— Да нет, нет!
Невидимый за тучами вертолет, грохоча, проходил над церквушкой. Все стучало — деревянные стропила, доски, развешанные предметы. Вдвоем высунулись в окно, служившее входом. Лесь уцепился за поручень корабельного трапа.
— Он нас не увидит за тучами!
И в эту самую секунду, разорвав пелену туч, вынырнуло над затопленным лагерем темное тело вертолета, похожее на гигантскую толстобрюхую стрекозу.
— Ур-ра! — заорал Лесь и стал махать. Он дрожал от нетерпения.
Дед обхватил Леся, чтоб не свалился в воду.
Тарахтя, как грузовик, винтокрылая машина летела невысоко, были видны три ее маленьких колеса — одно под железной грудью, два других на боковых шасси, выдвинутых в стороны, как утиные лапы. Лопасти винта крутились, сливаясь в прозрачный диск. Вертолет делал круги, и, когда, разворачиваясь, он наклонялся, Лесь и Дед видели окна под его железным носом и звезду на обшивке. Сквозь окно им помахал летчик в шлеме. И второй член экипажа тоже. Потом вертолет стал удаляться.
— Вернется, — успокоил Лев-Лев. — Осматривает район бедствия.
Винтокрылая птица, забирая вбок, вбок, кренясь, словно ее сносило ветром, делала над лагерем круги. Она летела над каменной грядой, за которой внизу, как огромная рыбина, шевелилось серо-свинцовое море.
— Возвращается! — крикнул Лесь.
Вертолет, сделав еще три круга, снизился и повис над залитой воллейбольной площадкой. Он висел и тарахтел. От его несущего винта шел ветер, он поднимал на стоячей воде волны. Они разбегались по кругу во все стороны, лизали стены пустых домов и покачивали чинару у стен церквушки.
С вертолета скинули тюк на веревке. Коснувшись воды, он разбух, расправился и превратился в надувную лодку, оранжевую, с короткими веслами в уключинах. Сбросили лестницу, мягкую — две веревки с перекладинами, — и по ней ловко спустился второй член экипажа. Он был в шлеме, но не в лётном комбинезоне. Сильный ветер от винта развевал его обыкновенный белый китель. Человек притянул к себе пляшущую лодку и сошел в нее. Он сел на дно, сдвинул шлем на ремне за спину и взялся за весла. Вертолет втянул лестницу вверх и улетел.
Человека в лодке Лесь узнал. Он быстро обернулся, взглянул на Деда, и по его лицу понял, что узнал и он.
— Ванюшка, — тихо и ласково сказал Дед.
Правым бортом лодка скользнула к трапу, который вел к ним на чердак. Мосолов схватился за поручень, поднял мужественное загорелое лицо. Он смотрел мимо Леся, на Деда.
Было что-то такое напряженное, такое волнующее в их затянувшемся молчании, что и Лесь разволновался.
— Левушка… — выдохнул наконец Мосолов. — Дважды Лев Советского Союза, здравствуй, живой Дед, чертушка!
Глаза его блестели странно.
А Лев-Лев из-за плеча Леся ответил не в лад:
— И всплыл Петрополь, как тритон, по пояс в воду погружен. Мы опять понадобились нашей партизанской земле, а, Ванюшка?
Лесь оглянулся. Глаза Деда тоже блестели странно.
— Был в городском комитете партии, когда прибыл нарочный из совхоза и одновременно сообщили, что принят твой сигнал SOS, — сказал Мосолов.
— Не мой, его! — Худые пальцы Деда сжали плечо Леся. — Нашей Вари внук. Внук, а бабке навсегда осталось девятнадцать.
— С внуком мы вместе ходили на Чертову скалу к пещере. — Мосолов взглядом приласкал Леся. — Еще мы вместе у Агриппины искали партизана Бутенко А. Ны и неизвестного героя по кличке Дед.
