чувствия и сопереживания, как бы связанных между собою крепкой внутренней нитью. Нравственная биография человека не сплошная вышивка, это клочковатые, разрозненные факты.
История любви к Лене состоит тоже из таких клочковатых, но болезненно щемящих фактов. Вот наш герой видит ее идущей с маленькой сестренкой, всего-то на три года моложе ее. Вот он видит ее в столовой рядом все с той же сестренкой; Лена усадила девочку на свое место, кормит ее и внимательно смотрит, как она ест. И в этой пугающей взрослости, в этой непривычной ответственности одного маленького существа за другое существо, еще меньшее, видит наш герой нечто важное, цепляющее его душу и сердце. Так рождается жалость. А вспомним Пастернака: «Мирами правит жалость…»
Нас многие годы воспитывали на лжетеории, что жалость унижает человека. Жалость не может унизить. Жалость вызывает сострадание. А сострадание подводит всякого человека к действенному сочувствию, к желанию и стремлению оказать помощь поступком, словом. Жалость отворяет ворота человеческой души, его сердца навстречу тому, кто этой жалостью отмечен.
Что же может быть более плодотворным, нежели жалость подростка, почти юноши, к девочке, которая младше его и у которой есть подзащитное существо — ее маленькая сестра. Выстраивается своеобразная психологическая лесенка. Подросток жалеет девочку за то, что она жалеет свою младшую сестренку. Нет ли в этом благородства? И как далека эта ступенька сочувствующих, жаждущих понять, поддержать, полюбить друг друга от мнимой метафоры об унижающей жалости.
Нет, жалость — это чувство, которое надобно культивировать. Особенно там, где дети живут на пределе своих чувств. Испытав горе, лишение семьи, испытав жестокость матери, близких, отчуждение воспитателя, ребята привыкают к состоянию духовного дискомфорта. Человек, пребывающий в боли, перестает эту боль чувствовать. Возникает порог, за которым все остальное не имеет значения. Вот почему так важно всякого исстрадавшегося ребенка возвратить к его первоначальным чувствованиям, к такой культуре чувств, которая необходима любому человеку. Самое опасное, к чему можем прийти, — это полное бесчувствие, своеобразная анестезия чувства справедливости.
Растущему существу это особо опасно, ибо такой человек способен на все. А возвращение к сочувствию, к состраданию, к сопереживанию — это возвращение к человечности. Первым шагом, от которого мы не имеем права пренебрежительно отворачиваться, и может стать чувство жалости к младшему, к меньшему, к слабому.
Настоящий педагог знает не только настоящее своего воспитанника, но и то, чем он жив даже и тогда, когда ушел из интерната. Хотя Пряхин автобиографичен, он, безусловно, подводит педагога к этой мысли об ответственности за последетское существование воспитанника. К сожалению, эти связи часто и слишком быстро утрачиваются. К сожалению, в детских домах и школах-интернатах еще слабо работает система, по которой каждый воспитанник был бы в поле зрения его вчерашних учителей, когда каждый, кто добился не каких-то выдающихся результатов, а самого обыкновенного — устройства собственной судьбы, мог бы быть примером и для тех младших, кто растет в этом доме.
История Сергея Гусева, особенно история его влюбленности в Лену, дает много пищи душе и сердцу истинного педагога. Здесь и переживание, и сочувствие, и грустное, горькое чувство невозможности помочь в таком деликатном деле, как взаимность или нелюбовь двоих людей.
Как бы в параллель истории любви Сергея Гусева в повести красной нитью, важным ее сюжетным стержнем проходит история Учителя. Человек высокой судьбы, даже судьбы героической, скромный, больной военными, видать, еще хворями, он совершает, казалось бы, необъяснимый поступок: бросает жену, учительницу, и дочь и уезжает с поварихой тетей Шурой в далекую северную деревню. Лишь один раз он как бы возникает на горизонте сознания своих бывших воспитанников — присылает Сергею короткое письмецо с просьбой не забыть зайти к учительнице Кате, его бывшей воспитаннице, которая привезла Сергея когда-то в интернат.
Уже став на ноги, повзрослев, несколько его воспитанников во главе с Сергеем едут проведать своего учителя, но, как часто это бывает в жизни, они собираются встретиться с ним уже после срока. Учитель, оказывается, умер. Умер совсем недавно. И выходит так, что молодые люди, носившие все-таки в сердце и образ, и слова, и суровую, но мужественную правду своего учителя, приезжают к нему лишь помянуть доброго, строгого и странного человека.
Смерть, несчастливая любовь, исполнение последней воли учителя и встреча с Катей, которая привезла осиротевшего мальчонку в детский дом, — все это горестные, грустные картины. Но, вновь повторим, в каждом из этих по-философски высоких тем своя мудрость и свой посыл не только к философским, но и к чисто педагогическим размышлениям.
«Что делать?» — спрашивает себя и нас автор повести в последних строках. И сам же отвечает: «Жить!»
