— Стоило ему оказаться в воздухе, как он мог придумать что-нибудь получше.
— Черта с два. Грант не мог ни с кем связаться по радио и не стал бы рисковать своей шеей, сажая машину без посадочных огней. Ему оставалось одно — лететь в Лахор. Он знал, что мы свяжемся с базой по радио, и его будут ждать. К тому же до него дошло, что я заинтересован не доводить дело до полиции и не сообщать Йеву.
— Каким образом?
— Все дело в пятистах фунтах. Для него я лишь продажный полицейский, так ему легче уразуметь мой интерес. Нет, Грант твердо будет гнуть нашу линию.
— Надеюсь, ты прав, — без особого энтузиазма согласился Уэйнрайт.
— Я тоже так считаю, но если мы оба ошибаемся, у нас ещё остается путь к спасению.
— Что ты имеешь в виду?
— Если Грант не появится здесь послезавтра, останется предположить, что он либо предал нас, либо разбился на обратном пути. Тогда мы продолжим поиски их логова и пошлем с донесением Сафараза.
— Это займет уйму времени.
— Согласно карте мы находимся в семидесяти милях от железнодорожного полустанка в местечке под названием Патанкот у подножия гор. Весь путь займет у него не больше суток, а оттуда до Лахора четыре-пять часов поездом.
Уэйнрайт заметно оживился, и мне оставалось только вдохнуть в него ещё немного оптимизма, — гораздо больше, чем испытывал сам.
— Ладно, вариант первый — Грант вернулся и передал Гафферу наше донесение. Сегодня тот будет ждать нашего выхода на связь. Еще двадцать четыре часа, — и, держу пари, он сам заявится сюда в компании сотрудников индийских спецслужб. Следишь за моей мыслью?
Он кивнул.
— Грант прилетит сюда. Днем нам достаточно выйти на открытое место, а ночью нужно будет морзянкой просигналить фонарем «Плов безопасен», когда над головой услышим рев мотора. Один из нас постоянно станет торчать здесь, а двое будут ходить на разведку.
— Торчать, конечно, буду я. У тебя нет проблем с языком, а Сафараз не знает азбуки Морзе, — похоже, к нему снова вернулась способность к здравым суждениям.
— Хорошо. Вариант второй — Гаффер послезавтра не появляется, Сафараз возвращается, а мы продолжаем работать. Сегодня вечером я хочу кое-что предпринять…
Мы дождались захода солнца, и настало мое время. Уэйнрайт держался вполне дружелюбно, но Сафараз не преминул высказать свое неудовольствие. Прямо как упряжка из двух быков в пенджабской арбе. Никогда нельзя заставить этих ублюдков тянуть воз одновременно.
Глава восемнадцатая
Узнать во время этой прогулки удалось немного. Тропа, ведущая к взлетной полосе, через полмили выходила к основной дороге и вдоль берега вела к селению, состоявшему из двух параллельных улиц и небольшой площади в центре. Одноэтажные по большей части строения из глины и камня были на одно лицо, а все лавки выходили на площадь. Часть из них ещё работала. Портной, скрестив ноги, скрючился над ручной швейной машинкой при свете керосиновой лампы, пара чеканщиков по серебру под охраной неизменного стража с доисторическим ружьем колдовала над миниатюрными наковальнями, магазинчик зерна и круп, три шумных чайханы с громадными чайниками над жаровнями.
Они меня обрадовали. Чайхана — неиссякаемый источник слухов и сплетен, лучший, не считая местных знахарей и костоправов. Один из них практиковал в домике за портновской мастерской. Вывески на урду, нагри и, что особо впечатляло, на английском, провозглашали, что доктор Бханси Лал является специалистом ведической, тибетской и западной медицины, проводит родовспоможение и лечение оспин с гарантией. Если выяснить ничего не удастся, завтра нужно будет заявиться к нему под каким-нибудь благовидным предлогом, требующим его внимания и совета.
У меня возникло желание поторчать часок-другой в чайхане, но потом я решил повременить. Одиночка в этих краях привлекает слишком много внимания и выглядит подозрительно, а оживленно болтающая группа из двух-трех человек остается незамеченной. Этим нам с Сафаразом предстояло заняться завтра. Утренний базар тоже нельзя оставлять без внимания: хождение по лавкам в Индии — удел женщин, которые ежедневно отправляются покупать понемногу зерно и овощи. Европейцы же обязательно нанимают повара, который закупает все в больших количествах. Главное — мне удалось составить представление о виде и размерах этого захолустья.
