Иван АлексинТепло твоих рук
Он выглядел возмутительно молодо — этот консерва! Гладкая, совсем недряблая кожа, ни единой морщинки на лице, русые коротко стриженные волосы, без какого-либо намёка на седину.
Так не бывает! Вернее, так не должно быть! Это просто нечестно!
— Я принесла одежду, — Ната, скрывая нарастающее раздражение, с усилием отвела взгляд, стараясь не смотреть в сторону бессмертного.
— Спасибо, — он встал с кровати и, ничуть не стесняясь своей наготы, подошёл к ней вплотную. — Давно я здесь?
«А в самообладании горожанину не откажешь», — мысленно усмехнулась девушка. — Ему бы сейчас в истерике кататься, да над отключившимся генером трястись. Так нет. Хорошо держится. Разве что глаза скрытое волнение выдают.
— Защита час назад отключилась, — криво усмехнувшись, ответила Ната на невысказанный вопрос. — Отец связался с вашими по рации. Спасатели прибудут примерно через два часа.
— Почему так долго? — девушка просто физически почувствовала, как напрягся бессмертный.
Ну, да. Для того чтобы мутации клеток стали необратимы, Герусу требуется чуть больше трёх часов. Около часа уже прошло. Таким образом, спасатели могли просто не успеть, опоздав совсем на немного.
— Ваш корабль унесло в море. Сначала спасут людей на борту, а уже затем наступит твой черёд, — Ната ткнула свёртком в грудь моряку, заставив взять одежду. — Одевайся. Скоро будем обедать. Я позову.
— Как тебя зовут? — вопрос остановил девушку уже в дверях. — Меня Серж.
— А тебе не всё равно? — спросила она в ответ, уже не скрывая враждебности, и вышла из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Нельзя было сказать, что Серж находился в расстроенных чувствах. Это было бы неправдой. Этот термин никак не отражал то состояние, в котором пребывал мужчина. Он был раздавлен, ошеломлён, потрясён. Он был просто шокирован!
Уже одно то, что Серж очутился за пределами купола, могло вывести из равновесия любого горожанина! Генер больше часа вне поля не работает!
Вспомнилось, как ещё живя в интернате, они с друзьями выбирались из города и с замиранием сердца ждали, когда начнут истощаться заряды аккумуляторов и тревожно запищит вшитый датчик. Как же они неслись тогда к куполу, представляя, что страшный Герас уже навис за спиной! Просто дух захватывало!
Сейчас генер не пищал, мёртвой коробочкой застыв в животе. И смертельный вирус вовсю хозяйничал внутри, варварски взламывая иммунную защиту организма.
Два часа! У него осталось каких-то жалких два часа в запасе! Боже! Остаётся только молиться, чтобы спасательный катер успел. Плевать, что потом придётся целый месяц проторчать в медбоксе, проходя мучительную терапию. Главное, чтобы помощь появилась вовремя и проклятый Герас не успел закрепиться в организме!
И всё же, не смертельный вирус был главной причиной состояния, в котором находился моряк. Это было страшно, до жути страшно, вот только поделать тут он ничего не мог. Оставалось только ждать, удерживая этот страх под контролем.
Осязание! Давно забытый термин из прошлого, неожиданно ставший явью. Вот что сводило его с ума!
Генер был чудом, позволившим горожанам спастись от Гераса. Но давая многое, он не мало и забирал. И главной жертвой, которую пришлось принести людям, стало именно осязание.
Оно не исчезло полностью, нет. Но теперь невидимое поле постоянно обволакивающее тело, пропускало через себя лишь жалкие отголоски тех ощущений, что приносили прикосновения.
И теперь Серж буквально каждой клеточкой ощущал тёплый, чуть влажный воздух, невесомой плёнкой окутавший лицо, осторожно мял пальцами одежду, с восторгом ощупывая каждый шов, чувствовал под ногами упругую твёрдость крашеных досок.
Это было…. Так странно. Так удивительно. Так…. так восхитительно!
Бессмертный натянул на себя шорты и белую рубашку с короткими рукавами, замер, привыкая к прикосновению одежды к голому телу, затем подошёл окну, постоял немного, поглаживая рукой мягкую занавеску.
За окном царило веселье. Трое детей с радостным визгом носились по двору, удирая от большой лохматой собаки, с громким лаем бросавшейся в разные стороны. Вот пёс ухватил самого маленького карапуза за рубаху и, притворно рыча, потянул на себя. Тот, шлёпнувшись в траву, начал отбиваться, заливисто смеясь. Сзади на собаку навалились другой мальчуган с девочкой, умудрившись завалить её на бок. Столбом поднялась пыль. Смех усилился.
Моряк прильнул к окну, не в силах оторвать взгляда от необычной картины. В городе тесные контакты между собой старались свести к минимуму. Это было не то чтобы опасно (генер не оставлял вирусу и шанса добраться до очередной жертвы), а просто не принято среди людей, ассоциируясь в сознании обитателей купола с чем-то неприличным, даже постыдным. Дикие такими мелочами, судя по увиденному, совсем не заморачивались.
— Смотрите! Консерва!
Его заметили. И дети, и собака, прекратив возню, дружно уставились на него, вылупив от возбуждения глаза. Самый младший неожиданно заревел, размазывая по лицу сопли пополам.
