Но на самом деле, чтобы петь, нам совсем не нужны слушатели – этим пение отличается от ораторского искусства. Это прекрасно знают те, кто любят петь в душе или в машине.
С другой стороны, язык дан нам для коммуникации, а она подразумевает участие как минимум двух человек. Когда мы говорим, мы, как правило, что-то описываем, строим предположения, что-то обосновываем, а затем ожидаем ответной реакции от слушателя.
Даже безмолвно произнося мысленные диалоги, мы обычно представляем себе собеседника. Наш внутренний монолог обращен от «я» к «нему»/к «ней»/к «ним» – по сути, это диалог между двумя или более частями личности или речь, обращенная к воображаемой аудитории. Тем, кто медитируют, хорошо знакомо это явление.
В свою очередь, пение же – самодостаточно.
В нем выражается нечто, не умещающееся в тесные рамки слов, даже несмотря на то что у большинства знакомых нам песен есть какие-то слова. Песня помогает выйти на поверхность чему-то невыразимому – так наша глубинная подлинность находит подходящее ей средство коммуникации, так мы заново обретаем ощущение собственной полноценности и ощущение Бытия.
В этом также присутствует стремление к коммуникации, однако здесь оно обращено к самому Существованию, неотъемлемой частью которого мы себя ощущаем. И мы с непередаваемой радостью преподносим ему свою глубинную сущность.
С этой точки зрения, посещавшие многих из нас мечты о том, чтобы научиться петь перед большой аудиторией, выглядят как попытка загнать себя в узкие рамки. Более того, при этом мы упускаем самое главное, ведь пение в таких фантазиях отнюдь не основной мотив. Часто в них проявляется тщеславная потребность вкусить одобрения со стороны окружающих, чтобы заполнить глубинное чувство внутренней пустоты. Мы ищем публичного признания, пытаясь заместить утраченные нами жизненно важные стороны бытия.
Насколько я понимаю, пение обретает особый смысл именно тогда, когда нас никто не слушает, когда в нем нет ничего, кроме интимного обращения к Существованию. Это наше «жертвоприношение», наш праздник, наш ритуал, который мы исполняем, выйдя за пределы области суждений, и совсем не важно, как звучит наша песня.
Здесь, в этом измерении, не может быть и речи ни о каком фальшивом пении, так как здесь не бывает сравнительных степеней, а мысль о необходимости попадать в ноты всегда является результатом сравнения.
Когда песня льется без всякого контроля, спонтанная, свободная от узких рамок партитуры и обязательных повторов, говорить о «фальшивом исполнении» просто немыслимо. Тональность, тембр и способ звукоизвлечения в момент спонтанного пения могут быть бесконечно далеки от «вокала» в нашем привычном, обусловленном культурными традициями понимании. И все же это настоящая песня.
Я изумляюсь, когда вижу, какое огромное влияние этот опыт оказывает на поющего. В человеке как будто заново оживают много лет не тронутые, забытые или заблокированные «струны» внутреннего «инструмента»; их вибрации, если мы принимаем их с искренней радостью, несут с собой ощущение наполненности, самодостаточности.
Пение – это праздник
Некоторые люди спрашивают меня: в чем разница между пением и другими голосовыми формами эмоционального высвобождения, например, между пением и криком во время терапевтического сеанса? Если забыть о музыкальной стороне вопроса и социальных критериях, чем же еще отличается пение? На мой взгляд, основное различие состоит в том, что пение – это праздник.
Крик используется в некоторых терапевтических методиках, он дает чувство освобождения и даже чувство свободы, но лишь на время. Кроме того, такие методы заранее предполагают в нас желание избавиться от чего-то неприятного, давно похороненного внутри нас. Это все равно, что сбросить лишний вес или избавиться от затесавшегося в багаж груза.
Войсинг не стимулирует энергетический сброс, а трансформирует энергию.
Каждый аспект личности принимается и получает признание – мы благодарны за то, что он существует, за то, что в свое время он исполнял некую функцию, а возможно, исполняет ее до сих пор. Он рассматривается и используется как трамплин, с которого мы прыгаем, чтобы погрузиться внутрь, в глубинные просторы нашего внутреннего мира, и продолжаем погружаться до тех пор, пока не достигнем своей Сущности.
Все, что нужно, – продолжать петь, не останавливаясь, не позволяя разуму вмешиваться в процесс. Действуя таким образом – продолжая петь, не прерываясь, – вам проще избавиться от цензуры ума; в противном случае он сделает все, чтобы сохранить структуру вашей личности нетронутой.
Когда мы позволяем себе выразить нашу боль, гнев, радость в песне, это означает, что мы приняли их. Это акт о капитуляции. Избавляя нас от суждений, пение поднимает наше чувство принятия до уровня ликования. Подобный опыт вызывает глубочайшее психологическое расслабление, которое может перерасти в духовный опыт.
