– Только одна просьба… – тихо сказал отец.
– Да, конечно, какая? – с готовностью сказал я.
– Сделай, как я прошу, – сказал он.
– О чем ты? – спросил я.
– Ты знаешь о чем, – сказал отец.
Оставив меня на ночной улице, он дал газ и уехал. Я стоял у входа в свой дом и смотрел, как удаляются огоньки его машины…
Аида вошла в мою квартиру первой. В окно светила луна. Мы были стройными и очень красивыми – я видел нас в зеркале, и не верилось, что я – часть этой потрясающей пары.
Аида весело сбросила туфли и прямо в вечернем платье повалилась на кровать. В открытое окно ворвался свежий ночной ветер – он легко подтолкнул меня в спину, и я, не удержавшись на ногах после буйной вечеринки, тоже повалился. Оказавшись рядом с Аидой, я стал покрывать ее осторожными поцелуями.
– Хельга зря отказалась танцевать с Юргеном, – сказала Аида. – Я бы станцевала. Он сох по ней весь вечер.
– Тебе нравится Юрген? – спросил я.
– Нравится, – сказала Аида.
Горячая волна ударила мне в голову. Я прекратил ласки.
– А чем тебе не нравлюсь я?
Я не понимаю, зачем задал этот вопрос – знать, чем я не нравлюсь Аиде, нисколько не хотелось. Что заставило меня, что толкнуло навстречу боли?
Аида растерянно смотрела на меня.
– Я разве сказала, что ты мне не нравишься? – спросила она.
– Ты сказала, что тебе нравится Юрген, – четко проговорил я и почувствовал, как пришпориваю свою злость с каждым новым словом. – Что тебе нравится в Юргене?
– Не знаю, – беззаботно проговорила Аида, размышляя на ходу. – Фигура? Улыбка?
Я почувствовал бешеную злобу, оттолкнул Аиду, сел в кровати. Красное вино, которое вело себя до этой минуты вполне спокойно, вдруг взорвало голову, и она раскололась надвое от дикой боли.
– Я для тебя ничто, – сказал я, стараясь оставаться спокойным. – Ты готова полюбить любого.
– Прости, я ничего не понимаю… – сказала Аида. – Я всего лишь сказала, что мне нравится Юрген. Нравится, понимаешь? Это не значит, что я полюбила его. Как я могу полюбить Юргена, если я его совсем не знаю?
– Тебе хотелось с ним переспать? – спросил я. – Говори честно.
Вот здесь Аида могла бы соврать мне. И думаю, что я был бы ей за это благодарен. События тогда покатились бы совсем в другую сторону: она не оказалась бы в том грузовике, потому что была бы спрятана у меня в шкафу.
Но нет, не в ее характере было врать тому, кому она доверяет. Вот почему вместо этого вечернего платья она оказалась впоследствии в другом вечернем платье – чужом, черном, на несколько размеров больше, с обвисшей грязно-белой розой…
– Честно? – задумалась Аида. – Да, пожалуй… Когда он вошел в зал…
У меня перехватило дыхание. В глазах вспыхнула обочина мокрого ночного шоссе; послышалось взволнованное дыхание ребенка; его сердце панически заколотилось. Вдали по шоссе удалялись красные огоньки машины. Черное небо вдруг обрушилось и вернуло меня в реальность.
– Ну вот! – сказал я.
– Что «ну вот»? – сказала Аида. – Это же был просто сексуальный импульс! Он всегда возникает раньше, чем начинает работать голова. Юрген мне чужой, он незнакомый, понимаешь? Как я могу спать с ним?
Мой разум окончательно застыл – я прекратил понимать то, что она мне пытается сказать. В голове крутились только обрывки ее слов – «сексуальный импульс», «его фигура», «его улыбка».
– Нам надо поговорить… – сказал я.
– Мне кажется, мы и так уже говорим, разве нет? – улыбнулась она. – Ты принесешь мне кофе?
– Не сейчас… Послушай… – сказал я, пытаясь справиться с напряжением в горле. От волнения я даже сорвал галстук. – Я воспринимаю тебя как немку. Но формально ты остаешься еврейкой. Продолжая с тобой отношения, я нарушаю закон. Я очень сильно рискую. Тебе это понятно?
– Я знаю, – спокойно сказала Аида. – Я давно говорила, что нам надо расстаться. Почему ты заговорил об этом сейчас? Ты наконец решился?
– Да, – сказал я.
– Ты взревновал? – спросила Аида.
– Нет, нисколько. Просто я сейчас понял, зачем я тебе нужен.
– Зачем?
– Для всех этих ситуаций с проверками документов.
Аида молчала.
– Можно я пропущу последнее мимо ушей? – попросила она. – Нам было хорошо друг с другом, поэтому и расстаться имеет смысл красиво. Ты не против?
С этими словами она слезла с кровати, достала чемодан и стала собирать вещи.
– Спасибо за все, что ты для меня сделал, – сказала она.
– Погоди, – сказал я.
Аида оглянулась.
– Я сейчас уезжаю к отцу, – сказал я. – Я буду там несколько дней. Все это время ты можешь оставаться здесь и спокойно собирать вещи – никакой спешки нет.
Аида замерла над чемоданом, задумалась.
– Последний вопрос, – сказала она.
– Да, – сказал я.
– Но ведь это из-за Юргена?
– Да, – сказал я. – Из-за него тоже.