Серж поспешно отошёл от окна, почувствовав нарастающее раздражение. Разве можно вот так кататься в грязи, собирая инфекцию? У них в интернате такое не разрешалось. А ведь у этих детей и генера даже нет! Одно слово — дикие!
— Пошли, — в приоткрывшуюся дверь заглянула девушка, что принесла ему одежду. — Мама обедать зовёт.
И всё-таки он был странным, этот консерва! Эта неуверенная, осторожная походка, которой он шёл словно по минному полю, а не шерстяному половичку; эти несмелые прикасания ко всему, что попадалось на пути, эта смесь удивления, неверия и испуга, отпечатавшиеся на лице.
— Мы пришли, мам.
Ната демонстративно отвернулась, от топчущегося за спиной Сержа, и зашла в санузел. Долго тёрла под горячей водой руки, словно пытаясь смыть вместе с грязью накопившуюся злость. Затем заглянула в большое настенное зеркало. Не понравилась сама себе, отчего разозлилась ещё больше.
Подумаешь! Было бы ради кого стараться! Консерва, она и есть консерва! Бесчувственный урод, трусливо прячущийся от мира за барьером индивидуального поля. А стоило этому барьеру рухнуть и всё; руки трясутся, а в глазах ужас плещется! Вот пусть сидит и трясётся! Она на него даже внимания обращать не будет!
Приняв решение, Ната с гордо поднятой головой вернулась в столовую.
Серж уже расположился за столом, немного нервно ёрзая на стуле. Рядом хлопотала мама, опрокидывая в тарелку половник с ароматно пахнущим борщом.
«Даже руки не помыл»! — злость, задавленная было в санузле, вернулась. — «Хотя они там, наверное, и не знают, что это такое — мыться! Всю жизнь свою невидимую скорлупу не снимают. До самого перевоплощения. Вот и ходят грязные. И это они ещё нас дикими называют»! — Нате вспомнился рассказ отца о том, что невидимое поле, обтягивающее бессмертных словно искусственная кожа, не только защищает от Гераса, но и заботится о коже естественной, как-то выводя пот и шлаки наружу. Да и пахло от Сержа скорее приятно, чем наоборот, — «Ну и что?! Всё равно свиньи»!
— Угощайся, — подвинула мама к спасённому тарелку. — Вряд ли у вас в городе таким кормят, — сухо добавила она, вооружившись большим кухонным ножом и потянув к себе хлеб. Ловко порезала ароматную буханку на толстые ломти, не забыв бросить пару кусков Сержу. — А ты чего уставилась? — недовольно бросила уже ей. — Детей позови. А то так и будут до вечера голодные бегать!
Ната вышла на улицу, загнала детей в дом, задавив на корню попытки бунта, начавшего было под девизом «Мы ещё немного поиграем» и, всмотревшись вдаль, радостно замахала рукой.
Отец!
Это было не просто вкусно. Это было восхитительно!
Собственно говоря, Серж и за стол то сел, только для того, чтобы соблюсти приличия. Какая уж тут еда, когда внутри бесчинствует смертельный вирус, а «радушные хозяева» мысленно желают тебе подавиться первым же куском? А что? Если бы не страх перед городом, то и отравили бы! Но попробовав из чистого упрямства ложку, остановится уже не смог.
— Спасибо, — доев пшённую кашу с котлетой, Серж блаженно вздохнул и потянулся к большой фаянсовой кружке с ароматным ромашковым чаем. — Вроде обычная еда, а необычайно вкусно, — признался он, делая осторожный глоток. Напиток был обжигающе горячим и ароматным до головокружения.
— Просто всё, что вы едите, перед тем как попасть в рот, дезинфицируется генером, — в комнату вошёл высокий, полностью седой, но ещё крепкий старик в синей футболке и полосатых шортах. — Герас, конечно, таким образом уничтожается, но и на вкусовые качества пищи это влияет ощутимо.
— Папа! — радостно завизжавшая малышня потянулась было из-за стола, но под строгим маминым взглядом, тут же вернулась на место.
Тим, Оля и Миша как представили Сержу этих шалопаев, пока они весело брызгались в ванной комнате.
Тим, худощавый, шустрый десятилетний мальчуган с лукавыми глазами библейского бесенёнка явно был в этой компании вожаком и заводилой. Оля, полненькая, весёлая девочка восьми лет с закрученными в пёструю ленту косичками, выполнявшая при нём обязанности адъютанта и верного соратника. Пятилетний Миша, с восторженным испугом не сводящий глаз со страшного «консервы», числившийся в местной ватаге в ранге юнги, являясь по совместительству особо опекаемой персоной.
Вошедший весело растрепал волосы на взлохмаченный головёнках, чмокнул в щёку Анастасию и, развернувшись к Сержу, протянул руку: — Геннадий.
Тот отшатнулся, едва не расплескав чай.
— Извини, — Геннадий, убрав руку, криво усмехнулся. — Это я по привычке. Совсем забыл, что у вас даже это не принято.
— У них много чего не принято, — саркастически заметила, вошедшая следом, Ната и, усевшись за стол, придвинула к себе тарелку. — Неудивительно, что они с нами так поступают. Если даже друг от друга шарахаются!