нако, что идея организации народа в рабочую силу выгодна в первую очередь буржуазным правительствам. И не только компартия, все партии, оказавшись у власти, «расчленяют живое тело народа», вводя систему и отсекая нервы, чтобы расчистить путь партийным вождям, каждый из которых стремится стать тираном.
Прозорливый политик, Мориак неоднозначно оценивает роль Советского Союза в тридцатые годы и пору гитлеровского нашествия. Даже в эпоху холодной войны он видит во внешней политике СССР разумное противостояние США, пытающимся прибрать к рукам Европу.
Американская экспансия страшит его прежде всего как экспансия духовная, опасная для европейских наций, имеющих «живую душу». В представлении Мориака рядом с «мифом революции» возникает «миф прогресса» — ущемления духовного материальным, подмены сущности жизни видимостью. Политические битвы сходятся у него с битвами духовными. Культуру и политику он включает в концепцию мира, где боль, грязь и кровь присутствуют постоянно, но как основание Креста. «Там, где человеческий род не сомневается, что в жизни есть движение и смысл, там нет места безысходности, — говорит Мориак в Стокгольме. — Отчаяние современного человека родилось от абсурдности мира…» Между тем даже люди, утратившие Бога, знают, «что есть зло» и что есть совесть. Это и дает Мориаку «великую надежду», пронизывающую лучом света вселенский мрак. Мориак с удовлетворением говорит о том, что даже самые уродливые из его персонажей «смутно чувствуют, что у них есть душа».
Эту человеческую драму вбирают в себя все романы Мориака, среди которых, может быть, самые характерные — о Терезе Дескейру. В отличие от других книг, каждая из которых имеет завершенный сюжет, повествование о Терезе включает романы «Тереза Дескейру», «Конец ночи» и две новеллы — «Тереза в гостинице» и «Тереза у врача» (1933).
Как многие классические произведения, роман «Тереза Дескейру» вырастает из судебной хроники — бордоского процесса над отравительницей мужа, хотя, по словам Мориака, мотивы реального преступления были более очевидными, чем в его романе: женщина имела любовника и хотела освободиться от мужа, сохранив имущество. Цикл создавался на протяжении восьми лет и охватывает историю жизни от детства до сорокапятилетнего возраста Терезы. В авторском предисловии Мориак говорит о картине, встающей в его памяти, — зале суда с обвиняемой, похожей на затравленную волчицу, и с расфранченными дамами — зрительницами, более злобными, чем преступница. Через три года после опубликования «Терезы Дескейру», в 1930 году в Париже рассматривалось дело некой Фов-Бюль, убившей любовника и соперницу. Мориак отзывается на него пятнадцатью страницами документального эссе «Дело Фов-Бюль», которое как бы подводит итог первому роману о Терезе и предопределяет «Конец ночи». Судья в «Деле» «легок», быстр, олимпийски спокоен. Приговор справедлив и суров: «двадцать лет каторги». Обморок осужденной предугадан. Скорая медицинская помощь нужна лишь для того, чтобы женщина дослушала обвинение. Писатель протестует не против возмездия. Но как бы ни было тяжко преступление, Мориаку очевидно, что всякое человеческое существо заслуживает «жалости, сочувствия и даже любви», ибо самое ужасное в мире, когда «правосудие существует отдельно от милосердия». В завершающих фразах «Дела» изложена концепция истории о Терезе.
Речь в романе «Тереза Дескейру» идет не столько об уголовном преступлении, сколько о преступлении против совести. Решение отравить мужа Бернара приходит к молодой женщине неожиданно, но имеет давние корни. Повествование, начинающееся по рецепту детективной прозы с расследования преступления, развертывается как цепь причин и парадоксальных следствий. Хотя Тереза не осуждена, она виновна. День за днем, добавляя яд в лекарство больного, женщина подталкивала его к смерти, не испытывая сострадания и жалости. От тюрьмы ее спасает только семья, оберегающая репутацию Дескейру ради Мари — дочери Терезы и Бернара.
Мориака интересует прежде всего вопрос, где истоки зла, проникшего в душу Терезы? Он не отвергает самого простого ответа: в собственности, в жажде обладания землей. Действительно, любовь к ландам Тереза впитала с молоком матери. Как и другие члены семьи, она тоже полагает, что «единственное благо в этом мире — собственность и самое ценное, ради чего и стоит жить на свете, — это владеть землей». И в романе, как и в многочисленных автобиографических эссе, земли юго-западного побережья Франции, ланды, подобны людям, которые на них живут. Мужчины и женщины ланд созданы по образу своих краев. Такая картина мира имеет не столько политический или физиологический, сколько философский смысл.
Чарующая, манящая и пугающая природа, как древнее существо в языческих мифах, не добра и не зла. Она безжалостна, до той поры пока в ней нет души, привносимой потом и кровью многих поколений, очеловечивающих эту землю. Отсюда у Мориака своеобразный культ французской провинции. Отсюда же представление о французе как о человеке, носящем в себе природу своей земли. Эта близость — одновременно благодать и тягость. Но иного мориаковскому человеку не дано. Как не дано ему не быть чьим-то отцом, мужем или сыном, связанным семейными и имущественными отношениями, заключенным, как Тереза, в «живую клетку из ртов, глаз, ушей».
