Однако я до того устала, что не в силах парировать беспардонную выходку. Усаживаюсь рядом.
— Мы тут чуток дымнем. Ты как? — вяло интересуется бывшая.
— Резко против. И тебе не советую.
— Ладно. Забычкуем, — решает она. — А меня Юля зовут.
— Замечательное имя.
Уже потом, знакомясь с личными делами своих воспитанников, я заглянула и в документы бывших. Юля Самохина была шестым ребенком в семье. Вернее — у матери. Отцы появлялись и исчезали. Количество детей увеличивалось. Принеся шестого из роддома, мать спеленала его потуже, сверху обернула куском старых обоев и опустила сверток в мусоропровод. Ребенок спал.
Утром закоченевшее тельце обнаружили среди бумаг и пищевых отбросов. Новорожденную отвезли в больницу, а оттуда в дом ребенка. Мать же решением суда лишили родительских прав по отношению к Юле. Странно, непонятно, необъяснимо — почему не судили?!
После окончания восьмого класса Юля получила комнату в квартире матери. Размен почему-то не разрешили. А как жить под одной крышей матери-злодейке и чудом уцелевшей дочери — никто не подумал…
— Оль, у тебя нет лишних брюк? — спросила Юля. — А то вот вышла из дэдэ и надеть нечего.
— Я поищу, конечно… Кажется, дома что-нибудь подходящее найдется. Завтра принесу.
— А куртка лишняя не завалялась?
— Куртка… нет, не завалялась. Тебе что, нужна теплая одежда?
— Сумка у тебя хорошая, — не слыша моего вопроса, продолжала Юля. — Та, что в отрядной лежит. С ремешком и двумя отделениями.
От такого нахальства я начала медленно закипать. Однако сдержалась из последних сил. А вдруг провокация? Оскандалюсь ни за грош.
— Ты уж прости, — продолжала она, — что без тебя похозяйничали. — Помолчала, добавила доверительно: — Вообще-то вещи свои так не оставляй. Сопрут.
— Во-первых, не так, а закрыв на ключ.
— Хохмачка ты, Ольга. Разве это замок? Забудь. Ну так как насчет сумки?
— Конечно, возьми… если надо. Только мне документы не в чем домой отвезти.
— А ты завтра приноси сумку. С остальными шмотками. Нормалек?
— Договорились…
Я всегда считала себя человеком нежадным. Но такой мощности удар по бюджету поверг меня в уныние. (Если дальше так пойдет, то домой придется пробираться закоулками, пугая прохожих вопросами: здесь наши не пробегали?)
…ДЕНЬ ВТОРОЙ. ЧТО НАМ СТОИТ ДОМ ПОСТРОИТЬ?
На следующий день я принесла все, что обещала. Тюк получился внушительный. Юля, критически осмотрев вещи, кое-что забраковала. Внутренне я задохнулась от обиды. Ведь выбирала из того, что ношу. Однако виду не подала.
— А ты молодчина, — снисходительно одобрила она меня. — Я, по правде, не очень-то надеялась. Думала, если принесешь, так барахло какое.
Я промолчала.
— А пальтеца у тебя нет подходящего? — с привычным бесстыдством принялась Юля за новое вымогательство.
— А что ж тебе по арматурке вещи не выдали? Как положено.
— Дирюга старье давала. А на кой оно мне?
Иду к Людмиле Семеновне.
— Простите, но каким образом выпускница детского дома оказалась разутой-раздетой? Ведь им положено выдать полный комплект, включая и постельное белье?
— Да. И не только постельное белье. Но и подушку с одеялом. И даже мебель списанную нам шефы отдают. Из гостиницы. И посуду. С небольшими трещинками, но вполне приличную, — на высокой ноте закончила Людмила Семеновна.
— Так отчего же Юле Самохиной носить нечего?
— Продала. Понимаете? А теперь здесь промышляет. Говорит, обокрали. Вранье. Я ей предложила из бэу. Не хочет. Не беспокойтесь — внакладе не останется. У кого силой отберет, у кого выклянчит. Первая ворюга в детском доме… А что это вас так волнует?.. Или… просила что?
— Да я так просто. Поинтересовалась…
А через несколько дней выпал случай поближе познакомиться с бывшими.
Мой рабочий день подходил к концу. Я просто с ног валилась от усталости, но всю мебель так и не удалось перетащить в отрядную. Стулья, полки — это еще кое-как. А вот письменный стол… Двухтумбовый, неразборный, тяжеленный до невозможности.
Воспитанники же тем временем сидели в коридоре на диване и глазели — интересно, как воспиталка тяжести таскает.
Мое профессиональное становление происходило необычайно быстро. Уже на второй день я постигла печальную истину — здесь дети понятия не имеют о том, что такое коллективный труд. Все делали воспитатели или… «шестерки». Подбить воспитанников сделать что-то на общее благо можно было лишь за определенную мзду. Поэтому дети — все без исключения — бывали неизменно любезны с завхозом: кое-что он выдавал и без ведома воспитателя — в порядке вознаграждения. Но за это надо было помочь разгрузить машину, вынести бачки с отходами — в общем, что попросят.
Все это мне рассказал наш трудовик, муж кастелянши. И поэтому, чтобы лишний раз не конфузиться, я и не обращалась к детям за помощью. Правда, когда волокла стол, они попритихли. Может, в ком и шевельнулась совесть. А может, просто технический интерес — дотащит ли? И как? Особенно по лестнице.
