Ключевую роль в становлении свечно-мыловаренного завода сыграл Иосиф Константинович Крестовников, который хорошо знал химию и много времени проводил на производстве, лично контролируя качество продукции. Он единственный из всего семейства постоянно проживал в Казани, являясь потомственным почетным гражданином города, мануфактур-советником и благотворителем. Именно по инициативе Иосифа Константиновича на Екатерининской улице (ныне улица Габдуллы Тукая), в непосредственной близости от завода, был возведен жилой дом, который вы видите на фотографиях.
Точная дата постройки терема неизвестна: где-то между 1905 и 1914 годом. Его фасады украшают резные наличники с изображением солнца, птиц и растений в духе северного русского народного зодчества. Главный вход был с торцевой северной стороны. С южного фасада располагалась веранда, на которую выходили через столовую (сейчас она утрачена). В прошлом здание разделялось на хозяйственный (нижний) этаж, выложенный из кирпича, и жилой (верхний), сооруженный из бревен. В интерьере сохранились печи, но изразцы, которые, вероятно, были здесь при хозяевах-промышленниках, не уцелели. Облицовка выполнена из обычной белой плитки советских лет[82].
К концу XIX столетия предприятие Крестовниковых настолько разрослось, что им приходилось закупать животный жир для изготовления мыла за рубежом, на Лондонской бирже, откуда австралийское баранье и южноамериканское говяжье сало везли к портам Санкт-Петербурга, а затем в Казань. Продукцию завода продавали по всей Европе. Крестовниковы чуть ли не каждый год участвовали в чикагской выставке, но вдруг грянула Первая мировая война. Все транспортные артерии были перерезаны, деловые связи утеряны, и производство сократилось в пять раз. В это время на заводе начинают делать первый в России аспирин, ведь из-за войны наблюдался дефицит многих лекарств. Крестовниковы имели огромный авторитет среди рабочих и относились к ним по-отечески: к примеру, один из основателей предприятия завещал 100 тысяч из своего капитала для выплаты премий сотрудникам. Братья материально поддерживали семьи работников, ушедших на фронт, и добивались предоставления брони для самых ценных специалистов[83].
Наличники с изображением солнца, птиц и растений в духе Русского Севера
Дом Каушчи Каримова. «Каушчи» по-татарски значит «сапожник»
Дом торговца галантереей Сафы Бахтеева
После революции Крестовниковы добровольно передали под контроль рабочих заводскую больничную кассу. Пролетарии установили 8-часовой рабочий день и добились открытия клуба и библиотеки. 6 августа 1918 года предприятие было национализировано и переименовано в «Мыловаренный и свечной завод № 1». Теперь он находился в ведении столичного Центрожира, а его бывшие хозяева вынужденно эмигрировали. В начале 1920-х завод пережил крайне тяжелый период, связанный с отсутствием денег, сырья и грамотного руководства. Тем не менее он устоял и позже был преобразован в комбинат им. Вахитова, ставший стратегически важным предприятием в период Великой Отечественной войны. Дело братьев Крестовниковых живет до сих пор: в наши дни его продолжателем является компания «Нэфис Косметикс».
Дом Бахтеева был воссоздан после пожара 2007 года
Дом в Катановском (Школьном) переулке
В тереме Иосифа Крестовникова в советское время размещался детский сад. Затем здание перешло Мехобъединению, у которого в начале 1990-х его за символическую цену выкупил театр Камала. Рассказывают также, что после перестройки дом какое-то время занимало представительство Венгрии в Республике Татарстан. За годы эксплуатации в тереме пробили дополнительные окна и двери, разобрали историческую лестницу и перепланировали внутренние помещения. А еще его зачем-то обнесли кирпичным забором, заменившим историческую кованую ограду: он мешает восприятию архитектурного памятника. Сейчас в доме живут актеры и сотрудники театра Камала. Кстати, после распада СССР в Казань приезжал потомок основателей мыловаренного завода – англичанин Крис Крестовников. Он читал лекции по экономике в местном университете и осмотрел дом своих предков[84].
Адрес: ул. Габдуллы Тукая, 126.
Район Старо-Татарской слободы идеально подходит для неспешных прогулок: здесь находится пешеходная зона с уютными кафе, где можно выпить травяного чая и отведать татарских лакомств – от чак-чака до талкыш калеве. В 2012–2013 годах был капитально отреставрирован и воссоздан ряд деревянных домов, приведены в достойный вид старинные каменные мечети. Самостоятельный туристический маршрут по территории Старо-Татарской слободы можно построить так: Театр Галиасгара Камала – улица Марджани – улица Сафьян – улица Каюма Насыри – Юнусовская площадь – улица Московская – улица Габдуллы Тукая.
