– Зачем? – не поняла я. – Шелест просила о полной конфиденциальности, и Семенцов особо на это упирал.
– Это была ее просьба, Деля. Она хочет передать Османову какие-то видеоматериалы о подмосковном борделе, где используют малолетних.
Я закрыла лицо рукой.
– Хватит! Матвей, я умоляю тебя – хватит с меня на сегодня! Не клиника, а какой-то ужас… несчастные влюбленные, юные отцеубийцы со скальпелем, глуповатые следователи, прокурорские дочки без лиц, не хватало только педофилов из столицы…
– Кстати, я решил по поводу Нового года, – вдруг сказал Матвей веселым голосом. – Мы отправим маму в пансионат, а сами рванем на дачу. И пробудем там, как все нормальные люди, до конца праздников. И не возражай – ты имеешь право раз в жизни не дежурить в выходные, и парни это поймут. Все, Аделина, не спорь!
И я вдруг поняла, что спорить, пререкаться и настаивать на своем мне совершенно не хочется. Наоборот, хочется радоваться тому, что у меня такой муж, который все и всегда решает сам и за меня.
Даже самая сильная женщина иной раз хочет быть слабой – благо, что у меня есть такая возможность.
– Матвей… я тебя очень люблю, – сказала я серьезно, и Мажаров захохотал:
– А ты умеешь проигрывать, дорогая.
Палата в психоневрологическом диспансере оказалась маленькая, одноместная, с довольно большим окном, на котором висела тонкая занавеска в мелкий бело-розовый цветочек.
Ульяна сидела на кровати, вцепившись пальцами в спинку, и рассматривала занавеску, пытаясь посчитать количество цветов на ней.
– Господи, что я делаю… – одернула она себя, когда поняла, чем занята.
Начала прислушиваться к себе, боясь, что сейчас в голове снова раздастся голос отца, но нет, было тихо, только мысли о Стасе вертелись, заставляя воскрешать в памяти его лицо, руки, его взгляд.
«Он ждал меня в машине всю ночь… неужели он до сих пор любит меня? – думала Ульяна, чувствуя, как от этих мыслей внутри словно разливается что-то теплое. – Он ведь сказал: «Я тебя не переставал любить даже там, на зоне»… разве так бывает?»
Отец всегда внушал ей, что любви она недостойна – во всяком случае, никто стоящий на нее никогда не посмотрит, не обратит внимания.
– Ты должна приложить максимум усилий, чтобы стать самостоятельной и ни от кого не зависеть, особенно от мужчины. Никто из них любить тебя не будет, а вот использовать…
Ульяна так и выросла в уверенности, что никто из молодых людей никогда не заинтересуется ею по-настоящему.
А потом появился Стас. Он, конечно, всегда был – с тех пор, как отец привел ее в клуб, но в жизнь Ульяны вошел внезапно, удивив ее до невозможности. Сперва он просто таскал на соревнованиях и в поездках ее бандуру, если рядом не было отца, садился вместе с ней за обедом и ужином, приглашал смотреть кино.
Ульяна постепенно привыкла к тому, что Стас всегда ждет ее у клуба, всегда находит какие-то слова, чтобы ободрить перед поединком.
Так продолжалось около года, а когда ей исполнилось пятнадцать, Стас начал приглашать ее на свидания. Она придумывала самые разные предлоги, чтобы исчезнуть из дома, обмануть отцовскую бдительность, и вместе со Стасом бродила по городу, сидела в кафе, ходила в кино.
Сближение их происходило постепенно, Стас не торопил событий, относился к Ульяне с такой нежностью, которой она не видела даже от матери.
Первая ночь у них случилась на каникулах, когда команда выехала на сборы.
– Я обязательно женюсь на тебе, – говорил Стас, поглаживая ее по голове в то время, как она дремала, доверчиво прижавшись к нему в кровати гостиничного номера. – Мы с тобой уедем подальше, чтобы ни моя мать, ни твой отец к нам не лезли. Будем жить своей семьей, детей родим.
– Но это потом, после того, как выиграем все титулы, какие возможно, – не открывая глаз, сказала она, и Стас рассмеялся.
– Ну, хорошо – когда ты выиграешь все, что захочешь. Я свой главный приз получил.
От этих слов сердце Ульяны едва не выскочило из груди от невыразимого счастья. Похоже, отец ошибся, и все-таки нашелся человек, которому она нужна…
Ее рука до сих пор помнила то ощущение, что возникло в ней, когда рапира проткнула отцовское горло, как будто прорвалась через что-то упругое и провалилась в бездну.
Первое время Ульяна старалась хоть чем-то заглушить это ощущение, постоянно сжимая в руке игольчатый шарик, и постепенно неприятное чувство прошло.
Зато появился отцовский голос, то и дело напоминавший ей о том, что она никчемна, ничтожна и бесполезна.
Говорить об этом с матерью Ульяна боялась – не хотела снова оказаться в клинике неврозов куда ее упрятал на время следствия и суда быстро ставший отчимом любовник матери.
Они даже не потрудились соблюсти каких-то приличествующих моменту сроков, поженились через сорок дней после похорон. Ульяне не было дела до этого – она вообще никого и ничего не замечала.
