— Волна, волна! — кричат мальчишки.
— Зыбь, — небрежно отзывается Антон.
— Я хорошо плаваю! — кричит Вяч. — А его вода не держит. В нем центр плавучести неправильно расположен! Так бывает разве, а?
Громкий получается разговор, нужно перекричать гул мотора, шум ветра на скорости, стук крыльев о воду.
— Все бывает! — И Антон прокричал им в ответ историю: — Когда я на действительной, на флоте, служил, у нас одного парня тоже вода не держала. Как его на флот взяли — не пойму! Однажды идем на катере, с него бескозырку сдуло. Пошла плясать по зыби. Это ж гордость матросская — бескозырка! Обронил — быть тебе посмешищем всей команды. Да еще пяток нарядов получит на камбуз или гальюны мыть, туалеты, значит. Кричит: «Братцы, выручайте!» А нам ни к чему, что плавать не умеет. Видим, распсиховался, мы и выручили: сбросили его в воду. Он стал пузыри пускать, я уж собрался за ним прыгать, глядим — поплыл! Схватил бескозырку…
— Меня уж выручали, — сказал Лесь. — Все равно ноги ко дну утаскивает.
Антон подумал и ответил:
— Не за тем плыл!
Вяч вступился:
— За тем! Туристы монет возле старого Гуля накидали, мы все ныряли, и Лесь. Обратно его Серега тащил.
— Не ныряй, пока не научишься плавать.
Лесь упрямо мотнул головой:
— Буду. Я воды не боюсь, под водой могу сорок семь секунд не дышать. А плыть — ноги утягивают.
Антон опять подумал и сказал:
— Монеты — ерунда! Не то. Как за тем поплывешь, так, значит, и поплывешь.
— За чем — за тем? — в нетерпении крикнул Лесь.
— Жизнь покажет, — ответил Антон.
Проплыл самоходный плавучий кран, в его металлических переплетах гудел ветер. У горизонта увидали темный силуэт наливного судна, пробежал рыболовецкий сейнер. На своей лоснящейся, не знающей устали спине море несло суда и суденышки.
— Трудится море-работяга, — сказал Антон.
Ровно постукивая мотором, «Смелый» обходил мыс, когда мимо, по левому борту, пронесся катер «Ураган». Он обогнал «Смелого», и среди его пассажиров Лесь опять увидал человека в светлом костюме, что последним сошел с теплохода. Он придерживал рукой шляпу. Лесь вдруг сразу его узнал. Узнал по той радости, которая охватила его, Леся, по тому празднику, который зашумел в его сердце.
— Это Дон Кихот! Дон Кихот! Полудин! — возбужденно закричал Лесь. — Мой знакомый! В Летнем театре будет выступать! — Он вскочил, замахал, закричал вслед: — Ипполит Васильевич! Я здесь! Это я! Я! Лесь!
И Колотыркин махал и орал:
— Эй, Дон Кихот, мы здесь!
Пассажиры с «Урагана» обернулись. Кто-то помахал, не он. Конечно, на том катере был свой шум мотора и ветра, они там просто ничего не расслышали. «Ураган» быстро уходил.
— Пожалуйста, дяденька Антон, побыстрей! — просил Лесь.
Но Антон не прибавил скорости.
— Там наш друг, мой и мамы Али! Он обещал сделать маму Алю настоящей артисткой. Он даже не знает, где мы теперь живем!..
— Закрой рот — ветра наглотаешься и сядь — вывалишься! — приказал Антон.
И Лесь увидал, что он, насупив брови, смотрит вперед по курсу и не расположен разговаривать.
Лесь никак не мог успокоиться. Носильщик сказал: «Лучше в санаторий». «Наверно, правда очень болен, раз он, такой отважный, боялся, чтоб не укачало. Не он отважный, а Дон Кихот. Ну и что? Я сам видел, он был Дон Кихотом, все перенес и не сдался. А сейчас ему плохо, может, он потому и меня не узнал. Или потому, что я очень вырос?..»
Вошли в тень. Каменная громада отвесно стала над морем. Вода под ней была темней чернил. Антон вытер с лица клок пены, «Смелый» срезал ее с боковой волны, потому что делал дугу. Он обходил большую скалу и держался подальше от маленьких, высунувших из кипящего прибоя каменные рога.
— Чертова скала и ее чертенята, — сказал Антон. — Недоброй памяти место.
В отвесной стене ютился куст, осыпанный желтым цветом. Чудом лепилась скрюченная сосна, вцепилась обнаженными корнями в расщелину, вытянула ветки в одну сторону, как пламя по ветру.
Миновали последний уступ, и открылся крутой, заросший иглицей берег, солнечная бухточка, полуразрушенный пирс. Антон выключил мотор, и услышалось, как звенят по берегу цикады. «Смелый» отшвартовался левым бортом.
— Оба вылезай! — Антон придержал катер.
Мальчишки вылезли на искореженные штормами балки. Антон — последним. Привязал цепь за ржавую скобу. Над плещущей водой по переплетам без настила перебрались на берег.
— Необитаемый, — сказал Вяч.
И тут же тигр сверкнул на Леся из зарослей желтыми глазами и скользнул в кустах длинным полосатым телом…
Вяч запрыгал, заорал: «Ур-ра!..» Просто так, потому что плавали по морю, высадились на неизвестный берег. И — захлопнул рот.
Оказалось, что они тут не одни. В тени скалы стоял человек в белом кителе и фуражке. Лесь узнал его сразу.
На лице Антона сменилось множество выражений: радость, растерянность, удивление, приветливость.
— Наш новый начальник аэроклуба Мосолов, — сказал он.
— Наш? — спросил Вяч. — А толстых в летчики принимают?
