Коровы к нему не кидались, как кутята, просто наблюдали, как он подходит. Случалось, что все-таки останавливали на нем взгляд, смотрели, бросив жевать, будто оценивали, будто тревожились за него, да – казалось, что их действительно что-то в нем интересует. Хотели убедиться, что у него все хорошо, проверить, каким он нынче себя ощущает, сильным или слабым. Потому что именно у него были ключи от ворот на пастбища, он открывал им путь в новые просторы, в разлив люцерны, к молодым побегам и цветению цветов, он служил гарантом доступа на дивную землю, которая их носила. Александр проверил, нет ли следов присутствия барсуков или кабанов, ничего не нашел, да и отпечатков косульих копыт не было тоже.
Ни сестры, ни зять, ни племянники не выражали ни малейшего желания выйти на улицу, подышать воздухом, хотя вроде бы за этим и приехали.
Толкнув входную дверь, Александр оказался совсем в иной обстановке. Агата, явно взбудораженная, только что имела, по ее словам, «объяснение». Каролина, в свою очередь, заперлась у себя в комнате, повесив на дверь записку: «Спасибо, что не шумите в коридоре». Что до Грега, которого Александр ожидал застать на диване с пачкой сигарет, тот возился на кухне. Надев фартук и согнув свое мощное тело почти пополам, он стряпал пирог с морепродуктами, если точнее – с мидиями, на ужин собирался потушить мидии в сметане, если получится, только для этого нужно свозить его в гипермаркет, потому что тут в шкафу растительного масла только на донышке, да и то прогорклое. Матео работал у себя в комнате, а Кевин слонялся по дому, не зная, чем себя занять. Подпустив в тон легкую снисходительность, он осведомился у Александра, нет ли у того скутера в заначке.
– Нет, скутера нет, но в сарае полно велосипедов.
– Велосипедов? Вот уж спасибочки.
– Есть еще старенький «сто третий».
– Это чего, машина?
– Мопед. Умеешь чинить – давай действуй.
Кевин отвернулся, вздернув плечи, поскольку в комнату было не уйти – там брат включил телевизор.
– Только не очень громко, – тут же напомнила ему мама, – не забывай, что нельзя мешать госпоже профессорше.
Александр снова вышел, даже не сварив себе кофе и не налив стакана воды – тяжко ему было в такой обстановке. Зашел в сарай поискать старые карабины и не сразу вспомнил, что перенес их в карантинное стойло. Из всех современных построек оно единственное выстояло во время урагана 1999 года. Вот уже двадцать лет именно там складировали всякий хлам. Карабины Александр отыскал под навесом, причем среди них оказался «Верней-Каррон», антикварная штука, с отличной механикой. Кроме того, он достал еще два карабина 22 калибра, нашлась даже коробочка из каленого железа с неплохим запасом патронов, с небольшими гильзами под 22 калибр – хватит, чтобы устроить пальбу и разогнать кабанов. Александр вышел, чтобы рассмотреть находки при свете. Тяжелая винтовка наверняка стреляет гораздо громче, но как бы отцу отдачей не выбило плечо. Тем не менее он пошарил еще и по другим ящикам, набрал запас патронов.
– Ты чего делаешь?
Особенно его удивило то, что он не слышал шагов на гравии. Видимо, Кевин подошел каким-то волчьим шагом – или просто легок на ногу.
– Помогаю твоим бабушке с дедушкой отгонять вредителей.
– Каких еще вредителей?
– Кабанов.
Александра смутило, что племянник подловил его за возней с оружием, тем более что Кевин тут же схватил «Верней-Каррон» и стал разглядывать.
– Чокбокеры можно бы другие поставить, пневмопушка коротковата, а так ничего.
– Ты разбираешься в огнестрельном оружии?
– Нет, зато в пятнадцать лет профессионально играл в «Снайпер три-дэ». Такая видеоигра.
Макс и Лекс просунули головы в дверной проем, собакам совсем не нравилась эта тесная кладовка, тем не менее они подошли к Кевину и принялись дергать его за штанины – пытались познакомиться, выяснить, что же это за человек, который уже некоторое время находится на их территории, а они к нему так и не подступились. Александр видел, что Кевин напрягся, замер и даже не протянул руки к двум крупным, но безобидным псинам, которые им так заинтересовались.
– Боишься собак?
В ответ Кевин пожал плечами.
– Они мирные, можешь погладить.
– Не, не хочу.
– Этот, с рыжим брюхом, у меня уже два года. Списали из жандармерии. А так он был там у них обучен вынюхивать наркоту, марихуану, все такое.
Кевина окончательно парализовало – он пока не понял, стоит ли здесь усматривать какие аллюзии. Ему казалось, что собаки и дядя взяли его в кольцо, а он и так под этим гребаным отсроченным приговором.
– Это и есть «сто третий»?
Кевин подошел к мопеду и, с явным знанием дела, безуспешно попытался запустить двигатель.
– Да, только его до ума нужно довести. Фредо отрегулировал карбюратор и конденсатор поменял, когда им пользовался, осталось промыть жиклер и залить смесь для бензопилы, то есть добавить в бензин масло вон из той канистры. Справишься – бери.