Узнав о приговоре Стасу, она совсем замкнулась в себе, но решила все-таки продолжать тренировки – хотя бы ради него, ради тех слов – «когда ты выиграешь все, что захочешь».
Команда встретила ее молчанием. Ульяну просто игнорировали, в спарринг вставали только по указанию тренера, в поездках она жила теперь одна, ела тоже в одиночестве. Ее словно не существовало больше – даже когда она что-то выигрывала, то получала аплодисменты только от зрителей, но никогда – от команды.
Ульяна понимала причину и не стремилась разубедить всех. Приходила, тренировалась, закидывала на плечо бандуру и уходила домой одной из первых, чтобы не оказываться в раздевалке как в мыльном пузыре – когда все вокруг общаются, а над ней словно натянут прозрачный непроницаемый купол.
А потом на полноценные тренировки перестало хватать времени – начались репетиторы, подготовка к поступлению в институт, нужно было ликвидировать пробелы в знаниях, и рапира ушла на третий план.
В зал Ульяна иногда заезжала, подгоняемая голосом отца, но работать серьезно уже не могла.
Мать и отчим делали вид, что ничего не происходит, отчим, кстати, относился к ней куда более сердечно, чем мать и тем более отец. Это он помог и с репетиторами, и с выбором института. Он поддержал, когда Ульяна, уже начав работать, решила купить квартиру и жить отдельно. Но она все равно чувствовала, что делает он это скорее для себя, чем для нее – взрослая падчерица, конечно, мешала. Но Ульяна все равно была благодарна ему и за такое участие.
Васильков, пока вез ее в диспансер, лишних вопросов не задавал, зато у Ульяны их было множество, и она никак не могла решить, с какого начать, но потом все-таки решилась.
– Скажите… Драгун очень разозлилась?
– Аделина? – удивился Васильков. – С чего бы ей злиться? Вы блестяще ассистировали, Мажаров крайне доволен, он редко кого-то хвалит.
– Я так ее подвела…
– Ничего, теперь, когда у Матвея все наладилось, они разберутся с потоком клиентов. А вы, Ульяна, должны отдохнуть и немного подлечиться. Поверьте мне – Аделина будет рада взять вас на работу, если врачи позволят вам продолжать.
– Это она вам сказала?
– Да. И у вас первоочередная задача теперь – привести в порядок нервную систему. Иван вам поможет, а в диспансере мой приятель подберет хорошие препараты, которые немного все скорректируют.
Она посмотрела на пожилого хирурга с надеждой:
– Вы правда так считаете?
– Я в этом уверен, Ульяна. И потом – у вас такая мощная поддержка, такой приятный молодой человек, я его мельком видел в машине у шлагбаума.
– В машине?
– Ну, это ведь ваша машина стояла сразу за шлагбаумом? Так вот в ней сидел очень приятный молодой мужчина. Вряд ли вы дали ключи незнакомцу. И вряд ли случайный попутчик ждал бы вас всю ночь на морозе.
В душе Ульяны стало совсем спокойно и тепло.
Стас… конечно, пока рядом будет Стас, у нее все наладится, непременно наладится, иначе ведь не может быть. И они поженятся, как хотели – пусть даже она не выиграла все, что хотела. Зато свой главный приз через столько лет она все-таки тоже получила.
Впервые после того, как я сменила имя и фамилию и навсегда уехала из Санкт-Петербурга, куда, к слову сказать, больше ни разу не приезжала после похорон матери, мне вдруг пришлось столкнуться с прошлым лицом к лицу – в буквальном смысле слова.
Случилось это по работе. Я недавно закончила съемки в очередном сериале и находилась в сладком, но волнительном периоде простоя – ну, сладком в моем случае, потому что без работы я бы точно не осталась, предложения сыпались на Аришу со всех сторон, оставалось только выбирать.
Так ведь всегда – если ты вдруг становишься востребованной, то тебя хотят буквально в каждый проект, но стоит тебе выпасть из обоймы хоть ненадолго – и период простоя может перестать казаться сладким, а затянется на годы, а то и на всю жизнь.
Но моя популярность как раз набирала обороты, за плечами уже было несколько весьма приличных работ и даже одна кинопремия, так что украсить титры моим именем хотели многие.
И вот на фоне этого всего Ариша объявляет, что договорилась о встрече с продюсером и режиссером молодежного сериала, который уже в работе, но им непременно нужна «звезда», для которой есть роль, но ни одна из кандидатур почему-то не устроила продюсера, он требует именно меня.
Я почему-то очень не хотела идти на эту встречу, вот не знаю почему – интуиция, что ли… Но Ариша настаивала, и я согласилась, рассудив, что в любой момент могу отказаться – я же не крепостная, в конце концов.
Встречу нам назначили в дорогом стейк-хаусе на Пятницкой, я была там пару раз, и место мне не нравилось. Во-первых, я не ем мяса, во-вторых, там очень пафосно и с претензией, в-третьих, меня просто раздражали клетчатые скатерти и псевдоковбойский стиль одежды официантов.
Но хуже оказалось другое. Ариша назвала мне только фамилию продюсера – ну, собственно, это и понятно, он ведь платит деньги.
Имя режиссера оставалось загадкой ровно до того момента, как я вошла в зал и направилась к столику.