Обстановка, которая сложилась в детских домах страны, — во всяком случае, во многих из них — была такова, что взрослые недобросовестные люди, особенно люди, объединившиеся во имя корыстных, нечистых целей, не имея практически никаких ограничений и настоящего контроля, корыстно пользовались средствами, которые государство выделяло для воспитания ребят. К тому же система детских домов оказалась социально заброшенной. Нормы на содержание воспитанников — чрезвычайно низкими. Говорят, легко воровать, когда добра много. Но еще легче воровать, если добра мало. Тогда можно списать на жалость, на нищету. Не развивалась педагогика детского дома. Во многих интернатных учреждениях дети просто жили, просто сохранялись физически, не получая ни нравственного, ни этического, ни физического, ни эстетического воспитания.
Примерно такой детский дом и описывает Лариса Миронова.
В ее повествовании много верных наблюдений и любопытных фактов. Внимательный воспитатель найдет в них много полезного, узнает себя. Некоторые замечания автора требуют дополнительных размышлений.
Например, в главе «А нам должны! Мы — сироты» есть размышления о детском иждивенчестве, которое воспитывает детский дом. Уточним: плохой детский дом.
Вот как пишет автор:
«Полное государственное обеспечение при всей своей объективной обусловленности и гуманности имеет, оказывается, и явно негативные стороны: дети сталкивались с проблемой, которую за них уже давно решили, — надо ли платить за блага, которые ты потребляешь? Система диктует: нет, не надо. Потому, что ты уже ограблен судьбой. Ты — сирота. А если все бесплатно, а если тебе все должны, то где предел? Бери не только то, что необходимо, но и то, что просто приглянулось, что плохо лежит, все равно тебе ведь все должны».
Однако такой вывод подводит к мысли, что любой ребенок, оказавшийся в детском доме, в силу объективных обстоятельств должен стать жуликом. Ведь ему все должны.
Но, как нам кажется, на все эти вопросы дал ответы еще Антон Семенович Макаренко, который бесконечно повторял: жизнь одинокого ребенка во вновь обретенной коллективистской семье немыслима без трудового воспитания. Иначе говоря, ребенок, который умеет и хочет работать во имя игры, во имя цели, которую правильно поставил педагог, — такой ребенок обретает возвышенную, новую цель, ту цель, которая воспитывает в нем чувство ответственности за создаваемые им, пусть скромные, блага.
Неспроста сейчас так много мы говорим о производительном труде школьников. Прежде всего такой труд должен быть организован в детских домах и школах-интернатах. Дети, которые живут там, должны уметь и любить работать. И речь здесь не о какой-то схоластической обязательности. Каждый, кто живет в такой коллективистской семье, должен быть приготовлен к последующей взрослой жизни. Собственно говоря, это функции любой семьи. Любые мать и отец стремятся к тому, чтобы ребенок правильно избрал профессию, чтобы попробовал себя в ней. Едва ли не самым острым пунктом семейного воспитания становится выбор ребенком его будущей судьбы, имея в виду профессию. Очень часто в семье это не удается. И это действительно задача и большая проблема для всего общества. Сколько неприкаянных, не нашедших себя людей мы знаем. Но то же самое касается и детского дома и его, если хотите, семейных установок. Сегодня, к сожалению, всех ребят, и об этом пишет Лариса Миронова, насильно сдают в профтехучилища. Многие из них там не приживаются. И это дарит свои горькие плоды. Но допустим другую возможность. Ребята еще в детском доме или интернате получают интерес к профессии. Например, девочки учатся шить. Можно шить для себя, чтобы приодеться. Но можно шить, выполняя заказ какого-то близлежащего предприятия, для самого детского дома. При этом детский дом может заплатить своим работникам за их труд. Почему бы и нет?
До сего дня вопрос заработка воспитанниками детских домов практически не обсуждался. Это считалось непедагогичным. Но реформа образования подводит нас к мысли, что прежде всего воспитанники детских домов и должны бы получать профессию. Что мастерскими, материалами надо прежде всего обеспечить именно такого рода учреждения. Это-то и снимет начисто вопрос, который обсуждает Лариса Миронова. Иждивенчество угаснет в таком случае в детском доме раз и навсегда. Для настоящего директора детского дома воспитание чувства детской ответственности за судьбу всего своего коллектива, в том числе чувства материальной ответственности за благосостояние товарищей — важнейшее из важнейших дел, решающее сразу две задачи: дается профессия и воспитываются хозяйственные навыки.
Важную проблему ставит автор в 23-й главе.