– Ты псих, – сказала Аида. – Я подозревала, что совсем не дорога тебе. Это хорошо, что мы расстаемся.
Аида отвернулась к чемодану и продолжила сборы.
Этой же ночью через несколько часов после расставания я и отец с бокалами вина в руках стояли у камина в его загородном доме. Окна были открыты, за ними слышались шелест дождя и потрескивание остывающего мотора моей машины.
– Я рад, что ты расстался с этой еврейкой, – сказал отец. – Выпьем в честь этого.
Мы выпили – отец лишь прикоснулся к вину губами, а я жадно осушил бокал до дна. Вино из бутылки отца соединилось внутри меня с вином, выпитым на вечеринке. Они мрачно поприветствовали друг друга и молчаливо договорились свести меня сегодня с ума. И я не возражал – мне требовалось это темно-красное безумие, я хотел, чтобы в нем утонули все проблемы.
Отец оценивающе посмотрел на мой пустой бокал.
– Наверное, это был трудный шаг? – сказал он, наливая мне снова.
– Да, отец, – сказал я. – Было трудно. Но я не вспотел.
Я почувствовал такую сильную злобу на Аиду, что мне захотелось кого-нибудь бить, кричать, плакать. Но плакать я не стал – до боли сжал челюсти: она не получит моих слез. Я ее ненавидел. Мне захотелось убить ее, и я стал придумывать как я это сделаю.
Сейчас, когда мы с отцом молча стояли у камина, мне вдруг стало понятно, за что я в действительности не мог простить Аиду. Вовсе не за Юргена. Проблема в том, что отец за последние дни стал для меня самым настоящим богом. Мне пришлось выбирать между Аидой и богом. Отвергнуть бога – это было выше моих сил.
Тайная истина все равно вылезла на поверхность, как ни пытался я упрятать ее от самого себя. Ненависть к Аиде сразу сменилась ненавистью к самому себе. Но ненависть к себе – это слишком невыносимо. Поэтому я подумал об отце – это ведь он давил на меня, чтобы я порвал с ней.
Позже, отмывая старой тряпкой полы в моей комнате, доктор Циммерманн высказал предположение, что я даже без всякого давления со стороны папы подсознательно стремился расстаться с Аидой – чтобы больше не бояться ее утратить.
Услышав, что я не вспотел, отец рассмеялся.
– Что делать, жизнь состоит из трудных шагов, – сказал он. – Я горжусь тобой. Вижу человека, которого действительно волнует честь семьи. И не на словах, а на деле!.. У тебя большое будущее, сынок.
Отец снова налил, мы выпили. К нам заглянула молодая жена отца – Рогнеда: она улыбнулась и сказала, что через несколько минут мне приготовят постель в гостевой комнате. Когда все будет готово, она за мной придет.
Чемодан уперся, как упрямый осел, – цеплялся углами за косяки и никак не хотел пролезать через открытую дверь: наверное, он просто не хотел возвращаться домой, и последующие события показали, что не случайно.
– Ну что ты стоишь и смотришь? – сказала Рахель. – Помоги ей.
Я преодолел растерянность, бросился вперед и помог Аиде втащить к нам в квартиру большой тяжелый чемодан с ее вещами.
За окном была ночь. Мы с Рахелью, сонные, сидели в пижамах напротив Аиды – она сидела за столом и пила чай. У ее ног лежал открытый чемодан – он был беспорядочно забит одеждой. Аида потянулась к открытой бутылке с вином, сделала несколько глотков прямо из горлышка. Мы с Рахелью молчали.
– Плакать не буду, – спокойно сказала Аида. – Главное, чтобы никто из вас не начал сейчас говорить мне мудрости.
– Ты же видишь – мы молчим, – сказала Рахель.
– И правильно, – сказала Аида. – Молчите. Я сама все знаю. Мне теперь даже легче.
Аида бросила взгляд на чемодан, достала оттуда какой-то предмет одежды, с треском разорвала его пополам.
– Что ты делаешь? – спросила Рахель.
– Евреи такое не носят, – сказала Аида и отбросила разорванную тряпку. – До чего же дурацкая идея – прикинуться немкой. Как это могло прийти мне в голову?
Аида истерично рассмеялась. Мы с Рахелью смотрели на нее с беспокойством.
Аида достала из кармана желтую матерчатую звезду.
– Итак, теперь я снова обычный враг Германии, – сказала она. – Ну что ж, держись, Германия! Скоро ты почувствуешь, каково это – быть моим врагом! Пожалеешь об этом! Очень сильно пожалеешь!
Аида закрыла лицо руками и заплакала. Рахель бросила на меня тревожный взгляд.
– Почему вы расстались? – спросила Рахель.
– Он приревновал меня к пустому месту, – сказала Аида.
– Как звали это пустое место? – спросила Рахель.
– Юрген, – сказала Аида.
Я молчал.
– Помнишь, мама, ты предупреждала меня, что он окажется ревнивым? – спросила Аида.
– Помню, – сказала Рахель.
– Так вот, ревнивым он не оказался, – сказала Аида. – Просто ему показалось, что я лживая тварь и провожу с ним время, только чтобы он прикрывал меня во время проверок документов.
– Ты же сама не захотела пришивать звезду, – сказала Рахель. – Если бы ты меня тогда послушалась и пришила ее, ты бы от него не зависела.
– Тогда мы не смогли бы встречаться, – сказала Аида.
– Вы смогли бы встречаться, – сказала Рахель.