Захлопнул книгу. Не стал читать с Колотыркиным.
— Ты и сам чудной какой-то, — обиделся Колотыркин.
…Мама Аля, вы с Димкой уже доехали? Уже ходите по лагерю?
Ему хотелось уехать с ними. Но если каждый сотрудник привезет по двое ребят, другим места не хватит.
Жаль, сюда нельзя привести Щена. Однажды он отгрыз ремни от всех босоножек. Но тогда он был маленький, у него зубы резались, ему обязательно нужно было. Мама Аля сказала: «В новую квартиру — категорически! Еще последние каблуки сгрызет».
Каблуки. Беда! Нужно заработать денег. Еще 27 рублей. Один есть. В копилке. Лесь не глядит на нее. Он смотрит вниз. По улице ходят люди. Туловищ не видно; макушка или шляпа, из-под нее шагающие ноги.
Вот шагает фуражка с лакированным козырьком, ведро с кистью. Это ж Леня, расклейщик афиш! Лесь захлопывает дверь квартиры, бежит догонять.
На земле Леня не такой головоногий, как сверху. Он длинный. Носит фуражку, чтоб волосы не вставали дыбом.
— А можно, я буду мазать?
— Действуй, приятель. Бери кисть.
Вниз, вверх, наискосок, все! Свернутая трубка, разворачиваясь, бежит вниз. Лесь проводит по ней кистью, и афиша прирастает к стене без морщин. Молодец, мажь дальше!
Веселые афиши! Выставка цветов, выставка цветов! Хочу на выставку! Конкурс на лучшую розу. Прогулка на теплоходе в открытое море. Хочу в открытое море! Танцплощадка! Путевки в туристский лагерь. Хочу! Сегодня и ежедневно мастер художественного слова Ипполит Полудни, сцены из «Дон Кихота»…
Приехал! Не обманул! Просто задержался.
Кисть вверх, вниз, по диагонали. Мы вас давно-давно ждем! Сейчас мама Аля уехала, но она скоро вернется. Вы сегодня и ежедневно? Она успеет.
— Помощничек! Ты что сияешь как начищенный пятак?
— Мой знакомый, знаменитый чтец, приезжает!
— Ого, значит, рассчитываю на пропуск!
Лесь кивнул:
— Ладно. Он мне даст.
Кисть вверх, кисть вниз, по диагонали… Так они продвигаются по улице, клея веселые афиши. Прохожие читают, и Лесю нравится, что они с Леней приглашают людей в разные интересные места. Бегите, бегите, покупайте билеты, сегодня и ежедневно мой знакомый артист. Ну и что ж, что знаменитый? Я с ним даже в подкидного дурака играл, и я его обыграл.
Сумка с афишами опустела. Леня пожал его измазанную клеем руку. Вот теперь надо сказать главное.
— Я потом всегда буду клеить просто так, задаром, а сегодня мне обязательно нужно денег заработать, — сказал он.
Леня всполошился, даже на корточки перед ним присел:
— Может, ты голодный? На обед тебе дать?
Лесь замотал головой:
— Не-а. Для важного дела.
В раздумье Леня почесал нос.
— Понимаешь, мальчик, у меня есть сто важных дел. Но я их пока отложил, как голубую мечту. Скажу откровенно: эта работа оставляет мне много времени для учебы. Но зарплата — маленькая. Она не делится без остатка, а об остатке уж и говорить не приходится.
Что-то у него было не в порядке с арифметикой, но Лесь не обратил на это внимания. Попрощался и ушел.
Куда же ему пойти, куда? Голова садовая! Идти надо в порт!
Позади белого пассажирского Морского вокзала есть ворота. За ними, в глубине, видны грузовые причалы, краны с длинными стрелами, ленточные транспортеры, по которым ползут мешки и ящики из трюмов судов. Снуют тяжелые грузовики.
«Вход посторонним воспрещен!», «Товарищи водители, предъявляйте пропуск в раскрытом виде!»
