Мне наплевать, даже если таким образом вода бы смыла всё-всё, и у меня не осталось бы ничего — она несравненно прекрасна!
Женщина спросила:
— А что бывает с новорожденным детенышем во время полета родителей?
Я ответил, что не знаю.
У нас не было опасений по поводу возможной беременности Саэко. Видимо, вода смывала саму вероятность подобного. Может быть, учитывая это, она и заговорила об ожидаемом появлении малыша у летучих мышей. А ведь если когда-нибудь вода иссякнет, то она вполне может забеременеть… Когда-нибудь. В самом конце длинной цепи. Когда-нибудь.
Саэко вновь заговорила:
— Детеныш вцепится молочными зубками в грудку матери, присосётся и будет летать вместе с ней. Это мне рассказал дяденька из зоомагазина.
Эти Пепе и Пипи в младенчестве, присосавшись к матери, наверное, летали вокруг пирамид.