— Ну и дурни. — Отстранив Леся, Дед спустился по трапу и, наклонясь, обнял Мосолова.
И Мосолов обнял нависшего над ним Деда. Так минуту они помолчали.
Потом Дед сказал:
— На платане две женщины с малышами. Одна из них — Алевтина.
— Мечтаю ее увидеть, — ответил Мосолов.
Дед опять сказал:
— Огорчу тебя, Иван. У твоего Коли перелом ноги. Ведет себя молодцом. Нужно эвакуировать в первую очередь. Уже сутки без врачебной помощи.
Дернулась рассеченная бровь, и Лесь понял, как тревожно и тяжко сейчас Мосолову.
Спустились в лодку.
— Сможете взять его прямо с плотика? Хлипкое сооружение.
— Попытаемся.
Проплыли мимо гипсовой купальщицы. За ухом у нее торчала палочка от эскимо. Ветер снес крыши, а палочку не тронул.
Плыли. Лесь думал, что лодка оранжевая, ее в шторм заметно с судна или с самолета. Он думал, что на ней, как на папирусном плоту «Ра» можно пересечь океан. Радиосвязь с материком? Он приметил: на груди Мосолова прикреплен пенал. По зарешеченному микрофону и прижатому стерженьку антенны Лесь угадал портативную радиостанцию. Его заботило, где разместить запасы пресной воды.
Подплыли под платан. Татьяна, спустив ноги с помоста и прикрыв грудь платком, кормила Сережку, он высунул из одеяла ноги и шевелил розовыми пальцами-горошинами.
Мама Аля взглянула на Мосолова, ее измученные глаза казались огромными на осунувшемся лице.
— Детей спасайте.
— Хорошо, Варя, — ответил он, не заметив, что назвал ее именем матери; она была удивительно похожа на мать.
— Я знал, что ты прилетишь, — сказал Коля.
Мосолов держал его руку в своей и говорил:
— Я бы хотел укрыть тебя получше, привязать к плоту покрепче, а плот прикрепить к шасси и перенести тебя в ближний санаторий, где есть врач. Или хотя бы на шоссе, опустить в кузов машины, отвезти в город. Но, Коляша, сынок, ближний санаторий — высоко в горах, а облачность низкая, видимость плохая. А на шоссе, Коленька, оползни, машины не ходят. А на опушке леса — завалы, трудно брать тебя из бурелома. Остается один выход: выведу плот на середину заводненной площадки. С вертолета сбросим тебе лестницу. Ты ведь у меня парень не слабак?
— Не слабак. — Коля чуть улыбнулся.
Тут раздался деловой голос Колотыркина:
— Я буду в вертолете детей держать, как бы не выпали.
Лев-Лев не дал Вячу насладиться его замыслами.
— Вертолет возьмет только раненого и женщину с двумя малышами. Кто из матерей полетит?
Мама Аля решила:
— Таня. Димку ей доверю. Я останусь, пока кто-нибудь из администрации не прибудет. Вот сын со мной посторожит казенное добро. — Она положила ладонь старшему сыну на плечо, и он сразу стал сильным и взрослым.
Мосолов сказал:
— И мы с вами, Аля.
Лев-Лев прибавил:
— Ты не беспокойся, мы с Иваном сплаваем, все привяжем, закрепим, чтоб, когда перемычку взорвут, добро в море не унесло.
Мосолов смотрел на маму Алю и улыбался. Может, он видел Маленькую девочку, для которой Дед подвесил в пещере люльку?
Розовый, сонный, в сбившейся косынке, Димка широко раскрыл рот и долго зевал.
— Ма Аля, — позвал Лесь, — смотри! У него вылезли на носу мои две заклепки!
Мама Аля склонилась над Димкой.
— Да… твои… — тихо откликнулась она.
Димка кончил зевать, распахнул глаза — синие-синие.
— Толнытко, — сказал он радостно.
Хотя солнца не было. Наверно, после долгой страшной ночи день показался ему очень светлым.
