Если бы я мог отнестись к разуму как к некоему недоразумению, то смерть сразу перестала бы восприниматься значительной, драматической, катастрофической.
Но где взять этот дар восприятия самого себя как существа примитивного и биологического? В нашем концлагере это было бы особенно полезно.
Я заметил, что портрет матери, всегда стоявший на определенном месте на столе в комнате Рихарда, сегодня был отвернут лицом к стене – теперь на нас смотрел лишь бессмысленный коричневый прямоугольник. Это не могло быть случайностью.
– В тот день она была абсолютно здорова, – сказал Рихард. – Она наврала, что заболела. Специально, чтобы возник повод подкинуть меня в семью отца – под предлогом того, что она якобы мчится в больницу. Она надеялась, что все там проникнутся любовью к милому мальчику… Что отец полюбит меня и даст на меня денег.
Рихард весело рассмеялся. Гантель чуть не выпала из рук, но он виртуозно поймал ее в воздухе.
– Когда мы ехали в такси, она прямым текстом сказала мне об этом, – усмехнулся Рихард.
– Сколько лет вам было? – спросил я.
– Шесть, – сказал Рихард. – Перед тем как высадить меня из машины, она потребовала, чтобы я вел себя хорошо и обязательно им понравился.
В доме отца было полно народу. Молодая Рогнеда – ей было тогда около девятнадцати – склонилась ко мне, чтобы что-то прошептать. Она была очень милая. От нее пахло вкусными духами. Ее шелковистые волосы довершали образ прекрасной принцессы из волшебной детской сказки.
– В этой кофточке гостям не показывайся, – прошептала милая принцесса. – У нее все рукава в твоих соплях. Сними ее и выбрось.
Я растерялся – не мог выбросить свою кофточку, как приказала принцесса. Потому что это было бы предательством. Кофточка мала мне, я из нее давно вырос, и теперь она облегала очень плотно. В плотном обхвате содержалось огромное значение – это было единственное в моей жизни существо, которое меня обнимало.
Да, это была не кофточка, а живой фиолетовый друг. Он обнимал меня всегда – у него всегда находилось для этого время, желание, хорошее настроение. Когда ее застегивали на мне, я уже не чувствовал себя одиноким и никому не нужным. Как я мог предать ее, даже если это приказ принцессы?
Если мой сопливый друг оскорблял чей-то взор, мне оставалось только спрятаться куда-нибудь вместе с ним. Я разыскал в большом незнакомом доме тихий уголок, сел на пол и стал играть с игрушками. Это были облупленные деревянные кубики. Играть с ними оказалось не слишком весело, потому что они еще не стали для меня своими. Я, конечно, хотел бы, чтобы игра поскорее увлекла и стала радостной, но все же я не спешил мысленно присваивать чужие кубики: какой смысл ощущать своим то, что могут отнять в любую минуту?
Впрочем, уже скоро я забыл о страхах, игра захватила меня – я увлеченно строил из кубиков ворота для древнего замка, забыл о рукавах, соплях, а также о злой красивой принцессе, которой я почему-то не понравился: мне стало хорошо и весело.
Вдруг в тихую комнатку вошли отец и принцесса – они уединились здесь, спрятавшись от шума гостей. Они не знали, что я тоже здесь. Отец страстно поцеловал принцессу, но она была с ним холодна и отодвинулась.
– Неужели ты не мог ничего придумать, чтобы этот мальчик сегодня на нас не свалился? – строго спросила принцесса старого короля. – Зачем он нам в такой день?
Старый король растерялся.
– Но он мой сын… – жалко пробормотал он.
– Ну и что? – строго сказала принцесса и, не дождавшись ответа, пошла прочь.
Старый король поспешно засеменил за ней…
В столовой, куда я вошел с кубиком в руке, все садились за большой накрытый стол – и взрослые, и дети. Одна из девочек уже сидела за столом. На голове у нее был большой красивый бант. Она обернулась, увидела меня и помахала рукой, указав на свободное место рядом с ней. Это было удивительно – сопли на рукавах моей кофточки ее нисколько не волновали. Мне стало радостно, я пошел к девочке, но тут с небес спикировала злая принцесса. Она схватила меня за руку и с улыбкой сказала:
– Нет-нет, ты не член нашей семьи, ты будешь есть вон там…
Бросив нежный взгляд на старого короля, сидевшего во главе стола, принцесса вывела меня из комнаты и повела по коридору в кухню. Когда мы выходили из зала, я оглянулся на старого короля – он смеялся и громко шутил с гостями, иногда постреливая взглядом в мою сторону.
В углу кухни я увидел большую собаку – она ела из миски объедки с королевского стола. Принцесса Рогнеда со стуком поставила на пол тарелку рядом с собачьей миской.
– Это тебе, – сказала принцесса, сунула мне в руку ложку и ушла.
Я встал перед миской на колени и начал есть вместе с собакой. Увидев мою еду, собака попыталась залезть в мою миску тоже, но я отодвинул ее морду плечом и съел все сам – я давно уже был голоден. Собака не обиделась и приняла грубость как должное.
