Ванесса снова украдкой бросила взгляд на смартфон в сумочке, увидела там целый ряд предупреждений. Школы с понедельника закрывают, передвижение ограничивают, число заболевших удваивается каждые несколько дней, эпидемия грозит стать самым серьезным санитарным кризисом в мировой истории, новости падали одна за другой, и в душе у нее все переворачивалось. Но здесь, в ресторане, немногочисленные гости, пришедшие первыми, уже разошлись, из поваров работал только один – остальные трое привалились спинами к холодильникам и смотрели в пустоту.
У Элены зазвонил телефон: Гийом. Она немного послушала, не произнеся ни слова. Сбросила вызов, объяснила, что Гийом совершенно не в себе – президент «нации стартапов» только что объявил о закрытии границ, что ставит под угрозу нашу модель развития, поскольку стартапер двигает процесс глобализации и не терпит никакого разъединения. Так что для бизнеса закрытие границ – катастрофа.
– Странно, – заметила Элена, – он, похоже, действительно в панике.
– Кто, Макрон или Гийом?
Тем не менее они все-таки съели десерт, сказали себе в утешение, что пока по крайней мере можно выходить на улицу, но при этом не могли не осознавать, что в девять часов вечера оказались в ресторане единственными посетителями.
Снаружи было неожиданно тепло, на улицах пусто. Авеню Опера обезлюдела, как будто уже ввели комендантский час, – все разбежались по домам. Элена хотела выкурить вторую сигарету, так что они дошли пешком до Пале-Рояль. Шагнув в этот парк, будто прямиком вышедший из семнадцатого столетия, обнесенный древними галереями, они сильнее обычного ощутили на себе груз истории. Все эти памятники казались куда прочнее современного мира, частью которого они являлись, а прошлое выглядело надежнее будущего.
Дебокер ввел всем троим щенкам кортикоиды, потом дал антибиотик. У мальчиков, судя по всему, пострадал пищевод. У девочки аллергический отек затронул в основном губы и нос. Дебокер с женой тщательно ополоснули ей голову, чтобы смыть все остатки раздражителя, потом дали успокоительного – она была в панике. Часы показывали девять вечера. Родители наверняка уже поужинали. Александр понятия не имел, как будет добираться обратно, уж всяко не станет просить у матери, чтобы она за ним приехала. Еще не хватало, чтобы она тащилась сюда час по темноте. Все три щенка лежали на столе, одурманенные лекарствами, три неподвижных тельца, начисто лишившихся упругости, головки запрокинуты, будто неживые. Александр подошел к стулу, опустился на него, закрыл лицо руками.
– У тебя вид совершенно убитый, как будто корову потерял.
Алексия положила руку ему на плечо.
– Мы их на сегодня здесь оставим, наверное, и на завтра тоже. Если все закончится хорошо, лишатся только кончиков языка из-за некроза. С самочкой все должно быть нормально.
Дебокеры посадили щенков в бокс и предложили Александру остаться на ужин. Двое их сыновей, Люка́ и Жюльен, накрыли на стол. Им часто приходилось готовить родителям ужин, прежде чем уйти спать. Дебокеры – единственные ветеринары в северной части департамента – часто работали по пятнадцать часов в день и привыкли ужинать когда придется. Все и думать забыли про выступление Макрона. Однако Алексия включила в гостиной телевизор на новостной канал, и очень скоро ветеринары поняли, что начиная с понедельника оба их чадушка будут сидеть дома.
– И что вы обо всем этом думаете?
– О закрытии школ?
– Да нет, о вирусе.
– А то думаю, что они там у себя состряпали какой-то Научный совет, но в нем нет ни одного ветеринара. А мы, между прочим, круглый год боремся с эпидемиями.
Алексия добавила, что теперь выбора нет, нужно было всех изолировать еще две недели назад. Даже если локдаун и не стабилизирует положение, по крайней мере будет время как-то все организовать, вирус-то этот так или иначе рано или поздно подхватят все, главное, чтобы не одновременно.
Александр передернулся от этой мысли – прежде всего из-за родителей. Алексия попыталась его утешить:
– У всех постепенно выработается иммунитет, вот только на это уйдут месяцы или даже годы.
– Главное, чтобы животные не оказались переносчиками; если нет, вирус будет циркулировать только внутри одного рода, – добавил ее муж.
Александр тут же подумал про щенков: они не привиты, все это было пущено на самотек.
– Не переживай, если все пойдет хорошо, привьем их от гепатита, чумки, парвовируса, лептоспироза. А с бешенством и прочим потом посмотрим, ты пока над этим голову не ломай.
Александр взял у Люка́ скутер, чтобы вернуться в Бертранж. Двухколесной техники он боялся до жути, но сейчас в кои-то веки катить в темноте под треск двигателя было даже приятно. Вокруг – бескрайние просторы, и Александру казалось, что он один на всем свете.
Хотелось бы, конечно, проехать мимо дома родителей прежде, чем они лягут спать. Мобильник он с собой не взял – забыл в «ниве», они наверняка переволновались, но час уже был слишком поздний.
