Автор отвечает на него, пожалуй, шире. В педагогике нет рецептов, применимых ко всем случаям жизни. Ошибка учителя вовсе не означает, что он был абсолютно не прав. Ошибка, безусловная в одной судьбе, применительно к одному ребенку, может не подтвердиться применительно к другой судьбе. Каждая судьба индивидуальна, а каждое педагогическое решение должно быть штучным — в этом, собственно, и близость педагогики к искусству. Так или иначе, описанное в повести повторяется в нашей практической жизни. Вновь и вновь в разных населенных пунктах находятся педагоги, которые, стремясь помочь детям, обращаются ко взрослым, живущим вокруг, с просьбой пригласить детей на выходные.
Вполне очевидно, что всякий жизненный опыт и дополнительные человеческие контакты чрезвычайно полезны для детей. Изолированные от общего человеческого мира забором, живущие на всем готовом, не имеющие своих личных вещей, не умеющие обращаться с деньгами, как и со свободным временем, очень часто воспитанники детских домов вырастают людьми во многом неумелыми. Это влечет драматические последствия. Многие из них не умеют тратить время и деньги. Не умеют строить и сохранять свои семьи. Сильны во многих из них иждивенческие отношения. Наконец, вполне ли справедливо, что дети, живущие в интернатном учреждении на всем государственном и готовом, по существу, не знают окружающих их реалий?
Преодолев тяжелую личную беду, зная опыт семьи, из которой вышли, а это очень часто негативный опыт, дети не имеют возможности вооружиться опытом иного рода, опытом позитивным. Поэтому сам по себе вопрос — раскрыть двери детского дома или запереть его на прочный замок — не вызывает сегодня двузначного ответа. Ответ этот один: двери должны быть распахнуты, безусловно. Однако с кем и как соединить одинокого ребенка: каким образом помочь ему адаптироваться в окружающем его будущем мире? Как установить социальность этих межчеловеческих связей?
Последнее постановление партии и правительства о помощи детским домам и интернатным учреждениям предоставляет самые широкие возможности для творческого поиска. Речь, по существу, идет о таком положении, когда детский дом, все его педагоги должны не только максимально честно исполнять свои профессиональные обязанности по отношению к детям — они должны искать друзей этим ребятам среди взрослого мира. Как это сделать? Опять же рецептов тут нет. Хорошим источником для таких контактов могли бы быть шефские связи детского дома. К сожалению, это слово слишком заезжено, как и сами отношения. Очень часто многие предприятия и учреждения, шефы детских домов, и ведут себя по-«шефски». Они готовы отремонтировать помещение, наконец, подарить цветной телевизор. Однако этого мало. Ведь детям нужны постоянные человеческие отношения, а вот тут-то шефство буксует, действует по старинке.
Однако уже сегодня во многих трудовых коллективах находятся энтузиасты, и не только женщины, которые превращают свои отношения с детьми в постоянно действующие, долговременные. Заслуживает всяческого внимания опыт коллективной дружбы с детьми — бригада или цех, который дружит с классом. Однако лучше, чтобы коллектив взрослых был по своему числу равен числу воспитанников группы детского дома или интернатной группы. Это означало бы возможность постоянного личного контакта, отсутствие такого положения, когда какой-то ребенок в отличие от всего остального класса оказался не нужен, на него не хватило взрослого. При этом полезно было бы идти и по такому пути: дети не привязаны к кому-то одному из взрослых, к какой-то одной-единственной семье. Они переходят из семьи в семью. Класс дружит с бригадой по-настоящему. Ребята имеют возможность обмениваться информацией, своими переживаниями и чувствами. И хотя такая «обобществленность» имеет и свои отрицательные стороны, тем не менее было бы полезно стремиться к такой коллективистской дружбе. Дальше уже сама жизнь соединит тех взрослых и детей, кто ближе друг к другу. Или по складу характера, или по режиму жизни, или по каким-то другим индивидуальным параметрам. Впрочем, подчеркнем еще раз — рецептурность недопустима.
Может быть и так, что человек, не находящийся ни в каком трудовом коллективе, например, пенсионерка или пенсионер, приходит к какому-то ребенку. Приносит в подарок носочки или какое-то вкусное угощение. Надо ли пренебрегать этим? Многие педагоги, к сожалению, ведут себя в высшей степени непедагогично как в глазах ребенка, так и в глазах взрослого в подобной ситуации. Они как бы отгораживают ребенка от окружающего его мира. Это неправильное положение. Вкусный кусочек домашнего пирога или какая-то, пусть минутная, пусть частная, забота — это вовсе не унижающее ребенка состояние. Надо шире и свободнее, не выдумывая ненужных ограничений, относиться к взаимоотношению мира взрослых и детей. При этом важно помнить: мы ведь не стремимся восстановить родительский, родственный уровень взаимоотношений. Нет, речь идет совершенно о другом. О расширении межличностных взаимоотношений воспитанников с окружающим миром. А для этого нужны не только контакты взрослых с воспитанниками детского дома. Важны также взаимоотношения ребят из интернатных учреждений с другими детьми. Этому могут способствовать внешкольные учреждения, Дворцы пионеров, всевозможные кружки, вообще контакт ребят из детского дома с остальными ребятишками. И преступно, когда директор детского дома приказывает закрыть ворота своего учреждения от других детей. Эти контакты могут возникать стихийно, спонтанно. И их всячески надо приветствовать. При этом мудрый учитель может пригласить мальчика со стороны, так называемого родительского ребенка, и за стол к своему приятелю в детском доме, пусть и тот и другой ближе поймут друг друга, пусть родительский ребенок узнает, как живут дети в детском доме.