Но подальше от вахтера, между складскими помещениями, есть лазейка. Кто же из мальчишек в нее не лазал? Пролез — и ты уже на территории порта, как раз там, куда вход запрещен.
Лесь идет по бетонной площадке, где, поднятые на подставки, стоят на ремонте разные суденышки. Он проходит под килем пассажирской «Ракеты», к ней подведены леса. Отсюда, снизу, «Ракета» — как толстая рыбина с короткими поплавками-крыльями. Живот у нее красный, крылья серебряные.
…Я тут хожу под ней и вижу то самое, что видят только рыбы и водолазы, — думает Лесь. — Хорошо бы еще забраться наверх, в пузо «Ракеты», которое внутри называется «салон», а еще лучше — к пульту управления…
Но едва лишь он заносит ногу на леса, как слышит сверху окрик:
— Куда тебя несет?
Это сварщик со своим сварочным аппаратом сидит верхом на спине «Ракеты».
Лесь идет дальше. Гигантский грузовой кран уперся в рельсы четырьмя ногами на самом причале. Пятитонный грузовик рядом с ним выглядит маленьким, как «Запорожец». Высоко над Лесем кран проносит длинную стрелу и снимает с палубы судна огромные тюки.
— Эй, мальчик! Не стой под стрелой! — Человек в кителе с блестящими морскими нашивками оттаскивает Леся подальше. — Кого ты ищешь? Ты с какого-нибудь судна или праздношатающийся?
Может, это сам капитан судна, которое разгружается? Вот удача! Но Лесь молчит. Все слова «забуксовали». А мысленно он уже слышит: «Палубной команде аврал! Занять места по швартовному расписанию!» И отвечает громче всех: «Есть занять места!» И вот уже заработали двигатели…
— Так и будем молчать? — Капитан разглядывает вспотевший от волнения лоб и две смешные точечные родинки на носу. — А ты, наверно, решил уйти в плаванье юнгой! — догадывается капитан, потому что сам мальчишкой мечтал об этом. — Сколько тебе лет? Только не врать.
— Одиннадцать, — отвечает Лесь убитым голосом.
— Минет шестнадцать — возобновим разговор. Будь здоров, приятель, и не вертись в зоне погрузки.
Приуныв, Лесь идет по причалу. Обходит толстые швартовные тумбы, выбеленные, наверно, затем, чтобы ночью было видно, куда заводить концы. Какое-то небольшое судно швартуется кормой.
— Эй, на «Дельфине»! — кричит береговой матрос.
Лесь остановился, пригвожденный к месту. Его память, его сердце рванулись навстречу этому имени. «Дельфин»! Я все про тебя знаю! Твой матрос Мымриков Степан был мой папа. Его больше нет. Мама Аля сказала, что ты никогда не заходишь в наш порт. А ты пришел. Спасибо тебе, что ты пришел…
— Эй, на берегу! Поберегись! — кричат с борта.
И летит на причал с судна тонкая бечева с тяжестью на конце, которая почему-то называется «легость». Лесь бросается к ней, ее надо схватить и тянуть, тогда вытащится из воды тяжелый трос с петлей («огон» называется), и нужно его надеть на швартовную чугунную тумбу. По-моряцки ее зовут «пушкой». Он сын моряка, он знает…
— Куда? Отойди, мальчик! — Зажмет тросом руку!
Береговой матрос, пятясь, вытягивает тяжелый трос, надевает петлю на «пушку». Ему бросают второй конец, и он тащит его бегом. Стоп. Порядок. Пришвартовались.
Лесю хорошо видна кормовая палуба без бортов, это — сейнерная площадка; навалом сеть с белыми кубиками поплавков, а по-рыбацки сказать — «кошелек». Надпись на черной корме: «Дельфин», и буквами поменьше: «Рыбколхозсоюз СТС». Каждый мальчишка расшифрует запросто: средний тепломорский сейнер из рыболовецкого колхозного флота.
