— Военный!
Они стали махать руками и кричать. Грузовик шел мимо. За высокими бортами сидели солдаты в пилотках. Они все, как один, обернулись и смотрели на мальчишек — толстого и тонкого, — которые орали и прыгали.
Взвизгнули тормоза. Грузовик затормозил так резко, что присел на задние шины и чуть не встал на дыбы. Мальчишки побежали к машине.
Из кабины выпрыгнул младший лейтенант со светлыми усиками.
— Почему одни на шоссе? Откуда и куда?
Наперебой рассказали, откуда и куда. Все сказали точно, только Вяч прибавил одну неправду, короткую:
— Нас на Ладонь-горе ждут. Родственники! Его мама. И наш дед!
Ждут! А Лесь его не поправил, а даже кивнул.
— Что ж, ваши родственники не знают, что автобусные рейсы отменены до особого распоряжения? Проезд по верхнему шоссе закрыт. Что с вами делать?
Он пошевелил усиками и в раздумье потянул себя за ухо, как Лесь у доски в классе. Он был еще совсем молодой, этот младший лейтенант.
А шофер, высунувшись из кабины, разглядывал Щена.
— Посадка низкая, — сказал он. — Потому пузо мокрое. У импортных машин тоже посадка низкая, а у наших, отечественных, нормальная. Преимущество…
Младший лейтенант повернулся к нему:
— Можно их подкинуть до турбазы нижней дорогой. Там недалеко, дойдут лесом.
— А раз недалеко, — вмешался Вяч, — можно нас довезти до самой Ладонь-горы.
Солдаты в кузове засмеялись.
— Ну и нахал! — сказал младший лейтенант и схватил толстого мальчишку поперек тела.
Вяч и вякнуть не успел, как очутился в кузове. Тем же манером попал туда и Лесь, и вырывающийся Щен.
— Привет, товарищи солдаты! — бойко приветствовал Вяч и огляделся: — Где бы тут сесть?
— Привет, товарищ Нуинахал! — отчеканили солдаты. Они сделали очень серьезные лица, как будто отвечали генералу на смотру. Но глаза у них были озорные.
— Ну-ка повернись! — сказал один солдат и повернул Вяча за локоть.
— Повернись еще! — И другой солдат вертанул его.
— Ребята, он теперь у нас всех девчонок отобьет! — прибавил третий, и все покатились со смеху.
Оказывается, у Вяча на штанах отпечаталось сердце, пронзенное стрелой.
Лесь стал плевать на него и тереть. Но оно отпечаталось прекрасно и не желало сходить.
— Ладно, в море отстираете.
Солдаты усадили их рядом с собой. Грузовик тронулся, все качнулись, и сразу по правому борту двинулись назад неповоротливые бока гор, и дорожные столбы, и тоненькие кипарисы, высаженные на голых склонах. И сама длинная медленная дорога проворно побежала навстречу. Машина пропускала ее меж колес. А по левому борту поворачивались макушки деревьев, лес отступал вниз, к невидимому отсюда морю.
— Почему кипарисы над дорогой такие маленькие? — спросил один солдат.
Другой солдат ответил:
— Они вообще медленно укореняются, много раз подсаживать пришлось. Совсем голые склоны были, чтоб партизаны засад не устраивали, сверху на головы не скатывались, фашисты в войну вдоль дорог лес вырубали начисто.
А третий солдат прибавил:
— А все одно, нам замполит рассказал, их тут из-за каждого камня партизанская пуля подстерегала.
Лесю представилось, как за тем, нависшим над дорогой камнем лежит Дед с ручным пулеметом. И Лесь нечаянно сказал:
— У меня тут в горах дед воевал. — И прибавил: — И еще один на фронте, убили его. — Подумал и Прибавил: — Третий тоже воевал, но про него я точно не знаю.
Солдаты заулыбались, стали уверять, что с арифметикой у Леся слабовато: у одного внука трех дедов не бывает. Может, какой-нибудь двоюродный дед или просто знакомый?
Лесь упрямо мотнул головой:
— Нет, родной. Мой дед.
— Наш дед, — подтвердил Вяч.
Шоссе все чаще перегораживали камни, грязные потоки расплывались по бетону. Машина продвигалась теперь медленнее, кренилась и вздрагивала.
Доехали до березы, заломленной поперек пути. На фанере было написано: «Объезд!» Свернули на боковую дорогу, тоже бетонную, но поуже. Склоны гор кутались в серую пелену. Внизу, меж лесистых отрогов, море не просматривалось, только клубилась белая муть. Дорога петляла. Ехали вверх, ехали вниз. Выехали к розовому дому, обсаженному кипарисами. На доме вывеска: «Туристская база». Туристов не видно.
Младший лейтенант выскочил из кабины.
— Ждите! — и ушел в дом.
Шофер выключил мотор. Стало слышно, как вода журчит под мостом. Перила у него сломаны и висят. На берегах выворочены кусты, трава лежит, словно расчесана длинным мокрым гребнем. Солдаты переговаривались:
— Речка буйствовала… Сильные ливни пролились в горах…
— Чихорка ее зовут, — сказал шофер. Он курил, высунувшись в окно. Заглянул в кузов к Лесю и Вячу: — Хлопцы, чего ж не вылезаете? Приехали!
Лесь стал было вылезать, но Вяч дернул его.
— А вы куда дальше? — спросил он.
— Мы дальше в горы, — ответил шофер. — С вами не по пути.
— А зачем?
— Выспрашиваешь военную тайну… — усмехнулся курносый солдат.