Во время спонтанного пения поющий «становится» своей песней – он и его песня неотделимы друг от друга. Его личность растворяется в песне, остается лишь способность слушать и быть свидетелем этого явления. Мы слышим, как мы поем, а лучше сказать, как пение и слушатель сливаются воедино, и все, что им остается, – только созерцать.
Джиббериш
Чтобы обрести или восстановить способность к спонтанному пению без вмешательства разума, мы используем выдуманный язык – это позволяет обойти ловушку концептуального значения слов.
Ценность способности к вербальному самовыражению в действительности чрезвычайно велика. Речь состоит из разделенных интервалами периодов фонетической артикуляции – из комбинаций чередующихся гласных и согласных звуков. Как сохранить такую вербальную структуру, не обременяя ее концептуальными значениями?
Лауреат Нобелевской премии итальянец Дарио Фо использовал такой тип языка в своей драматургии. Он называл его grammelot и видел в нем эффективное и откровенное средство сценической коммуникации.
В английском языке прижился другой термин – gibberish/джиббериш. Само это слово – производное от имени жившего в VIII веке суфийского мистика Джабир ибн Хайяна, который говорил на непонятном языке. Джиббериш звучит как язык, но не является реальным языком.
Использование джиббериша – это уникальное, в прямом смысле не-повторимое «средство связи», позволяющее напрямую контактировать с нашим внутренним миром. И ничто при этом не мешает нам сохранять намерение выразить себя с помощью «языка», в котором скрыта движущая сила, заставляющая его развиваться и все ярче и ярче себя проявлять.
Таким образом, даже вне обычных концептуальных привязок мы испытываем всю полноту реальной речевой коммуникации, которую к тому же сопровождает удивительное чувство свободы. Джиббериш избавляет нас от беспокойства, связанного с необходимостью выражаться грамотно в лексическом и грамматическом плане. Его непосредственность и гибкость облегчает выражение эмоций и высвобождает энергию.
Войсинг не требует, чтобы джиббериш лился непрерывным потоком нечленораздельных звуков; как и обычный язык, он структурирован в фонетические группы, разделенные короткими паузами. Намерение заключается именно в том, чтобы «высказаться», так как песня, состоящая только из гласных звуков, не достигает определенных внутренних слоев, и поэтому ей не удается извлечь на поверхность некоторые эмоции и аспекты Сущности.
Согласные звуки окрашивают гласные в более яркий цвет, придают им достоинство, напор и смысл.
Разные согласные связаны с различными внутренними переживаниями.
С чего начать и как продолжить
По-видимому, спонтанное пение – это врожденная способность, которую, казалось бы, нетрудно в себе обнаружить. С некоторыми людьми так оно и происходит, но большинству приходится ее в себе развивать. К счастью, это не какой-то новый навык, скорее это естественное качество, которым мы обладаем от рождения. И нам нужно только заново его открыть в себе, вытащить на свет, стряхнуть с него пыль и довести до блеска.
Предлагаю вам несколько простых советов, которые помогут вам сделать дальнейшие шаги.
Для начала важно научиться «прислушиваться» к себе – в прямом и в метафорическом смысле (то есть быть в курсе того, что творится у вас внутри).
Затем вы должны почувствовать и понять, что каждое внутреннее переживание – это вибрация, и, следовательно, его можно пропеть. При этом нет нужды задумываться над тем, с какими переживаниями соотносится та или иная вибрация. Достаточно просто направить свое внутреннее внимание на то, что происходит с вами в данный момент – будь то эмоции или физические ощущения, – а затем перевести это в акустическое измерение, доверившись собственному голосу.
Погрузитесь в пение, не спрашивая себя, для чего вам это нужно, какова ваша цель, что вы должны сделать и как вы должны петь. Вместо этого просто согласитесь стать передатчиком, посредником, предоставившим свой голос в распоряжение внутренней реальности. Даже когда вы думаете, что ничего не происходит или ничего не чувствуете, на самом деле это не так. В подобных случаях лучше всего ухватиться за звук, слиться с ним, вдохнуть в него силу, поддержать его, а затем помочь ему превратиться в мелодию. Важно поддерживать связь с вашим внутренним содержанием, даже если оно вам неизвестно, и не позволять уму предвидеть или направлять развитие песни.
Вы должны постоянно поддерживать контакт с животом и сердцем.
Продолжайте петь, игнорируя разум, даже если он попытается вмешаться в процесс и высказать свои суждения: «Это не очень хорошо…», «Это не то, чего я ожидал…», «Я этого не вынесу…», «Это глупо…» и т. д. Однако если вы все же остановились, важно возобновить пение с той самой ноты, на которой вы прервались.
Вкладывайте в песню всю вашу энергию: тотальность не позволит уму вмешиваться.
Позвольте телу свободно двигаться и глубоко дышите, синхронизируйте дыхание с пением.