– Ты чего кричишь? – раздался голос Матвея, и я, стараясь ничем не выдать своего состояния, спрятала руки за спину, оперлась на столешницу и постаралась ответить спокойно:
– Да так…
– Деля, ты врать не умеешь, – заметил муж вполне миролюбиво и уселся за стол. – С кем ссорилась?
– Угадай, – вздохнула я, выкладывая перед ним доску, нож и небольшую буханку черного хлеба.
– Понятно, – кивнул Матвей, начиная нарезать хлеб. – Что на этот раз?
– Я поняла, что совершенно ее не знаю. Абсолютно чужой человек, много лет использовавший меня в своих целях. И как только я сказала «нет», сразу начались претензии, а потом и вовсе шантаж. Ну, скажи – разве друзья так поступают?
– Ты как маленькая. Оксана поставила себе цель. Ей любой ценой нужен этот режиссер и его сериал, она действует всеми доступными методами.
– Матвей, доступные методы – это предательство, да? – не в силах больше сдерживаться, я грохнула кулаками по столешнице и почувствовала резкую боль в левом запястье: – Ох, черт… – зажав руку, я присела на корточки и закусила от боли губу.
Матвей бросил нож и очутился около меня, присел рядом.
– Ну-ка… дай, я посмотрю…
– Не трогай, больно! – охнула я, едва он прикоснулся к запястью.
– Ну, все с тобой ясно, поздравляю, собирайся, едем в травмпункт. – Матвей поднялся и помог встать мне.
– Зачем… в травмпункт?
– Похоже на перелом.
– Ты с ума сошел?! У меня завтра две операции!
– Боюсь, уже нет.
Запястье действительно опухало на глазах, это меня здорово испугало – только перелома не хватало! Одни проблемы из-за этой Владыкиной…
Самые плохие прогнозы обрели подтверждение через пару часов в травмпункте. Не надо быть травматологом, чтобы не увидеть перелом шиловидного отростка локтевой кости… Вот это я натворила…
Матвей, разглядывая снимок на просвет окна, только головой покачал.
– Это умудриться надо. Не видел бы сам – не поверил бы. Обычно такие переломы получают при падении на вытянутую руку, но ты ухитрилась просто разбить кость о столешницу.
– Что теперь делать-то? – мрачно поинтересовалась я, придерживая поврежденную руку у груди.
– Гипс наложат, поболит недельку… Что тут еще можно сделать? – пожал плечами муж. – Полежишь дома пару дней, потом потихоньку будешь разрабатывать. Недели три-четыре – и все. В другой раз будешь думать, прежде чем кулаками стучать.
– Что-то мне не смешно…
– Так я и не смеюсь, Деля.
Из кабинета вышел травматолог, забрал у Матвея снимок и пригласил меня в кабинет.
– Ну, как же вы так, Аделина Эдуардовна? У хирурга руки – все, а тем более – у пластического.
– Сколько я работать не смогу?
– Гипс на пять недель, потом снимем, дней десять на реабилитацию, и сможете заняться бумажной работой. К столу встанете не раньше, чем через месяц после этого.
Я закрыла лицо здоровой рукой. Два с лишним месяца! Кому я клиентов-то передам?! Матвей тоже выпал из процесса…
Ну, положим, даже три дня лежать дома я не буду, но оперировать-то все равно не смогу! Придется стоять цербером в операционной рядом с Ненашевой, выхода нет, у нее наименьшая загрузка сейчас…
– Я вам турбокаст наложу, он подороже, но и получше, – предложил травматолог. – Там «молния», сможете самостоятельно снимать по мере того, как сроки позволят.
– Не надо ей турбокаст, – раздалось из-за двери. – Она его через неделю расстегнет и попытается в операционную прорваться.
Травматолог рассмеялся, подмигнул мне:
– Будем считать, что этого я не слышал, а вы мне пообещаете, что этого не сделаете.
– Хорошо.
Из травмпункта я вышла с синей фиксирующей повязкой от пальцев до локтя, кучей рекомендаций и программой реабилитации, начинать которую можно будет через три дня.
К счастью, перелом оказался закрытый, что существенно облегчало мое положение. Смогу восстановиться быстрее.
Матвей, казалось, совершенно забыл о своих проблемах и погрузился в мою.
Первым делом мы посетили аптеку, где он собственноручно выбрал специальную поддерживающую повязку, которую мне нужно будет носить первое время, а также небольшой запас обезболивающих.
Принимать их я не собиралась, но Матвею об этом, конечно, не сказала.
– Хорошо, что я не левша, – пробормотала я, закуривая.
– И даже это не поможет тебе избежать больничного.
– Еще не хватало! Ты знаешь, сколько у меня операций до Нового года? А после?
– И делать их ты не сможешь все равно, так что какой смысл озвучивать цифру?
– Я сама и не буду! Я их Ненашевой перекину, а сама буду наблюдать в операционной.
– Ловко придумала. Но все равно так не получится.
– Это почему еще?
– Это потому, что я тебе запрещаю в клинику ездить, а на три следующих дня у тебя вообще постельный режим, – отрезал Матвей, паркуя машину у дома.
– Мажаров… – начала я, но он покачал головой.
– Не спорь. Будет так, как я сказал. Три дня постельного режима – а там посмотрим.
Ну, хотя бы так…
Утром она открыла глаза, привычно потянулась и вдруг почувствовала, что лежит в кровати не одна.