Спустили трап, простые сходни, по ним сбежали два молодых матроса. Лесь подошел ближе.
— Тебе кого, мальчик?
— Просто так. Посмотреть.
Нет на «Дельфине» белой палубы, надстройка не сверкает белизной, как на пассажирских судах. Старик «Дельфин», рядовой СТС, судно-работяга. Сколько раз Лесь представлял себе его, и в штиль, и в бурю, и как вытягивал полный кошель трепещущей рыбы, и как разгружался в далеких портах. Здравствуй, «Дельфин»! Это я, Лесь Мымриков, твоего Мымрикова сын.
— Мой отец на «Дельфине» плавал! — неожиданно для себя сообщает Лесь матросам.
— Да ну? — Они оборачивают к нему дружелюбные лица.
— Ага. Мымриков Степан Иванович.
— Такого не знаем. Может, еще до нас?
Они молодые. Наверно, первый год плавают. Но Лесю обидно, что не знают.
— Он ваш корабль спас. У вас в шторм сетью винт замотало, так он нырнул в ледяную воду.
Один матрос повернулся к другому:
— Помнишь, комсорг рассказывал. Однако фамилию вроде называл другую.
— Нет, Мымриков, — твердо сказал Лесь.
Уж он-то хорошо знал, что Мымриков.
— А вот старпом, он давно плавает, у него спросим.
На трап ступил коренастый человек.
— Петр Антонович, тут паренек интересуется, говорит, его отец погиб, спасая судно.
Старший помощник подошел к Лесю, ласково поднял к себе его лицо.
— Ты Иванов-младший? — спросил он.
— Нет, я Мымриков-младший, Лесь, — радостно ответил Лесь. — А есть еще поменьше, Димка! — И он улыбнулся. Словно вдруг отомкнулся в его душе какой-то замок, и радость доверчиво вылетела навстречу людям с «Дельфина».
И старпом улыбнулся Лесю, и матросы тоже, потому что нельзя было устоять перед этой счастливой улыбкой.
Но после того старпом насупился, двинул желваками щек.
— Кто же тебе рассказал, Лесь, про наше горе? — спросил он. — И знаешь ли ты, что герой-матрос погиб по вине подлеца, который осмелился пронести с берега на судно вино, и напился, и забыл обязанности. И тут уж мы виноваты, что доверились нестойкому человеку, недосмотрели…
Лесь кивнул:
— Я все знаю. Я так обрадовался, когда увидал «Дельфина»! Мне мама Аля сказала, что он сюда никогда не заходит, а только туда, на Желтый мыс, где мы раньше жили. И вдруг вижу, швартуется он, мой «Дельфин»!
Старпом тревожно поежился, обернулся к матросам.
— Понятно, — ответили на его взгляд матросы.
А Лесь потянулся к старпому, взглянул ему прямо в глаза и попросил:
— Пожалуйста, дайте мне работу. Я могу мыть палубу. Мне очень нужно; у мамы Али прохудились туфли, а ведь она растит нас двоих. Я сильный. Смотрите, вот у меня бицепсы! — И он напряг согнутую руку.
Но старпом не отвечал, медлил. Он повел себя странно, крепко стукнул кулаком по ладони другой руки. Он был смурый, когда заговорил, и смотрел не на Леся, а куда-то на рейд, на мачты других судов, что ли…
— Вот что, Лесь Мымриков. Работы тебе дать не имею права. Просто потому, что ты мал. Да, только потому, не подумай чего другого. Подрастешь, примем тебя с доверием и с уважением. Вот так… — Он опять помедлил, шевельнулись желваки под кожей щек. — Теперь скажу насчет героя Мымрикова. Герой Мымриков у нас на судне не плавал. Нет, такого героя мы не знали. Ты уж прости… — И он пошел прочь от Леся валкой моряцкой походкой, упористо ступая, и ни разу не оглянулся.