— Что вы такое говорите! Я не понимаю, — говорю я.
С извиняющимся выражением на лице Гюндерсен сжимает губы и растягивает их в стороны под своими усами, не сводя с меня своих честных глаз.
— Она следила за нами, — продолжаю я. — Она подкинула мне в дом ключ от дачи, выманила меня туда; я знаю, что она собиралась меня убить. Я понимаю: конечно, она утверждает, что оборонялась или еще что-нибудь, но ведь, Гюндерсен, вы же не видели ее тогда, а я-то видела.
— Мне понятен ход ваших мыслей, — отвечает он. — И если это хоть как-то может вас утешить, вы нашли единомышленницу в лице Ингвилль Фредли. Она твердит ровно то же самое: нет, мол, никаких сомнений в том, что Вера готовилась стрелять в вас в Крукскуге.
— Но, — говорю я дрожащим голосом, еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться, — кто же это еще мог быть? Ведь это же совершенно невероятно, чтобы Сигурда, обычного архитектора из Рёа, хотел убить не один человек, а целых два?
— Я разделяю ваши сомнения. Но факты свидетельствуют против того, что она — убийца. Это представляется практически невозможным.
— Но все-таки была у нее какая-то возможность, должно быть… О которой вы не подумали.
Гюндерсен ненадолго замолкает; ждет, пока я успокоюсь, думаю я, и изо всех сил стараюсь взять себя в руки.
— Я человек простой, Сара, — говорит он. — Я смотрю на имеющиеся в моем распоряжении факты и спрашиваю себя: возможно ли, чтобы это сделал X? Имелась ли у X практическая, физическая возможность совершить это действие? И если нет, что ж, тогда нам необходимо либо выявить способ, каким X все же мог бы это проделать, — либо отбросить эту гипотезу. В моей профессии легко упустить истину, склоняясь к решению, которое кажется самым очевидным. Стоит заподозрить кого-нибудь, и видишь только то, что подтверждает твои подозрения. Закрываешь глаза на все, что указывает на ошибочность такого решения, избирательно подыскиваешь факты, которые говорят в пользу твоей гипотезы…
— Предвзятость подтверждения, — говорю я. — Вот как это называется. Тенденция искать информацию, подтверждающую уже сформировавшуюся уверенность.
— Такую ошибку совершить очень просто, — продолжает Гюндерсен. — Проще простого, что не мешает и матерым следователям попадать впросак. Как было бы удобно, если б это оказалась она, правда?… Дело только в том, что это не она.
Он листает свои бумаги и извлекает из пачки еще одну экселевскую страницу.
— Давайте начнем с того, что нам известно о пятнице шестого марта. Много времени это не отнимет. Так, посмотрим… Сигурд встает в половине шестого утра. Принимает душ, одевается, собирает вещи, на ходу выпивает чашечку кофе и прощается с вами. На видео, изъятых у Веры, мы видим его выходящим из дома в десять минут седьмого. Нам известно, что затем он около половины седьмого появляется во «ФлеМаСи». Паркуется на тротуаре, на виду у камеры, установленной у входной двери. Остается там почти полтора часа, до семи пятидесяти трех — когда камера снимает, как он возвращается к машине. В пару минут девятого его автомобиль минует пункт оплаты возле Майорстюа и двигается в западном направлении. Пункт оплаты в сторону Клейвстюа он проезжает в восемь сорок четыре. Это последнее бесспорное наблюдение действий Сигурда.
Мы, конечно, можем проследить его маршрут по навигатору на его телефоне. Это, однако, не столь надежное свидетельство, ведь телефон — не часть его тела. Но у нас есть свидетель — вы, — который указывает местоположение Сигурда с его телефоном без двадцати десять. GPS на телефоне показывает, что он остановил машину, чуть не доехав до Клейвстюа, через три минуты после того, как отъехал от станции оплаты, после чего с четверть часа идет по лесу к даче, где появляется чуть позже девяти. С этого момента телефон дачу не покидает.
Сигурд договорился с Верой, что она подъедет к одиннадцати-двенадцати. Чуть позже девяти он по «Скайпу» посылает ей сообщение, что уже на месте, и просит дать ему знать, когда она сядет в автобус, чтобы подъехать за ней на автобусную остановку. Потом без двадцати десять зарегистрирован звонок с его телефона на ваш, что совпадает с вашими словами о сообщении на ответчике. К сожалению, компании мобильной связи не удалось восстановить это сообщение, Сара, так что мне по-прежнему досадно, что вы решили его стереть. Однако с учетом всего вышесказанного я склоняюсь к тому, что вы правдиво изложили его содержание. Как бы то ни было, это стертое сообщение — последний след, оставленный Сигурдом. Патолог и наш собственный врач в один голос утверждают, что умер он не позже трех, так что убили его, должно быть, всего через пару часов после отправки этого сообщения.