Когда через много-много лет я появился в этом доме снова, собаки там уже не увидел – должно быть, она умерла. Впрочем, в этом доме ее все еще любили и помнили: в королевской спальне, над прикроватной тумбочкой – той самой, на которую я впоследствии положил на минутку свой пистолет, чтобы мне было удобнее застегивать брюки, – висел портрет именно этой собаки: увешанная медалями, она гордо смотрела на фотографа.
Сейчас, когда собака была еще вполне живой и бодрой, она не могла знать, что через много лет будет грустно смотреть на меня с портрета, а я буду уже повзрослевший, в ладной эсэсовской форме, и мое питание из собачьих мисок уйдет в далекое, надежно забытое прошлое…
На первый взгляд казалось, что в саду никого нет – здесь было удивительно тихо. Однако почти за каждым деревом прятался ребенок – шла игра в прятки. Водила принцесса Рогнеда: крадучись, она ходила между деревьями, высматривая детей.
За соседним деревом я увидел красивую девочку с бантом – ту самую, что пригласила меня за стол. Сначала ее внимание было целиком поглощено принцессой, от которой она пряталась, но потом она увидела меня… Наши деревья стояли рядом, мы могли видеть друг друга и даже тихо переговариваться.
– Давай поженимся?.. – тихо прошептала девочка.
Это было единственное, что она сказала. Ее идея мне очень понравилась. Я кивнул. Мне очень нравилась эта девочка, ведь в отличие от других детей ее не отталкивали мои сопли.
Поблизости появилась принцесса Рогнеда. Мы с девочкой сразу же замолчали – мы ведь от нее прятались. Обнаружив девочку, принцесса весело рассмеялась и обняла ее.
– Ты последняя! – сказала принцесса, оглянулась к саду и громко хлопнула в ладоши: – Игра окончена! Идем в дом!
Дети, которые были обнаружены ранее, теперь бегали между деревьями. Услышав крик Рогнеды, они направились к дому. Я оставался единственным, кто еще не был найден. Поэтому продолжал стоять за деревом.
Принцесса взяла девочку за руку и повела к дому. Девочка потянула принцессу вниз и заставила наклониться.
– Там еще один мальчик… – прошептала она принцессе в ухо.
– Я знаю, – с улыбкой сказала Рогнеда и увела девочку в дом.
Когда все дети оказались в доме, тяжелые двери королевского дворца наглухо закрылись. Я остался в саду один. Небо темнело. Сначала я продолжал стоять за деревом, но потом понял, что искать меня уже не будут. Я вышел из-за дерева. Теперь я просто стоял на небольшой травяной лужайке, ковырял в носу и вытирал сопли о рукав. Мы с кофточкой никому оказались не нужны, но проблемы в этом нет – ведь мы есть друг у друга.
Комары с наступлением темноты стали особенно злыми. Я был в шортах, они кусали мне ноги, я уже не успевал отгонять их. Ноги были в крови. Когда в саду шумно бегало много детей, комары прятались. А теперь, когда я остался один, все набросились на меня. Я пошел в сторону ярко освещенных окон, с трудом открыл тяжелую дверь и вошел.
Дети играли повсюду: в гостиных, в коридорах, в кабинетах и даже в оранжерее – в той самой, где через много-много лет предстоит повеситься одному из игравших здесь мальчиков. Мама предупредила меня, что одним из мальчиков в этом доме будет мой брат, но я не мог отгадать кто он. Потому что мальчиков было много, а с братом меня не познакомили.
За окнами замка было уже темно. С деревянной лошадкой в руках я вошел в ярко освещенный зал и наткнулся на девочку с бантом. Эту лошадку я подобрал еще при входе, сразу, как только увидел, что ее бросил какой-то мальчик. Лошадка мне очень понравилась, и я сразу же крепко прижал ее к себе, чтобы никто не смог отнять ее. Но сейчас, когда увидел девочку, я подошел к ней и протянул лошадку ей.
Сказать девочке, что она мне нравится, было страшно. Как ни дорога была мне лошадка, подарить ее оставалось единственным способом выражения чувств.
Девочка, увидев мой искренний дар, не раздумывая, оттолкнула его.
– Ты плохой мальчик, – сказала она. – Я не буду на тебе жениться.
Я остолбенел… Что произошло с ней? Злая принцесса рассказала ей обо мне что-то плохое? Ей стало понятно, что дружить со мной не следует? Или девочка сама решила, что мальчик, которого не ищут, ей не нужен?
Даже не успев пережить чувство обиды, я вдруг ударил девочку лошадкой по голове. Девочка зарыдала от боли. На ее плач сразу же сбежалось огромное количество взрослых. Отец девочки в волнении сел перед нею на корточки, стал обнимать и утешать.
Позже я узнал, что ее отец – тот самый главный гость, ради которого собрали вечеринку. Окружающие смотрели на него с сочувствием, а на меня со злобой. Я и представить себе не мог, что вокруг меня может собраться так много людей, которые меня ненавидят.
Подбежал король. Выглядел он сейчас совсем не по-королевски. Отец девочки сидел на корточках и обнимал свою дочь. Я стоял в сторонке и просто ковырял в носу: дело было сделано, девочка по башке получила. Возможно, мне было страшно – вокруг было очень много враждебных взрослых.