Мама Аля все гладила его по спинке, по взъерошенному шелковистому затылку, и Лесю захотелось на одну минуту стать маленьким.
— Будьте спокойны, Аля, — сказал Мосолов. — Пилот отличный, мастер авиаспорта. Сегодня участвовал в ответственной операции. У побережья смерчи выбросились на скалы и рассыпались. Поселок Рыбачий затопило. Наш пилот снимал людей с крыш, работал наравне с профессиональными летчиками.
— У нас в Рыбачьем, — тихо сказала мама Аля.
Мосолов надвинул шлем, который по-правильному называется шлемофон, потому что в нем вмонтированы наушники, поднял антенну радиостанции и сказал в микрофон:
— Шестьсот семнадцатый! Внимание! Будем брать потерпевшего с воды. Сына моего будем брать, Николая. Перелом ноги. Заходи против ветра. Квадрат тот, что мы с тобой наметили. Ориентиры те же.
Он говорил негромко, и было странно, что в небе его слушает пилот.
— Зависай не ниже семи метров, чтоб воздух от винта не взволновал воду. Затем осторожно, строго вертикально опускайся до трех метров. Плотишка хлипкий, от волны может перевернуться. Следи, чтоб фюзеляжем все время прикрывать плот, защищать от нисходящих воздушных потоков. Твоя задача — обеспечить ему спокойную зону. Ясно? Сбросишь лестницу. Я ее так сложил, что только толкни, не отвлекаясь от пилотирования. Сам знаешь, на зависании оно ответственней, чем в полете… На сына надеюсь, подтянется, не скиснет. Я встречу его наверху. Ну, вот, — сказал Мосолов. — Будет второе задание: снимешь с платана женщину и двух детей. Как понял? Повтори. Прием.
Послушал, что передали ему наушники в шлемофоне.
— Так, — кивнул и улыбнулся ободряюще Коле.
Коля облизал сохнущие губы:
— Я сейчас… я готов…
Отец дал ему напиться. Пальцы Коли неспокойно стучали по плоту. Лев-Лев быстро взглянул на Мосолова. Да, его друг слышал тоже.
«Как отец, не скисну», — отстукивала морзянка.
У Ивана Ивановича Мосолова дыхание перехватило. Постоял в лодке, ухватясь за ветку. Сел за весла. Лев-Лев притянул плавучую дверь, и лодка, борт о борт с плотом, как двойное судно катамаран, выплыло из-под ветвей. Все население платана глядело ему вслед.
Катамаран стал на большой воде, над воллейбольной площадкой. Вертолет зашел на выбранный квадрат и завис.
Огромный несущий винт вращался на его спине, и маленький рулевой винт на хвосте тоже крутился с бешеной силой. И даже вдали, на платане, где, оседлав ветки, сидели Мымриков и Колотыркин, воздух дрожал от грохота, выхлопов газа, шума крутящихся лопастей, пахло бензином и горелым маслом.
— Рот открой! — крикнул Вяч.
Они вместе вычитали, что во время артиллерийской стрельбы нужно открыть рот, чтоб не оглушило.
Вертолет опускался. Сильнее вскипали на воде буруны. Казалось, сейчас он окунет колеса и придавит двойное суденышко. Вода пенилась. Летели брызги и водяная пыль. А под толстым брюхом вертолета, которое называется фюзеляжем, в тихой зоне, которая тоже не была очень тихой, качался плот, прижимаясь к оранжевой лодке.
Вниз полетела лестница. Мосолов поймал конец, быстро поднялся. Высунувшись из вертолета, он смотрел на сына. Коля пытался подтянуться. Но плотик плясал под ним, здоровая нога, упираясь, соскальзывала, и, обессилев, он лег. Лев-Лев махнул: «Спусти ниже!» Висячая лестница мягко накрыла Колю. Лев-Лев помог прочнее пристроить ногу, цепче ухватиться. Махнул: «Поднимай!»