А другой, загорелый, его перебил:
— Тайны нет. А есть у двух мальчишек куриная слепота. Разведчик на вашем месте давно бы приметил: у ваших ног в кузове сложено снаряжение — веревки, ломики, лебедка сама в глаза лезет. А у нас при себе? Откройте глаза пошире: у пояса шанцевые лопатки в чехлах, палки с металлическими крючками, топорики и т. д. и т. п. Так куда мы едем?
— Туда, где беда, — ответил Лесь.
Все солдаты обернулись к нему.
— Вот это верно, молодец, Лесь… или как назвать по-правильному — Александр? Точно ты сказал. Ливни прошли в горах, оползни, дороги завалило камнями. В поселках люди ждут продуктов, а машины не могут пройти. Будем завалы взрывать.
От дома рядом с младшим лейтенантом как-то бочком-бочком шел человек в кепке, козырьком назад, заспанный и взъерошенный, сразу видно — только что разбудили. Он говорил, размахивая руками:
— Я, как завхоз, вам ответственно заявляю: наша Чихорка после каждого дождя три дня шумит, камни тащит. А тут даже по радио говорили: в горах выпали выдающиеся метеорологические осадки! Ливни! Видите, как она озорничала? Я из-за нее всю ночь не спал! Мост сломала, тес был для ремонта сложен, утащила. Я теперь в убытках должен отчитываться. И телефон, к чертовой бабушке, молчит, где-нибудь столб повалило… И Чихорка не зря притихла!
Младший лейтенант остановил его:
— Ближе к делу. Вы предполагаете, что Чихорка где-то в горах завалила русло камнями и свернула по другому направлению? Так я вас понял?
— Точно, товарищ младший лейтенант. Где-нибудь в горах она свернула, куда-нибудь в пропасть свою воду сбрасывает. Хоть она и озорница, а мы отдавать ее не хотим. Голову мне с плеч долой, а нам ее возверните! — И, сняв кепочку, он ласково погладил себя по лысине. Видно, он свою голову любил и расставаться с ней не собирался. — А насчет хлопцев не беспокойтесь. Точно выполню ваше указание: как телефон заработает, свяжусь с Ладонь-горой: так, мол, и так, приходите на турбазу за своими гостями. Сдам с рук на руки. А пока пусть у меня отдыхают, отсыпаются.
— Что? Как?.. — возмущенно закричали Мымриков и Колотыркин.
— А вот так, — сказал твердо младший лейтенант. — Одних не пущу. Была бы здесь проезжая дорога к Ладонь-горе, я бы вас подвез. А тут только лесная тропа.
Завхоз закивал:
— Точно, тропа. Километра два, от силы. К нам ребятишки запросто бегают из лагеря. А лес у нас — сказка: белочка, птица, сосна породы итальянской, кора, значит, не серая, как у всей теплобережной сосны, а золотистая, и не прямая она, а раскидистая…
— Ладно. Вылезайте, ребята, — прервал его младший лейтенант.
Они не успели подумать, какую ногу заносить через борт, как солдаты подняли их за руки в воздух и мигом спустили на землю. И сунули в руки Лесю барахтающегося Щена.
— Закончим свое задание, тогда Чихорку проследим, — сказал завхозу младший лейтенант. — Если где намыла перемычку — взорвем.
Машина газанула и умчалась в горы.
— Пошли в дом, хлопцы, — позвал завхоз. И зевнул.
— А море? — спросил Лесь. — Когда по тропе идешь — где море?
— Море так по правую руку внизу и останется.
— А шоссе? — спросил Вяч.
— А шоссе выше леса, в горах. От автобусной остановки к пионерскому лагерю триста семьдесят ступенек надо спускаться. Да вы не задумывайтесь, созвонимся, вас встретят. Тропа сама кажет куда надо: станет спускаться к опушке, сразу увидите всю территорию. Там у них столовая на двести посадочных мест, спальные коттеджи и старина-церквушечка, в ней у ребят мастерские устроены. И главная достопримечательность — чудо-платан растет. Ему лет двести, а может, триста, ствол — впятером не обхватишь, ветки на железных подпорках. Под этим платаном, говорят, сам Пушкин стихи сочинял, и кот на цепи вокруг ствола ходил. А может, и врут… — и опять зевнул.
— А где ваши туристы? — деловито спросил Вяч, обдумывая, не предстоит ли на этой базе скоро обед.
— А ты соображай: кто они, туристы? Они комсомольцы. Значит, ушли все, как один, на восстановительные работы. На дорогах подпорные стенки ремонтируют, завалы разбирают. В горах сейчас дел уйма, это у нас здесь тихо, у нас и дождя почти не было. — Он обнял их за плечи и повел. — Пошли, пошли, хлопцы, в дом, вам с дороги тоже отдохнуть надо, шутка ли, сколько прошагали! И я свою норму должен доспать. — И он так зевнул, что кепка сама сдвинулась на затылок.
Вяч затормозил. «Отдыхать? — сердито подумал он. — А угощать нас он не собирается? Не худо было бы ему позаботиться о нас, бедных».
— Вы слышите ужасный шум? — спросил Вяч.
Завхоз насторожился: может, камни скачут с гор, надвигается опасность?
— Это у него в животе бурчит, — объяснил свою мысль Колотыркин. — Надо бы подзаправиться.
Лесь хотел сказать ему: «Ну и нахал!», но из деловых соображений смолчал. И даже погладил живот.
— Накормлю, — сказал завхоз. — Чай-хлеб, рыба-частик вас устроит?
Их вполне устроило, и они отправились в дом.