– Да не буду я никаких мидий готовить! Нужно просто морозильник разгрузить…
– А, так ты устраиваешь «обед сопротивления», просто чтобы опустошить холодильник?
– Кончай, ты в кухне вообще ничего не понимаешь. Ну а что остальные? Саид, Эрик, Альбан, парни из пивнушки?
– Про них ничего не знаю.
– Когда нужно было бутербродов заслать в вашу вонючую шарагу, все были на месте, а как приглашают на настоящий обед, со скатертью и приборами – тут никого… Понял, наверное, что я тебе говорю: не умеете вы жить красиво.
– Да не в том дело, Грег, ты ж сам знаешь: из дому-то выходить нельзя.
– Так, погодите, ребята: у нас что, уже снайперы на всех углах стоят?
– Снайперы нет, а полицейские-муниципалы да. И сдирают штраф в тридцать пять евро.
Грег отсоединился и с силой хлопнул телефоном по столу, будто хотел его расколошматить.
Агата ушла наверх, Грег открыл в телефоне пасьянс. Подмывало включить телевизор, но уже не осталось никаких сил слушать эти официальные рассуждения, и кроме того, Грег всегда боялся докторов, от одной мысли о походе к врачу впадал в панику, а теперь тут по всем каналам сплошные чертовы эскулапы. И тем не менее у него от всего этого голова шла кругом – от затихшего ресторана, пустого тротуара, притом что день уже был в самом разгаре.
От размышлений его оторвал почтальон – Грег даже не заметил, как он вошел. Почтальон, похоже, как всегда, торопился, вытащил стопку конвертов и одновременно поздоровался, да так громко, будто вокруг было полно народу.
– А что, руки мы теперь не пожимаем?
– Нет, больше не разрешается. И с конвертами та же история. Я бы на вашем месте их положил на несколько часов обеззараживаться, а уж потом вскрывал, причем это вам я советую быть осторожней, сам-то я в перчатках. Ну, всего хорошего.
Грег из чистой вредности раз за разом облизывал пальцы, пока вскрывал конверты. Вернулась Агата, потому что наверху Кевин и Матео все еще спали, похоже, в очередной раз решили полдня проваляться в кроватях. Она подошла к бару, на сей раз сделала себе двойной американо – они теперь наверняка начнут злоупотреблять, причем и спиртным тоже, вон сколько напитков в наличии, сплошные соблазны.
– Ну, раз уж пришла, включи музыку, только громко… как можно громче.
Агата повернулась к нему, не понимая. Он поднял на головой лист бумаги.
– Видишь? Это счет из агентства авторских прав. Раз уж мы им платим за их музыку, надо пользоваться.
И он встал, чтобы включить с айпада «А я умру на сцене» Далиды.
Агата поняла, что долго так не продержится – в заточении с мужем, без всякой надежды на то, что сидеть им тут всего две недели: больше похоже на то, что два месяца. А два месяца такой жизни ей точно не по силам.
В долине случился переполох. Всякий раз, как источник Святой Клары уходил под камни, отец заявлял, что не будут они пить воду из-под крана, даже для супа и кофе ее использовать не будут. Вот и пришлось Анжель и Фредо снова ехать и пополнять запас минеральной воды, на сей раз они решили закупить ее в пятилитровых канистрах – хватит как минимум на две недели. Что до остального – куры есть, яйца и овощи тоже, так что остаться без продуктов они не боялись. У них на ферме – и это отличало их от большинства французов – можно было при надобности выдержать многомесячную осаду. Даже если пандемия затянется на годы, они смогут, в этом родители не сомневались, жить в автономном режиме. Все у них есть. Отец переживал только из-за воды. Из-за воды, а еще из-за консервированных сардинок в масле.
– Да у вас и так этих сардин уже целая куча, куда еще-то?
– Ну они в реке-то не водятся, – ответила Анжель.
– Это вряд ли, но все равно, зачем вам двадцать коробок сардин?
– Видимо, память о военных временах: так оно было с печенью трески. Ее, кстати, тоже стоит прихватить.
Поскольку по возрасту Фредо годился Анжель и Жану во внуки, внуком он себя и чувствовал. При этом не хотел показывать, с какой теплотой к ним относится, – боялся, что его тогда обвинят в своекорыстии, он, мол, имеет виды на их землю. Да и не было в нем задатков хозяина. Поначалу он выучился на механика, потом, помогая с ремонтом цветоводу, увлекся цветами, от этого естественным образом перешел к овощеводству. Ему нравилось работать на земле в непосредственной близости, то есть собственными руками, без всяких там моторов и косилок. Кому-то могло показаться, что работенка у него незавидная, ему же она нравилась: да, на ферме приходится ишачить, зато всегда сыт, а главное, захотел – пришел, захотел – ушел, вольная воля. В нынешние времена это и вовсе бесценно. Фредо был совершенно уверен в том, что скоро все эти торчки начнут проситься к нему пожить – уже двое из них, которые осели под Орийаком, спрашивали, не найдет ли он им работу… Он рассказал Анжель – любила она послушать про других.
– И много у тебя таких дружков?
– Нет, но вон даже Адриана и ее Драго решили вернуться на карьер или в старый кемпинг.
– Адриана вернуться собралась, вместе с этим, который собак ворует?
– Он их не ворует, а перепродает.