АЛЬБЕРТ ЛИХАНОВ. «БЛАГИЕ НАМЕРЕНИЯ»
Эта повесть, удостоенная международной премии социалистических стран имени А. М. Горького, экранизированная и не раз изданная, пожалуй, особенно важна для учителя. Особенно начинающего.
Итак, один из главных вопросов воспитания: как помочь детям, лишенным родительской теплоты и ласки? Как сделать их жизнь более очеловеченной и вдохновенной? Как работать воспитателю, если ему доверено два с половиной десятка человеческих сердец? Да и каких сердец? Маленьких, но испытавших уже столько, сколько иному взрослому за всю жизнь не доведется.
Ситуация, в которой оказывается молодая учительница Надежда Георгиевна, — типична для каждого педагога, входящего в систему интернатных учреждений. Далеко не каждый учитель, приходящий в эту систему, готов к работе в ней. Эта неготовность, к сожалению, объясняется полной неподготовленностью учителя к работе в области, так сказать, специальной подготовки. Курсы психологии и педагогики, которые слушает каждый студент педагогического вуза, однако, не дают серьезных представлений, а главное — практических навыков в сфере общения с детьми, лишенными родительской опеки. Не случайно так часто учитель, особенно молодой, теряется в ситуациях, когда ему приходится сталкиваться с такими детскими судьбами. Это во-первых.
Во-вторых, конечно, каждый педагог знает о психической депривации, которую испытывают дети с трудными судьбами. Депривация, разного рода психическая недостаточность, куда, безусловно, входит и недостаточность отношений со взрослым миром, недостаточность любви, внимания, элементарной бытовой опеки, накладывает серьезнейший отпечаток на судьбы маленьких детей. Дети, особенно те, которые учатся в обычном интернате, но выделены в специальные группы или классы так называемых сиротских детей, безусловно, испытывают и психическую депривацию, и вообще элементарную человеческую опустошенность. Когда видишь, что твоего соседа по классу забирают родители, приходящие за ним в субботу, когда видишь, что в понедельник, возвращаясь из дому, он приходит с новыми игрушками, в обновках, — все это не может не сказаться на характере, на судьбах, на психическом поведении одиноких детей.
Элементарное человеческое сострадание, соединенное с педагогическим, учительским долгом, должны подвигать любого человека, имеющего отношение к воспитанию сирот и детей, лишенных родительской опеки, к каким-то практическим действиям — это безусловный и справедливый вывод.
Однако как осуществить это дело на практике? Надежда Георгиевна, главная героиня повести, делает это с искренностью молодого и неравнодушного сердца. Ей приходит мысль обратиться к людям, просто к людям, ко всяким людям через газету и предложить им подружиться со своими воспитанниками. Казалось бы, в высшей степени праведное дело. Так, собственно, считают все учителя интерната, куда приехала работать Надежда Георгиевна, за исключением завуча. В борьбе побеждает молодой пыл. И жажда справедливости.
По существу, повесть является открытым уроком для всех воспитателей, работающих в интернатных учреждениях. Уроком со всеми его достоинствами, недостатками, с горькими ошибками, поражениями, однако все они продиктованы чистосердечным движением добрых сердец помочь детям.
Однако, как во всякой сложной задаче, возникают вопросы: они поставлены автором и жизнью перед всеми нами, а как все же помогать детям? Всякая ли помощь полезна? Нет ли в добросердечных решениях заведомой ошибки? Какие благие намерения могут принести пользу? Что такое вообще благие намерения? Автор, его героиня, преодолевая мучительные сомнения, ушибаясь об острые углы, приходят к выводу: да, благими намерениями выстлана дорога в ад. Но она выстлана только такими благими намерениями, которые не исполнены, не доведены до конца, не осуществлены по-настоящему. И второй важный вывод повести: не делать — проще, чем делать. И творческий педагог, ошибаясь, должен идти к осуществлению своей заветной цели. Особенно если эта цель гуманна.
В «Благих намерениях» нам важен проходящий через всю повесть внутренний монолог молодой учительницы Надежды Георгиевны. По существу, этот монолог — история душевных мук человека, жаждущего исполнить свой человеческий и профессиональный долг. Мы видим Надежду Георгиевну в двух положениях: вначале это девушка, почти девочка, пришедшая к одиноким малышам, совершенно случайно. Во втором — это женщина, исполнившая свой долг, — прошло уже 10 лет, когда мы встречаем ее на балконе своей квартирки. Ее воспитанники приносят ей букет черемухи. Этот букет становится символом: это признание и благодарность человеку за его мужество. Надежда Георгиевна не покинула своих маленьких воспитанников. Она пошла с ними до их выпускного вечера, привела их к черте взрослой жизни. И дети как бы говорят ей спасибо за эти благие намерения, осуществленные руками и волей, моралью и честью одного человека.
И все же, какой практический вывод делать учителю из опыта Надежды Георгиевны? Есть ли смысл раздавать детей посторонним людям, уповая на то, что найдутся среди них добросердечные, порядочные люди, способные обогреть одинокого ребенка? Надежда Георгиевна клянет себя за совершенную ошибку, своей жизнью искупает как бы ее. Но так ли однозначно ее суждение?