Но вопреки многим великим современникам, восславившим индивидуализм и блудных сыновей, покидающих отчий дом, Мориак полагает, что семья нужна человеку не только в детстве или болезни, как тихая гавань. Внесемейность делает его изгоем, легкой добычей окружающих людей и собственных страстей. Вырвавшаяся, наконец, из семейного плена в Париж Тереза Дескейру замечает вокруг себя опасное шевеление, подобное нашествию термитов на бездвижное тело, павшее в пути. Чужая в столице, она тщательно тушит носком ботинка окурок сигареты на асфальте, словно по-прежнему находится в сухом сосновом лесу. Но даже ограниченный Бернар не верит, что «всему причиной сосны»…
Мориак словно перебирает мотивы преступления Терезы. Среди них и физиологические — дурная наследственность. В романе упоминается некая преступная бабка Терезы, о которой в семье стараются забыть. Более подробно развернут мотив, связанный с образом парижского студента Жана Азеведо. Юноша приезжает в ланды на лето, чтобы подышать лесным воздухом, и заводит флирт со свояченицей Терезы, полюбившей студента. Семейство Дескейру, испуганное возможностью нежелательного брака, делает все, чтобы его не допустить. И Тереза тоже предает подругу. Еще до попытки отравить мужа она хладнокровно разрушает любовь свояченицы. И снова возникает тот же вопрос — зачем? Тереза не влюблена в Азеведо. Ее привязанность к Анне давняя и искренняя. Одним из мотивов брака с Бернаром было желание стать родственницей Анны. Тереза понимает, как глубоко страдает Анна. И все же она не может пожалеть девушку, думает только о себе. Встречи с молодым парижанином рождают в Терезе почти неодолимое стремление вырваться из семьи, уехать в Париж, начать жизнь, непохожую на ту, что ожидает ее в провинции. «Чего я хотела? — исповедуется Тереза мужу перед окончательным прощанием. — Несомненно, мне легче было бы сказать, чего я не хотела. Я не хотела разыгрывать роль почтенной дамы, делать положенные жесты, произносить избитые фразы, словом, на каждом шагу отрекаться от той Терезы, которая…» Но и сама героиня понимает, что и это объяснение неточно: «Вот, Бернар, хочу сказать правду, а почему-то мои слова звучат фальшиво!»
И все же из всех путей к убийству наиболее твердый пролегает здесь. Свобода у Мориака — величайшее зло, если она не i ведет к выбору Добра. И французская провинциалка из бордоских краев оказывается духовной сестрой Раскольникова из романа «Преступление и наказание». Как и петербургский студент у Достоевского, Тереза, поддавшись циничной философии Азеведо, тоже делит людей на высших и низших, с которыми все позволено, тоже хочет проверить, тварь ли она «дрожащая», или «право имеет». И поддерживая голову отравленного мужа, Тереза думает о нем не более чем о поросенке, которого откармливают для заклания под Рождество. С холодным любопытством глядит она на мужа, и, как у Достоевского, суд в романе значит менее, чем собственная совесть героя. В авторском предисловии Мориак говорит о Терезе с явной симпатией. Он признается, что любуется ее прекрасным высоким лбом, печальными глазами и даже наделяет именем святой отравительницы Локу-сты. В эпиграфе к роману Бодлер молит Господа смилостивиться над чудовищами, потому что он один знает, отчего они стали такими. Истоки преступления Терезы отыскиваются задолго до ее замужества: «Детство Терезы — чистый, светлый исток самой мутной из рек». В этом странном, парадоксальном сочетании — одна из разгадок драмы человеческой жизни. Детская чистота Терезы не менее греховна, чем ее преступный опыт. Мориак смотрит на детство и юность глазами сторонника янсенизма — суровой католической доктрины, оказавшей влияние на Паскаля и Расина. Дети, самые чистые, наиболее беззащитны перед искушением Зла, ибо лишены духовного опыта. Детство и отрочество — время наибольшего риска. Но и миновавшие этот рубеж, и оставшиеся праведниками только мнят себя святыми. Именно они далее всего отстоят от Бога, ибо, уверовав в свою непогрешимость, склонны осудить других, лишены сострадания, безжалостны. И, напротив, самые грешные, осознав свою вину, приближаются к Творцу. Этот прорыв к Богу через толщу неведения и равнодушия мучителен и труден, но это путь всякого человека, достойного этого имени, ибо все мы ведем суровую «бетховенскую борьбу» с самим собой, с собственной глухотой.
Такой путь проходит героиня от первого романа, к новеллам и «Концу ночи». В «Терезе Дескейру», в пансионе, она лишь кажется добродетельной. Драмы подруг представляются ей мелкими, ее поддерживает гордая мысль, что она принадлежит к избранным натурам. Только самоанализ Терезы, прошедшей горнило страданий, приоткрывает истину: «Да, да, я была чиста, да, я была ангелом! Но ангелом, исполненным страстей». Выясняется, что Тереза радовалась, причиняя боль. Ее тяготение к Анне связано с приятными мыслями о том, что она выше, умнее, опытнее этой девочки. Ценой гордыни оказывается одиночество, привязавшееся к Терезе «как язвы к прокаженному».