Четверг, 19 марта 2020 года
Повсюду жизнь остановилась, здесь она двигалась к свету. На южном склоне уже набухли на кленах почки, а на дубах проклюнулись листья. По радио продолжали повторять, что самолеты не летают и границы закрыты, в Бертранже же возобновлялось течение жизни. Под раздухарившимся солнцем трещали сверчки, синицы и корольки пели свои незамысловатые песенки, сороки громким гомоном перекрывали голоса всех остальных. На холмах повсюду пробуждались кустарники, зеленели живые изгороди, дразня аппетит насекомых – сборщиков пыльцы, зелень в долинах становилась все пышнее и гуще, на землю возвращались погожие деньки.
Александр трудился с ранней зари – приводил в порядок окрестные проселки. Коммунальное управление не было обязано этим заниматься, поэтому Александр все делал сам, брал лишь оборудование – благо у мэра не было возражений. Увлекся обрезкой веток – и вот запахло паленой смазкой. Александр осмотрел бензопилу – масло вытекло на шину, запачкало ее до самого зубчатого упора. Масло в пилу было залито сомнительное, видимо, уже использованное в автомобильном двигателе, потому и подтекало. Александр вернулся на ферму взять собственную пилу. Услышал голос Каролины – она произносила слова громко, отчетливо: похоже, у нее какое-то собрание или занятие. Честно говоря, жалко ему было сеструху, а еще больше – ее учеников.
Сам Александр почти не ощущал последствий этой самой изоляции, но мог себе представить, каково оно в городе. Заточение совпало с приходом хорошей погоды – сезона, когда всех так и тянет на улицу. Заставлять любое млекопитающее забиваться в нору и впадать в спячку в самом конце зимы – это поперек естественного природного цикла.
Закончив занятие, Каролина включилась в беседу коллег на экране.
– Вчера у меня было восемь желающих участвовать, но на экране одновременно появляются только четыре окошка, больше мне открыть не удалось, а главное – они каждые пятнадцать секунд перемещаются… Может мне кто-нибудь сказать, как сделать так, чтобы видеть всех участников одновременно?
– Не знаю, у меня все студенты на месте, но без изображения. Они так расстроились, что друг друга не видят, что занимались совсем без настроения.
– Ну, я всех вижу, прямо в ряд, все картинки на экране, только у кого-то рога, у кого-то песьи морды, у некоторых здоровенные губы – там фильтры какие-то, я вообще никого не узнаю…
– Это ты о чем? – откликнулась Каролина.
Александру даже слух напрягать не приходилось – у сестры все окна были нараспашку, она постоянно проветривала комнату, даже когда была там совсем одна.
Комната эта осталась точно такой же, какой Каролина ее покинула в возрасте двадцати лет: те же картины, стены не настолько отсырели, как она боялась. Александр не стал ей говорить, что регулярно проветривал, а зимой время от времени прогревал все эти заброшенные помещения, чтобы там не завелась плесень.
Накануне общение их свелось к минимуму. После стольких лет молчания царапало каждое слово. Да и вообще, она полностью выдохлась – распаковала основные вещи и тут же легла спать. Александр заметил, что она даже не потушила ночник – в три часа ночи из-под ее двери все еще пробивался лучик света.
Обедать Каролина собиралась у родителей. Закончив занятия, она надела кроссовки, чтобы идти через поле, но уже на выходе услышала вой бензопилы на дороге, ведущей к трассе. Ей неудобно было нарушать сложившееся равновесие. Жизнь здесь уже тридцать с лишним лет как-то текла без нее. Брат и родители жили, соблюдая древний уклад, следуя ритму работы, которая выстраивала распорядок каждого дня. И не то чтобы Каролина боялась их стеснить, скорее – так или иначе выбить из колеи. А главное, еще этот вирус: она, конечно, чувствовала уверенность, что не успела его подхватить, и все же не разумнее ли будет не садиться за один стол с родителями? С другой стороны, мама только что позвонила и велела ей прийти, она приготовила гратен-дофинуа, будучи уверенной, что Каролина по-прежнему его любит. По мере того как она приближалась к брату, двигатель пилы завывал все настырнее.
Александра она застала за подрезкой длинных веток. Он был в каске и не расслышал, как она подошла. Боясь его напугать, она намеренно зашла спереди, чтобы он заметил ее присутствие.
– Случилось чего?
– Нет, просто хотела узнать, что ты ешь в середине дня.
– Обычно ничего особенного, делаю себе бутерброды с паштетом или доедаю то, что осталось с вечера.
– В общем, я, пожалуй, не пойду вниз обедать, лучше выжду пару недель, чтобы уж никаких сомнений.
– Как хочешь, но ты б все-таки сходила с ними поздоровалась, а в дом можешь не заходить.
– Ты так думаешь?
Александр ничего не ответил. Впервые на его памяти старшая сестра проявила неуверенность в себе, интерес к его мнению.
– Да иди уже.
К ней вернулся навык хождения по неровным поверхностям, умение смотреть вдаль, обозревать панораму. Ветряки стояли на своих обычных местах. Ей было немножко стыдно за то, что она так обошлась с братом, но, с другой стороны, ее ведь долго убеждали, что ветряки – решение всех проблем эпохи, что с их существованием нужно просто смириться, как вот решили же когда-то отказаться от ветряных мельниц. Таков порядок вещей.