К сожалению, сегодня интернатная система страдает главным образом от своей изолированности, от малости контактов, от формальности этих контактов на уровне шефской работы. Плохо, когда из малого выбрать ребенку вообще нечего. Гораздо лучше, когда, общаясь со многими людьми, он имеет возможность расширенного видения людей, образа жизни, семейных устоев и укладов. Надо всячески приветствовать также сотрудничество работников интернатных учреждений с детьми — имеется в виду личное сотрудничество. Хорошо, когда повариха, или дворник, или кто-то из воспитателей умеет построить с реальным ребенком какие-то определенные личностные отношения, интересуется его судьбой, проявляет к нему интерес, умеет одарить его теплом, подарить скромный подарок. Педагогу, как и всякому работнику интернатного учреждения, надо помнить: ребенок почти всегда растет в состоянии преодоления каких-то старых родственных уз, своих отношений с родителями. Эти отношения различны. Чаще всего дети — и это кажется необъяснимым — тянутся к матерям, которые во всем виноваты перед ними; они готовы простить свою непутевую мать, своего пьянствующего отца и всегда говорят о том, что у них есть родители. Поэтому очень важно показать рядом с отрицательными, но родственными узами еще пример действия новых уз, внеродственных, но более человечных и более гуманных.
Главный урок повести состоит в том, что весь взрослый мир ответствен за судьбы детей. Взрослый мир должен скорее преодолеть чувство индивидуальной разобщенности, когда речь идет о детях, своих или чужих. К сожалению, все дети наши, общие, — этот лозунг остается пустым словом. И свои, кровные дети всегда нам ближе. Однако общество не однородно. Оно не должно быть однородно. И находится немало взрослых, сердцем принимающих участие в судьбах обездоленных детей.
Сейчас, когда возрождается благотворительность, она должна приобретать новые, если хотите, социалистические формы. Может быть, социализма легче всего достигнуть именно в этом — в отношении к чужим детям. Однако идею соучастия в детских судьбах, идею соучастия не на словах, не в болтовне, а в реальных поступках надо еще культивировать. Повесть «Благие намерения» как бы взывает к общему взрослому миру принять на себя долю ответственности за детей, которые остались одинокими в силу наших общих бед. Да, за каждого ребенка отвечают его собственные родители. Но и общество в целом. Ведь дурные родители — это продукт общества, имеющего серьезные недостатки.
Значительная часть повести посвящена такой теме, как предательство — предательство взрослых людей. Это справедливое беспокойство, ибо вся система интернатных учреждений — свидетельство взрослого предательства высших нравственных интересов человека, его долга, его совести, его ответственности. Автор сравнивает это предательство с общественной грязью, а настоящего педагога — с ассенизатором. С человеком, который вынужден выгребать эту общественную грязь. Кто-то же должен это делать. Сиротские заведения сегодня — это своеобразный человеческий отстойник, куда недобросовестные взрослые, социальные беды, низкий уровень морали как бы сбрасывают отхожий материал, и этот материал — дети. Но кто-то должен спасти этих детей? Идеи милосердия значительны и важны для всего нашего развития. Повесть становится гимном учителю, ибо идею милосердности, идею спасения детей она поднимает на новый, возвышенный уровень.
Повесть не дает рецептов. Не дает их и вся педагогика. Однако все же один рецепт есть. Это безоговорочное самосожжение педагога во имя ребенка. Может быть, это и есть главный педагогический вывод всей повести: всякий ли педагог готов жертвовать собой во имя защиты и спасения ребенка?
ЛАРИСА МИРОНОВА. «ДЕТСКИЙ ДОМ»ЗАПИСКИ ВОСПИТАТЕЛЯ
Произведение Ларисы Мироновой — очерк, последовательное описание фактов, и внешне он как будто непритязателен. В то же время он объективно описывает положение дел в типичном современном детском доме, подчеркивая как бы множество общих мест, выводя множество общих знаменателей. На наш взгляд, следует подчеркнуть следующее: этот очерк, внешне схожий с произведением А. С. Макаренко «Марш 30-го года», в то же время чрезвычайно отличается от него, и это отличие печально. Макаренко, показывая нам результат воспитания, обращает внимание на средства педагога и систему организации дела, внушая чувство оптимизма и надежды. Детский дом 80-х годов, который описывает Лариса Миронова, чудовищно отличается от достигнутого Антоном Семеновичем Макаренко. Такое впечатление, что несколько десятилетий, отделяющих друг от друга два детских дома, нанесли беспощадный удар системе, столь четко выстроенной выдающимся педагогом. Мы являемся на педагогические развалины, где царят анархия, воровство, полное неуважение к личности ребенка. Да и в социальном отношении обстановка, окружающая детский дом Ларисы Мироновой, значительно драматичнее и тяжелее, нежели описанная Макаренко. Как мы знаем, Антон Семенович имел дело с круглыми сиротами, с детьми, совершавшими крупные преступления. Почти все дети из детского дома наших дней имеют родителей, но что это за родители? Они пьют, без видимой нужды предают детей. Детский дом переполнен результатами зла взрослых людей. Да и сам дом внешне напоминает пепелище. В чем тут причина?