Вера говорит, что после сеанса у вас она пошла на станцию «Холстейн», доехала до железнодорожного вокзала и попробовала связаться с Сигурдом, чтобы сообщить, что едет в Крукскуг. В тот день она забыла свой телефон дома. Из-за этого мы не можем проследить ее передвижения с помощью GPS, как проследили маршрут Сигурда. Фредли не упускает случая заметить, что это очень удобно для Веры, но прежде чем вы выскажетесь в том же духе, позвольте мне сообщить: из расшифровки чат-логов следует, что она постоянно забывала телефон, бумажник и ключи. Однако мнение Фредли я услышал… Итак, Вера пыталась связаться с ним из интернет-кафе на станции, потом в торговом центре попросила воспользоваться телефоном в магазине одежды и позвонила ему, но он не отвечал. Она пропустила один автобус, потом ждала так долго — с час, — что и еще один автобус ушел, и вернулась в школу. В результате Вера появляется в нюдальской школе примерно без четверти двенадцать.
Тут ей сильно повезло, потому что именно в этот день классы фотографировали, и в файле указано точное время, когда сделан каждый из снимков. Если б Вера после сеанса с вами съездила в Крукскуг, убила Сигурда и вернулась, у нее ушло бы на это почти два с половиной часа. Даже если б ей очень повезло и ни на одном этапе ее ничто не задержало, она не успела бы добраться до школы к четверти первого. Ни при каком раскладе. Но первый снимок Вериного класса сделан в двенадцать ноль три, и на нем Вера стоит между двумя другими школьниками и кисло улыбается на камеру.
Гюндерсен кладет руки на стол ладонями вниз. Я смотрю на них и пытаюсь сформулировать возражение.
— И вот, — говорит он, оформляя мои мысли, — и вот вы думаете, наверное, что тут разрыв невелик. Если первая фотография сделана в двенадцать ноль три, то речь идет о минутах десяти с небольшим. Но я просчитал минимальное время, которое требуется, чтобы преодолеть каждый из участков пути. Пара красных светофоров, намечающаяся пробка на переезде возле Сульли, разговор с Сигурдом, чтобы убедить его пойти в лес, один-единственный лихач на коротком участке пути вдоль Тюри-фьорда, или лишний круг в поисках места для парковки в Нюдале — и вся временна́я схема рушится. Я бы сказал, совершенно невероятно, чтобы она добралась до школы в четверть первого, хотя чисто технически это возможно. И я обсудил это с фотографом. Раз первый снимок помечен временем двенадцать ноль три, это значит, что школьников привели на построение несколькими минутами раньше. Вера стоит посередине группы. Не то чтобы она прибежала последней и успела встать сбоку… Так что не знаю. Будь я обвинителем, может, и попробовал бы выстроить на этом дело. Но, по моему мнению, она этого не делала. Она бы не успела. Совсем чуть-чуть. Но увы.
— Но, — говорю я, — вы же сказали, самое позднее в три. Она могла сделать это после фотографирования.
— Да, говорит Гюндерсен, — но дело в том, что они не ограничились классной фотографией. Между двенадцатью двадцатью четырьмя и двенадцатью двадцатью девятью фотограф делает по крайней мере четыре портретных снимка Веры. А между четырнадцатью девятнадцатью и четырнадцатью тридцатью он делает несколько общих фото всех учеников школы. После окончания съемок Вера сумела бы добраться туда только после трех, а к тому времени Сигурд уже был мертв. В дополнение к этому мы можем проследить все ее попытки дозвониться до него с вокзала в Осло. Все звонки на его телефон, все сообщения подтверждают ее рассказ.
— Но она могла подговорить кого-нибудь из своих друзей, — говорю я. — Или подстроить, чтобы кто-то другой это сделал… что-нибудь в таком роде.
— Ну, — говорит Гюндерсен, пожимая плечами, — могла, конечно. Но, пока у нас нет на эту роль подходящего кандидата, дело мы выстроить не можем. Нет никаких свидетельств того, чтобы Вера вступала в контакт с наемными убийцами, а что касается близких друзей, непохоже, чтобы у нее их было так много. Если хочешь, чтобы тебе помогли с убийством, обратиться не к кому. Кроме того, пули, обнаруженные в теле Сигурда, выпущены не из револьвера той конструкции, что украли у вас. Это значит всего лишь, что, если Сигурда убила Вера, у нее должно было иметься оружие двух конструкций, и это, конечно, вполне возможно, но и вашу гипотезу не подтверждает.
Я глубоко вздыхаю, косясь на пыльный фикус в углу.
— И что теперь? — спрашиваю. — Значит, я остаюсь в подозреваемых?
— Вообще-то нет, — слегка улыбнувшись, говорит Гюндерсен. — Видите ли, как бы вас ни коробило то, что за вами следили, слежка говорит в вашу пользу. Техническая возможность поехать в Крукскуг и убить Сигурда между… как их там? — Он бросает взгляд на свои бумаги. — Между Кристоффером и Трюгве. Такая возможность у вас была. Но благодаря Вериным камерам у нас имеется масса видео, на которых вы в это время ходите по комнате, готовите, читаете газету, лазаете по Интернету, достаете тарелки из посудомоечной машины и так далее. Я полагаю, вряд ли вы сейчас питаете благодарность или другие теплые чувства к Вере, но если однажды вас потянет помириться с ней, возможно, знание этого окажется полезным. Она обеспечила вам алиби.
Легко подыскать информацию, чтобы подтвердить версию, в которую ты уже поверил. Как я поверила в ту пятницу, когда маялась в ожидании в управлении полиции. И не принимать во внимание информацию, которая этой версии противоречит. Как сейчас меня подмывает отмести доводы Гюндерсена!..