Сперва это открытие ее испугало, Ульяна долго не могла заставить себя повернуть голову вправо, но, когда все-таки сделала это, испытала облегчение – рядом спал Стас, подложив руку под щеку.
Ульяна почувствовала, как внутри стало тепло, как бывает после чашки горячего шоколада, выпитой в морозный день на улице.
«Какой же он красивый, – подумала она, чувствуя, как заливаются краской щеки. – И он теперь со мной…»
Осторожно выбравшись из-под одеяла, она ушла в соседнюю комнату, чтобы не разбудить Стаса, сделала, как обычно, зарядку, постояла под душем, чувствуя, что впервые в жизни улыбается с утра.
Стас уже проснулся, когда Ульяна, по-прежнему стараясь не шуметь, прошмыгнула к шкафу.
– Доброе утро, Улькин, – потянувшись, произнес он. – Ты уже собираешься?
– Да… мне еще добираться нужно, клиника за городом.
– А… я сейчас… – но она замотала головой.
– Нет-нет… ты можешь уйти, когда захочешь… я ключи оставлю… ну, второй комплект…
Стас снова откинулся на подушку.
– Мне на работу к восьми, я тогда полежу еще, раз ты не возражаешь. Ты во сколько возвращаешься?
– Часов после пяти.
– Могу встретить, если хочешь.
– Зачем? Я же на машине… туда иначе сложно добираться…
Стас вдруг рассмеялся и, поймав край полотенца, в которое была завернута Ульяна, потянул к себе.
– Я имел в виду, что могу встретить тебя здесь, если не возражаешь.
Ульяна, вцепившись пальцами в полотенце, спросила:
– У тебя такой короткий рабочий день?
– Могу себе позволить. Я, Улькин, числюсь в сервисе специалистом по дорогим машинкам, и клиенты у меня сплошь постоянные и по записи, – улыбаясь, он продолжал тянуть на себя полотенце, заставляя Ульяну двигаться вслед за ним до тех пор, пока она не оказалась на кровати. Стас прижал ее к себе, поцеловал и продолжил: – Ну, так что?
«Ты с ума сошла? – загремел в голове знакомый голос, и Ульяна вздрогнула. – Мало тебе того, что ты позволила ему собой воспользоваться, так еще и собираешься разрешить ему чувствовать себя хозяином в твоей квартире? Как можно вновь впускать в свою жизнь этого неудачника?»
Она затрясла головой, стараясь избавиться от навязчивых звуков.
– Что с тобой, Улькин? – спросил Стас, заметив, что она вновь покраснела и зажмурилась. – Все в порядке? Я тебя обидел чем-то?
– Нет-нет, что ты… конечно, нет… это я так… Стас, мне нужно собираться. Иначе опоздаю, а у нас этого не любят. Ты делай так, как хочешь… как тебе самому… ключи на полке у зеркала… – торопливо выпалила она и вскочила с постели, метнулась к открытому шкафу, схватила первое, что попалось под руку и выбежала в соседнюю комнату.
Стас, удивленный и озадаченный, наскоро нацепил футболку и джинсы и пошел следом.
– Улькин… что происходит?
– Ничего, Стас, я же сказала – все нормально… опаздываю просто… – стараясь застегнуть пуговицы на блузке, пробормотала Ульяна.
Миронов, к счастью, больше не стал задавать вопросов, и она, впопыхах схватив с вешалки сумку, выбежала из квартиры, на ходу наматывая шарф и пытаясь застегнуть «молнию» на меховой куртке.
Уже у машины обнаружила, что забыла перчатки, а вести без них машину в мороз даже при условии работающей на всю мощь печки было довольно рискованно – можно заморозить руки.
«Ну, вот что делать? Возвращаться? – злилась на себя Ульяна, сметая снег с лобового стекла щеткой на длинной ручке. – Почему я вообще убежала? Почему я всегда веду себя как идиотка?»
К счастью, в багажнике обнаружились толстые варежки из овчины, которые она иногда надевала в особо сильный мороз поверх перчаток.
«Как же я про вас забыла-то, – обрадовалась Ульяна, натягивая их на руки. – Неудобно, конечно, и руль будет проскальзывать, но все-таки лучше, чем отморозить пальцы в операционный день».
В клинике что-то изменилось, Ульяна почувствовала это, едва переступила порог корпуса. Как будто в воздухе повисло что-то нехарактерное, чужое, и словно бы даже цветы в вестибюле как-то изменились.
«А что происходит? – думала она, спускаясь в гардероб. – Как будто кто-то умер…»
Эта мысль сразу заставила ее волноваться – а вдруг это кто-то из клиентов? И – что особенно страшно – из тех, кого оперировала она? Летальные исходы в клинике их уровня и направления были исключены, но вдруг…
Ульяна почувствовала, как горит лицо, бросила беглый взгляд в укрепленное на дверке шкафчика небольшое зеркало – ну, так и есть, как свекла…
Ординаторская оказалась пуста, коллеги уже разошлись по палатам готовиться к основному обходу, и Ульяна, бросив сумку на пол у своего стола, поспешила сделать то же самое.
Общий обход сегодня начался ровно в восемь, что было совсем уж нехарактерно, но когда в холле появилась Драгун, Ульяна сразу поняла причину – левая рука шефини висела в перевязи и была загипсована от основания пальцев до локтя.