При этих словах Кевин ожил. Возможность передвигаться, свалить от всех, в том числе и от этих псин, – об этом он мог только мечтать. Эта таратайка с ржавым бензобаком и помятыми патрубками может его спасти – он выберется из этой дыры, хоть поваландается где-нибудь. Он нагнулся вывернуть свечу, проверить, есть ли зажигание.
– Если жиклер, я справлюсь. И со смесью как-нибудь разберусь.
– А я за это тебя попрошу ездить иногда к бабке с дедом, проверять, как там дела, помогать по мере надобности – идет?
Кевин ничего не ответил. Александр отметил, что сперва он так и пожирал глазами карабины, потом точно так же сосредоточился на мопеде. Похоже, парень эгоист до мозга костей. Тут Александр сообразил, что племянника этого единственный раз видел еще младенцем, когда Агата еще к ним наведывалась, до установки ветряков. Он тут же укорил себя за такое резкое суждение. Кевин собирался у него еще что-то спросить, но его прервал какой-то рык, раздавшийся с фермы: он узнал голос матери. Она, вообще-то, редко повышала голос, но сейчас, судя по всему, орала на Каролину, которая тоже в накладе не осталась, и тем не менее оба их голоса перекрывал, а потом взмыл и вовсе в исступленном вопле голос Грега. Когда они были мелкими, Александр всегда старался держаться в стороне от таких разборок. Тем более что в детские годы разборки были вполне безобидными, а вот когда они выросли, все стало серьезнее. Александр оставил было карабины, потом все-таки забрал, рассовал патроны по карманам. Кевин зашагал с ним в ногу.
Прямо на входе в дом Александра тут же огорошили вопросом:
– Ты чего это в дом пушки притащил?
– Да так, они папе нужны… Что тут у вас творится?
– А то у нас тут творится, что твоя сестра не позволяет мне пойти навестить моих родителей. Это, вообще, как? – ответила Агата.
– Я тебе ничего такого не говорила, просила только с ними не целоваться и не заходить в дом.
– Вот видишь? Мадам не желают, чтобы я пошла и поцеловала маму с папой, которых вижу два раза в год!
– Да иди повидайся, – рявкнула Каролина, – общайся сколько хочешь, только снаружи, это что, так трудно понять?..
Александр спокойным голосом попросил их не устраивать бучу из-за ерунды, потому что им тут жить вместе еще невесть сколько и уж скандалы точно их доконают; тут вступил Грег, из которого вырвались все обиды на весь белый свет, накопившиеся за много недель:
– Ерунда, ерунда – это вы тут несете всякую ерунду, чтоб вас всех, шесть тысяч идиотов заразились гриппом, парочку стариканов положили в больницу – и из-за этого всех сажать под замок, вообще не пойму, как вы все докатились до такого идиотизма!
– Минутку, Грег: ты приехал в мой дом, чтобы меня оскорблять?
– В твой дом, твой дом… это, между прочим, еще и дом твоих сестер – или нет?
Он явно пытался раздуть скандал, но Александр решил избегать конфликтов, прекрасно понимая, что на гумусе гнева вырастает урожай сожалений, поэтому он замер на месте, обвел всех глазами и отсчитал двадцать секунд, чтобы потом не сомневаться в своем решении.
– Ладно, оставляю вас тут расквашивать друг другу носы, вернусь завтра, подсчитаю очки.
И он развернулся на каблуках.
– Эй, погоди… а мои мидии?
– Мою порцию отдай собакам, размочи хлеб в бульоне, потом скажешь, как им понравилось.
Они смотрели, как он выходит с охапкой карабинов в руках – и он казался им единственным свободным человеком во всей стране, единственным, кто волен передвигаться по собственному усмотрению, сами же они – и они это чувствовали – обречены сидеть взаперти, сперва у себя в квартирах, теперь на этой ферме, без всяких средств передвижения, а главное – без всякой понятной цели.
Александр засунул винтовки в багажник «нивы», бросил запрещающий взгляд на Лекса и Макса, которые намылились было с ним – они застыли на месте; потом поехал вниз к родителям, перенес винтовки и патроны в столовую. Отец был в сарае, возился там с трактором. Александр, не вдаваясь в подробности, сообщил матери, что на вторую половину дня и, скорее всего, на всю ночь, он уезжает в «Ревиву». Предложил взять с собой щенков.
– Не, их оставь.
– Им полезно подвигаться.
Чтобы подманить кутят, Александр взял на кухне кусок засохшего хлеба и показал им. Они тут же принялись его лопать, хлеб хрустел на зубах, точно косточки свежепойманной добычи, но, если его как следует разжевать, он потом легко проходил в горло.
– Поезжай по проселкам, – советовала мать, встревожившись, что он собрался в такую даль при свете дня.
Уже садясь в машину, Александр увидел, что отец пытается закрепить борону на стареньком тракторе, чтобы взрыхлить поле под картофель. Он вернулся к матери, которая стояла на пороге.
– Слушай, не нравится мне, что он опять будет водить трактор.
– Оставь ты его; просто хочет разрыхлить землю. А вот в понедельник будем сажать и очень на тебя рассчитываем. Он решил увеличить картофельное поле в два раза.