Среди самых красивых деревянных зданий слободы дом Беркутова (ул. Ф. Карима, 11), дом Каушчи Каримова (ул. Ф. Карима, 7), дом Сафы Бахтеева (ул. Г. Тукая, 72), дом Гарун-аль-Рашида Апанаева (ул. Марджани, 40/1), дом Муллина с флигелем (ул. К. Насыри, 11–13), а также одно из старейших сооружений слободы – усадьба Валиуллы Гизетуллина (ул. Марджани, 16). А еще здесь немало интересных музеев: особенно меня впечатлил музей талантливого татарского поэта Габдуллы Тукая, расположенный в эдаком средневековом замке – доме Шамиля. Узнать подробности можно на сайте https://tatmuseum.ru
Хотя Старо-Татарская слобода остается наиболее сохранившейся исторической территорией Казани, деревянная застройка есть и в других районах города. Обратите, к примеру, внимание на дом ювелира Климова – крупного торговца драгоценными изделиями и дорогими напольными часами. Его магазин и мастерские располагались в Александровском пассаже. Особенность планировки дома – расположенные рядом раздельные входы, которые вели на разные этажи. Построил здание архитектор прусского происхождения Федор Амлонг.
Адрес: ул. Достоевского, 6.
Самарская область
Терема Самары
Самара – моя малая родина, и мне доставляет особое удовольствие рассказывать вам о ее самобытной архитектуре. До середины XIX века этот волжский город считался провинциальным захолустьем, в котором практически отсутствовало благоустройство. «Полиция и пожарная часть находились в жалком положении, ни одной улицы не было вымощено, от сыпучего песка, их покрывавшего, трудно было ходить. Вместо тротуаров кое-где были деревянные мостки». Все изменилось в 1851 году, когда Самара стала центром вновь образованной губернии. Город настолько стремительно рос, что уже через двадцать лет превратился в один из крупнейших в стране. Ввиду подобных темпов экономического развития журналисты даже называли его «Русским Чикаго»[85].
В Самаре регулярно случались пожары, из-за которых выгорали целые кварталы с сотнями домов. Это привело к необходимости строительства водопровода. В 1880-е в городе всего за три с половиной года была создана водосеть общей протяженностью 27,6 км, к которой подключили 120 домовладений. К концу века по подаче воды и ее стоимости Самара занимала первое место среди целого ряда губернских центров: трубы были проложены даже к городским окраинам. В целях обеспечения пожарной безопасности также вводились строгие правила застройки дворовых мест. При возведении деревянных сооружений нужно было соблюдать четырехсаженный разрыв (8,52 м) от левой границы участка и двухсаженный (4,26 м) – от задней. На правой границе владения возводить что-либо из дерева можно было только в том случае, если у соседа никаких строений не было. Иначе обязательно ставили брандмауэр – противопожарную каменную стену.
На рубеже веков большую популярность в Самаре получила лесная торговля, чему во многом способствовала растущая численность населения. Лес доставлялся в плотах с верховьев Волги и продавался либо отдельными бревнами, либо в виде готовых срубов с потолком, полом, косяками и стропилами. По сути, на самарских пристанях можно было купить небольшие дома в три-четыре окна по главному фасаду, сделанные в основном из сосны или ели. Предлагались также древесные опилки для утепления зданий, а еще половые и кровельные доски, которые заготавливались отдельно. Писатель Евгений Марков в 1897 году отмечал, что к самарской пристани причалило 190 плотов, и у подножия холма тянулся «целый городок новых бревенчатых срубов с крышами и без», привезенных из дешевых лесов Костромской и Нижегородской губерний.
Хотя регион и снабжался строевым лесом, определенная экономия древесины существовала всегда, отражаясь как на конструктивных особенностях домостроения, так и на декоративном убранстве зданий. Характерная для верховьев Волги глухая резьба в Самаре распространения не получила, а вот пропильные узоры с растительным, геометрическим и зооморфным орнаментом здесь встречаются очень часто. Их развитие тесно связано с творчеством профессиональных зодчих, по эскизам которых плотницкие артели украшали городские особняки деревянным кружевом. Создавая эти эскизы, архитекторы заимствовали мотивы традиционной для Среднего Поволжья крестьянской домовой резьбы.
Искусство волжских резчиков по дереву привлекало к себе внимание путешественников, художников, ученых уже в XIX веке. Любители русской старины стали приобретать детали резного убранства изб и собрали крупные коллекции домового декора, хранящиеся сейчас в столичных музеях. Не меньше ценили подобную резьбу и сами владельцы – крестьяне волжских деревень. Доски с резьбой снимались с обветшавших домов и переносились на вновь построенные. Когда после отмены крепостного права сельское население хлынуло в Самару, оно принесло с собой традиции народного зодчества, которые в городской среде были несколько переосмыслены.