«Из одного учреждения приехала к нам делегация сотрудников, привезли мешок игрушек. Не новых, конечно, но в хорошем состоянии. Мы хотели игрушки эти отдать в игровую младших отрядов. Не тут-то было. Визитеры потребовали привести всех детей, чтобы вручить им игрушки в личное пользование. Вручали и при этом напутствовали: это тебе от моей дочурки — куколка, а это тебе от моего сыночка самолетик… И в тот же вечер разломанные на куски игрушки, разодранные в клочья куклы валялись по всем углам. Подумаешь! Шефы и не такое привозят». На наш взгляд, и об этом уже говорилось в комментариях к другим произведениям, включенным в двухтомник, шефство должно носить коллективистский характер. И руководство детского дома, его воспитатели должны подробно объяснить взрослым шефам, что значат их подарки именно для этих детей. Во-первых, лучше всего, если эти подарки будут совершенно новыми. Ребята в детских домах — народ остроранимый, тонко чувствующий, и поэтому они воспринимают поношенные игрушки не так, как это представляется взрослым. Дети воспринимают эти подарки как крохи с богатого стола, как ложь взрослых, которые отдают им поношенные вещи своих детей. Воспитателю и дирекции надобно постоянно помнить, что они защитники всех интересов своих детей, в том числе интересов моральных, и не надо стесняться, чтобы подробно, но и деликатно объяснить шефам, как им себя вести с детьми.
Важной проблемы автор касается в 24-й главе. Речь здесь о том, что пожилая женщина, пригласившая к себе в гости одну из воспитанниц, пришла в огорчение: как ни старается женщина, а девочка, приходящая к ней в гости в воскресенье, не проявляет ответной сердечности и внимания. Выяснение обстоятельств с Лидой Кузенковой лишь подтверждает истину, ставшую главной в повести А. Лиханова «Благие намерения». Только здесь возникает еще одна, новая тема: жесткость ребенка, даже его жестокость. Лида относится к своей названной опекунше неплохо, но безразлично. И главный смысл этих отношений для девочки — получить «трюльник» лишний раз да попить чаю с пирожными. Но, может быть, это реакция на утилитарную задачу ее опекунши? Ведь та думает о том, как ей, одинокой, придется в старости — некому будет стакан воды подать. Вот она и видит в Лиде человека, который эту простую задачу выполнит. Но идея милосердия гораздо глубже и серьезнее, нежели представляется пожилой женщине, желающей помочь девочке не без своих небескорыстных интересов. И уж совсем не понимает этих высоких идей девочка, которая не испытывает никакой благодарности за эту невысокого класса доброту.
Лариса Миронова права: дети могут отомстить за доброту, ответить на нее жестокостью и истерикой, по крайней мере, черной неблагодарностью. И это лишь еще одно свидетельство того, как трудна проблема и возможность проявления доброты.
Неудачным педагогическим решением представляется нам история передачи Вити Деева в грузинскую семью. Все происходит как бы впопыхах и не вполне законно. Во время отдыха на берегу Черного моря Витю ловит стрелочник за то, что тот кладет на рельсы банку с краской. Воспитательница вопрошает, что же с ним делать, и стрелочник, недолго думая, называет ей семью, которая хотела бы усыновить ребенка.
Но как можно принять решение об усыновлении, находясь на отдыхе вместе с группой ребят? Как можно собрать документы, необходимые для этого? А самое главное, что за семья? Об этом в записках ни слова. Ситуация вызывает сомнение. Да и последующие события подтверждают это: Витя тут же возвращается в свою старую компанию, в группу.
Вполне очевидно, что сама процедура усыновления у нас слишком усложнена. Но в то же время та легкость, с которой это происходит в повествовании, не становится аргументом в пользу облегчения процедуры усыновления. Все совершается как-то не всерьез, и складывается такое ощущение, что педагог изо всех сил стремится к тому, чтобы освободиться от своего воспитанника. Но в чем же здесь суть дела? В чем истина? В чем гуманизм воспитателя? Это остается за семью печатями.
Значительное место в «Записках воспитателя» занимают конфликты. Конфликты между педагогами. Конфликты между педагогами и детьми.
Собственно говоря, девятый вал конфликтов нарастает ко времени пребывания группы на берегу Черного моря. Элементарные технические неувязки, когда одна часть детей живет в одном месте, а другая в другом и требования двух педагогов совершенно отличаются друг от друга, — уже только одно это может быть и становится весомым поводом для противопоставления двух уровней требовательности. Незаметно, по пустякам, девочки выходят из-под контроля. Главная героиня повести как бы прикрывается нетребовательностью другого педагога. Да, надо откровенно сказать, трудно разобраться в требованиях нашей героини. Чего она хочет? Чего добивается? Дети живут сами по себе, у них нет внятной цели, и это, наверное, вторая, может быть, главная причина для распада коллектива, который только стал образовываться. Впрочем, все это, может быть, только кажется? И нам, и героине повести. Ведь никакого коллектива, собственно говоря, еще и не было. Вполне возможно, речь идет об иллюзии первых успехов, что часто случается с воспитателями, входящими в новый коллектив. Иллюзия — это еще не реальность.
Не очень-то понятен конфликт, в результате которого трех девочек отправляют одних домой, в детский дом. Это, конечно, нецелесообразно ни с какой точки зрения: ни с педагогической, ни с организационной. Кто понесет ответственность, если с девочками что-то случится по дороге? Вопрос этот может показаться перестраховочным, из области, так сказать, старой нормативной педагогики. Но без нормативности, без правила, которое не дано преступать никому, вряд ли обойдется, в том числе и обновление всей структуры воспитания в детском доме. Неудивительно потому, что, как только наша героиня возвращается домой в детский дом, выясняется, что три ее девочки, отторгнутые от остальных, пустились в бега.