Антон поежился:
— Возможно, похудею.
Мосолов шел к ним:
— Здравствуйте, Антон! — Протянул Лесю обе руки: — Да это ж мой знакомец! Бабушка наша все про тебя спрашивает… — Дернулась бровь, наполовину черная, наполовину седая. Повернулся к Антону: — Привез ребят на партизанскую землю?
Антон кивнул.
— Каждый день прихожу, — сказал Мосолов. — Тут я вроде среди товарищей своих. Мужеству у них учусь. Не возражаете, если я ребят поведу? Каждую тропу знаю. — Тронул жокейку Вяча: — Интересная у тебя коллекция на голове. — Позвал: — За мной, ребятки, — и стал подниматься по тропе.
— В кильватер! — скомандовал Антон, что по-моряцки значит: идти по следу другого корабля, а в переводе на сухопутный язык, попросту — гуськом.
Чем дальше, тем круче. Вяч лез на четвереньках, оскальзываясь на камнях. Перед Лесем маячили его толстые ягодицы, обтянутые трусами. Колотыркин пыхтел и ворчал.
— Отставить бурчание, — сказал Антон.
Мосолов засмеялся и оглянулся на него. Они были знакомы с того дня, как Георгий Король, лучший из молодых пилотов аэроклуба привел к нему своего богатырского друга. «Расчудесный парень, — сказал Король, — моряк, мечтает об авиации. Только габариты великоваты». Да, в учебный вертолет этот гигант едва бы уместился.
Мосолов пропустил ребят вперед, подождал Антона.
— Не огорчайтесь, что мы вас не приняли, — сказал он. — Будь я на вашем месте, пошел бы на большой флот. Среднее техническое образование у вас есть…
— Да что уж, поработаю извозчиком, на тузике… — На круглом лице Антона отразилась детская обида.
Мальчишки дружно возмутились:
— Тузик! Семьдесят пять лошадиных сил. Не хуже «Волги» последнего выпуска!..
Антон лез по тропе и думал, что ему в жизни не везет. Хоть неделю не ешь, не станешь стройным, как Король. Из художественной самодеятельности ушел, сказали: «Вам только Санчо Пансу играть». А где написано, что Ромео был худым? Хотел вертолет освоить, ответили: «Тоннаж, то есть, извините, вес и рост не соответствуют нормам». Конечно, на большой флот уйти интересно, освоить новую технику — подучиться можно. Однако не спешит Антон отрываться от берега. Потому что задумал Антон жениться. Он давно просит одну хорошую женщину, чтобы стала его женой. Она в ответ смеется. Наверно, потому, что нескладный и толстый. А может, еще надумает, согласится? А уйдешь в дальнее плавание, она вовсе забудет…
Жора посоветовал: «Ты ей скажи: «Хочешь, достану тебе звезду с неба?» — «А если ответит «хочу»?» — спросил Антон. «Значит, достанешь!» — ответил Жора. «Сказки. Я бы ей лучше хорошую жизнь достал, а не звезду с неба. О ее двух ребятах заботился. Нет, не везет мне», — думал Антон, шагая по тропе.
— За колючки не хватайтесь, порвете руки, — предупредил Мосолов.
— А как ходить тогда? — разворчался Вяч. — Знал бы, взял брезентовые рукавицы и кеды.
Мосолов взбирался легко, ногу ставил упористо. Ребятам были видны белые морщины на сильной склоненной шее.
— Ногу ставьте на всю ступню, — сказал он. — Партизаны ходили тут и в гололед и раненых несли на носилках. — Он раздвигал перед ними колючие заросли.
— Может, у них сапоги были не скользкие? — сказал Вяч.
— Сапог вовсе не было. Воевали в разбитой довоенной обуви, тряпками подметки подвязывали. Пастухи научили самодельные постолы делать. Обмотки из трофейной плащ-палатки нарежем, накрутим, а поверх куски сыромятной кожи, зашнуруем сыромятными ремнями — и в путь, и в бой. Голодные и холодные. Особенно трудно пришлось в первую зиму. Предатели открыли фашистам наши тайные продуктовые склады.
— У, гады! — Вяч съехал и лягнул Леся.
— Пусть впереди меня идет, я его страховать буду. — Антон взял ногу Вяча и упористо поставил на камень.
— А зимы были лютые, с тех пор на Теплом берегу, говорят, таких морозов и не бывало. Воевали, кто в демисезонном пальтишке, кто в ватнике, обмораживались, падали от истощения. А по дорогам, ребята, шли вражеские транспорты, под вооруженной охраной. Везли боеприпасы, продукты. Мы устраивали засады; покажу вам места, откуда навязывали фашистам бой, добывали оружие, изголодавшихся людей кормили, а главное — отвлекали на себя силы врага, чем помогали нашей сражающейся армии.
— Герои-люди, — сказал Антон.
Вяч пропыхтел в спину Лесю:
— Героям хорошо, их даже в кино без очереди… — Он не договорил, пополз на животе и уперся в Антона. — Мымриков пихается! Он псих! — крикнул Вяч.
— Драки прекратить! — потребовал Мосолов. — Что у вас там?
Чем дальше от моря, тем нещаднее палило солнце. Нагретые листья пахли пряно. Голые осыпи полыхали жаром. Но, несмотря на зной и сушь, все цвело вокруг желтым, розовым, сиреневым — кизил, и шиповник, и твердая ушастая иглица; и ракитник «золотой дождь» развесил струи желтых цветов.
Тропа вывела на заросшую дорогу, над нею поднимался лес. Раньше его ограждала подпорная стена. Но она была разрушена, корни пролезли сквозь каменные завалы, деревья поднялись на когда-то проезжей части.