Добравшись до фермы, Александр заглушил свою трещалку, насладился полным отсутствием шума. Все еще длилось полнолуние, видно в сумерках было хорошо, никаких криков косуль вдалеке, никаких неясытей и лис – ни одно ночное животное не тревожило тишины. Ночи в последнее время казались на удивление тихими, и деревья, и ветряки стояли, не шелохнувшись, как будто природа затаила дыхание. Лекс и Макс потерлись головами о его ноги, проснулись и встрепенулись они не до конца, просто вышли из дремы. Он снова подумал про щенков в боксе, и от их отсутствия тишина будто сгустилась еще сильнее.
Суббота, 14 марта 2020 года, 19:38
– После обращения президента во вторник вечером я вышел на улицу, – начал премьер-министр. – Каждый может повторить то же самое. Мы увидели, что в кафе и ресторанах очень много народу. В обычном случае меня бы это порадовало, потому что это та Франция, которую мы все любим. Но вот уже несколько недель, как от нас требуется совсем другое…
В «Диво» вовсю продолжали разносить закуски. Агата только что закрыла чайную и, пока ставила сумку, заметила, как по экрану пробежали белые буквы на красном фоне: распоряжение закрыть все кафе и рестораны нынче в полночь. Они с Грегом переглянулись, совершенно ошеломленные. Зал огласили возмущенные вопли, кто-то в открытую издевался над красномордым дядечкой, маячившим за спиной у премьер-министра – злыднем с округлой фигурой, видом бонвивана, стоявшим, впрочем, с постной физиономией, – кстати, одет он был в костюм и темный галстук, в точности как и Эдуар Филипп, прямо два этаких могильщика. В бороде главы правительства просматривалась белая полоска, как будто туда плеснули гербицидом.
– Да ладно, неделю назад у них этот номер не прошел! – рявкнул кто-то из посетителей.
– И чего? – донеслось из-за другого столика.
– Он, похоже, бородку-то себе высветлил, а может, это от нервов, постарел сразу лет на пятнадцать – вот увидите, через неделю вылезет с палочкой или весь седой.
Все соревновались в остроумии, кроме Грега, который рухнул на первый подвернувшийся стул и больше уже не смог подняться. Он как в тумане смотрел на экран, где комментаторы обсуждали обращение премьер-министра, исходя в своих разглагольствованиях из того, что принятые меры останутся в силе до лета. Грег провел рукой по макушке, и ему показалось, что и его шевелюра поседела.
Каролина во второй половине дня уже никуда не выходила. Из заявления Эдуара Филиппа она сделала вывод, что эпидемия только начинается, но во многих больницах реанимационные отделения уже переполнены. Сильнее всего, ее раздражало то, что обследоваться было невозможно. Тестов не хватало, пациентов с симптомами в лаборатории не пускали, чтобы не заразить персонал, – потому что масок у персонала не было тоже. Ситуация приобретала совершенно кафкианский характер. Такие дурацкие перспективы доводили Каролину до трясучки, и она быстро поняла, что не в силах оставаться здесь, в квартире, тем более что, если она, на свое несчастье, вдруг заболеет, совершенно непонятно, что делать, чтобы ее спасли. Полностью уверена она была только в одном: в городе рано или поздно заразу подхватят абсолютно все, потому что здесь никто не готов прекратить жить и выходить на улицу, а если верить премьер-министру, в ближайшее время выходить запретят напрочь – кроме как завтра, чтобы проголосовать. Но что будет послезавтра?
Александр остался на ферме – ждал звонка от Дебокера. На ужин поджарил хлеба, съел копченого мяса и сыра. Он недавно пригнал трактор – дилер выдал его на то время, пока будет менять сцепление в старом – у того хоть и не было проблем с электроникой, но находить к нему запчасти становилось все сложнее. Восьмичасовой вечерний выпуск новостей он смотрел с середины: покупатели ломанулись в супермаркеты, потребителей просили приготовиться к автономному существованию на протяжении двух-трех месяцев, сильнее всего люди явно боялись остаться без паштетов, растительного масла и особенно – туалетной бумаги. В репортаже рулоны выгружали из всех тележек.
Александр опустил ладонь на карман джинсов – ему показалось, что завибрировал телефон, но нет. В любом случае, щенкам, очевидно, лучше – в противном случае Дебокер бы с ним уже связался. Может, еще позвонит и разрешит завтра за ними приехать. Он сам себе не мог объяснить, почему так без них скучает; на самом же деле он просто полюбил эту мелюзгу. В Испании туристы штурмовали аэропорты, чтобы улететь из страны, президент Трамп только что сдал тест. Александр прекратил жевать, когда Делаус запустил репортаж про вакцину – в США клинические испытания начнутся через неделю, журналист объяснил, что Институт Пастера – с его-то трехсотлетним опытом – наверняка бы справился гораздо лучше, однако, если следовать принятой там процедуре, придется ждать два-три года, чтобы должным образом пройти все этапы, а вот президент «Эпивакса» заверила, что высокотехнологичная вакцина будет протестирована уже к лету. А еще эта американка объявила, что на самом деле речь идет о «защите от вируса: вы, может, и заболеете, но заболевание будет протекать в очень легкой форме».