На выручку пришел слесарь.
— За что сослали-то? — спросил он, вволакивая стол на лестничную площадку. — Что — не могли распределение получше подыскать?
— Да я сама…
— Понятно. По лимиту, значит?
— Что вы! У меня постоянная прописка. Просто… так получилось. Захотела работать в детском доме.
Он пристально на меня посмотрел, слегка покрутил пальцем у виска (или волосы поправил?), достал пачку «Явы» и закурил.
— Что вы! В детском учреждении? — возмутилась я.
— Эх-хе-хе…
Я прикусила язык.
— Я вот тоже здесь не от хорошей жизни. Пью, — он помолчал. — Отсюда не выпрут. Потому как дураков нет. Кто сюда пойдет?
Несколько минут курил молча. Я же внимательно его разглядывала. Что-то больно умен для примитивного алкаша! Однако какой-то малости ему все же не хватало. Культурной огранки, что ли? О перипетиях его жизни я узнала много позже. А тогда он мне показался несколько необычным, но внутренне как будто смятым добряком.
— Так вы с вещами поосторожней. Ревизия придет — не отчитаетесь. Все-таки я вам насадочку сделаю. Да и косяк придется укрепить. Бытовкой займусь отдельно, когда с рамами закончу. Надо успеть до холодов.
— Какой… бытовкой?
— А где вещи хранить будете. Просите помещение на промежуточном этаже. Да подальше от водосточных труб. Так надежней. Думаете, они только государственное тащат? А отвечать вы за все будете.
Он еще долго рассказывал мне страшные истории «из жизни Мадридского двора». Я уже начинала понимать, что не все здесь так просто и что если не проявлю должной бдительности, то очень скоро паду жертвой собственного недомыслия.
После его рассказов у меня сложилось довольно нелестное впечатление о Людмиле Семеновне. Она была полновластной правительницей детского дома и единолично решала все вопросы. У Людмилы Семеновны были связи. По этой причине противоречить ей считалось опасным. Не по нраву пришелся — дело труба. Не совсем чтоб «скатертью дорога», но — «мы вас не удерживаем». Вот и весь разговор…
Итак, еще один день подошел к концу. Повесила полки в отрядной. Шурупов не оказалось, а гвозди плохо держали. Последний вбивала под аккомпанемент курантов. Однако уходила не последняя. Еще одна полуночница готовилась встретить свою группу — первоклашек.
— Под окнами не ходите. Могут окатить, — предупредила она. — Обычай здесь такой: не понравился воспитатель — выльют сверху грязную воду — «помылки». Пока отыщешь виновного, сто раз обсохнешь. Да и как отыщешь? А отыщешь, все свалят на случай — лень было в умывальник нести. А лень здесь узаконена…
И вот сейчас вспоминаю обо всем этом и спрашиваю себя — пошла бы снова в детский дом, уже из практики зная, как это бывает? Да. Пошла бы.
Но только в тот же самый. И к тем же самым детям.
Потом у меня были и другие. Но именно эти остались моими. С другими я тоже старалась работать изо всех сил. И среди них были любимые, самые близкие дети. Но эти первые воспитанники так и остались моей болью, моей радостью. Частью моей жизни…
У Лили Кузенковой семья получилась очень хорошая. Хотя и не сразу. Родила дочку, через год поняла, что помощи от отца ребенка ждать не дождаться. Растила кроху в малюсенькой комнатушке коммунальной квартиры, воюя с соседями за право занять ванную для купания дочки, для стирки. Делала все, чтобы росла девочка здоровой, развивалась нормально.
Когда я пришла к Лиле на «именины» ребенка (дочке исполнился месяц), мои страхи сами собой рассеялись — эта мама дочку не бросит, как бы трудно ни было! А ведь ей тогда едва исполнилось семнадцать лет.
Прошел еще год, и Лиле встретился парень, о котором только можно мечтать. Пришел из армии, устроился работать водителем. Лиля пошла работать в ясли, куда отдали малышку. Заботился молодой отец о ребенке, будто всю свою жизнь к этой миссии готовился. Они совсем недавно приходили ко мне, теперь уже солидные люди — как говорят, со стажем семейной жизни.
Пили чай, а когда Лиля пошла на кухню вымыть чашки, он, ее супруг, мне очень серьезно сказал:
— Нормально живем, только мне не нравится, что Лиля курит. Здоровье потом не купишь.
— А ты сам куришь? — спросила я.
— Курил еще как! Потом мать сказала — брось! И больше не прикасался к сигаретам ни разу в жизни.
…УЖЕ УХОДИТЕ?
Итак, день третий.
Чувствую себя бывалой. Прихожу к семи часам утра. (Людмила Семеновна предупредила — работаем от зари до зари: первое сентября на носу.) На остановке ко мне подходит воспитательница второго отряда.
— Я вот все думаю — что это вы сюда? А тут вдруг сообразила, — она радостно улыбнулась. — Материал для диссертации собираете?
— Собираю. — Вру и важно выпячиваю губу. Иначе не отвяжется.
— Вы знаете, — доверительно говорит воспитательница, — я здесь единственная нелимитчица среди педагогов. И вот вы еще… Но только я вам сразу скажу — особо не упахивайтесь. Надорветесь, а посреди года не отпустят. Вы не думайте, я от чистого сердца. Со стороны смотришь — все как на ладони.