Возвращение прошло без осложнений, если не считать любимого трюка Сафараза, неожиданно выросшего как из-под земли с острием кайбера, застывшим в миллиметре от моего кадыка. Я отпрянул и обругал патана. В убежище мы устроились сразу после полуночи. Я живо представил себе, как Гаффер ругается и потеет на радиостанции Йева. Оставалось только гадать, что ему удалось вытянуть из Робсона. Ведь он мог знать уже гораздо больше нас…
И тут я безошибочно различил слабый рокот вертолета. Сафараз тоже его услышал, но Уэйнрайта нам пришлось будить. Мы встали и прислушались, вертушка прошла над нами и полетела на юг.
— Случайность, — решил я. — Скорее всего, военные, — но тут рокот вернулся и стал отчетливее, постепенно снижаясь, а затем почти у нас над головой блеснул свет.
— Это не военные. В этой зоне у них наверняка был работал проблесковый маячок.
— Может, у этой компании есть под рукой другой вертолет? — предположил Уэйнрайт.
— Они никого не ждут, иначе развели бы посадочные костры, — возразил я.
— Тогда кто это?
— Откуда мне, черт побери, знать?
— Грант? Он нас предал…
— Грант, как почтовый голубь, мог отправиться только в одно место, — отрезал я, — в Лахор. Вряд ли ему захотелось пускаться во все тяжкие, ведь он знал о намеченной связи с Гаффером. Нет, он передал донесение, Гаффер наехал на Робсона, получил информацию и спешно отправился к нам.
— Рисковать ночной посадкой без сигнальных огней? — засомневался Уэйнрайт.
— Днем гораздо рискованнее, — возразил я. — Нужно пролететь над двумя запретными зонами — индийской и пакистанской. Одну ещё можно надеяться проскочить, но обе… А если заметят, наверняка напорешься на истребитель.
Прямо над головами сверкнула ещё одна вспышка.
— Если это он, то парень просто мастерски владеет машиной, — пробормотал Уэйнрайт.
— Не забывай, он уже был здесь раньше и ориентируется на огни Ситло, — сказал я, пытаясь убедить скорее себя, чем его.
— Грант боится садиться вслепую, — отозвался он.
— Он просто в ужасе, если Гаффер дышит ему в затылок, — заверил я и принял решение. — Пожалуй, можно рискнуть.
— Что? Посадочные огни?
— Нет времени, — бросил я, лихорадочно роясь в своем рюкзаке. — Просигналим пароль, — мне уже удалось найти фонарь, и я полез через валуны к взлетной полосе. — Вы с Сафаразом на всякий случай прикройте меня с разных сторон.
Став в центре площадки, я просигналил «п-л-о-в» и почти немедленно получил ответ «е-с-т-ь». Гаффер, — решил я, — морзянка ещё хуже, чем у меня.
Вертолет продолжал снижаться и слишком отклонился в сторону, мне пришлось просигналить ещё раз, и пилот скорректировал траекторию. Наконец он завис прямо надо мной, ветер усилился, а шум стал оглушительным. Загорелись посадочные огни, и я оказался в центре слепящего круга света. С победным видом я махнул рукой и шагнул в темноту, но тут в мою спину ткнулась что-то твердое.
— Подними руки вверх и держи их повыше, — перекрывая рев мотора, прорычал мне в ухо мужчина и для верности ткнул пистолетом в спину.
Другой человек вбежал в световой круг, замахал руками и отступил назад для безопасности. Мотор в последний раз рявкнул и замолк, вертолет коснулся земли, а наступившую тишину нарушал только затихающий рокот медленно вращавшегося винта. Тот, второй снова вошел в освещенный круг. Последние сомнения исчезли: это был врач-немец.
— Спасибо за помощь, парень, — сказал человек за моей спиной. — В ней не было особой необходимости. Мы уже час вели эту задницу на посадку, — я попытался повернуть голову, но ствол только сильнее впился в мою спину. — Без шалостей, — предупредил он и кивнул в темноту. — Эй, вы, двое, выходите с поднятыми руками, а не то этот тип получит пулю.
Грант уже спрыгнул из кабины. Только Грант, и больше никого.
— Жуткая посадка, — пожаловался он, картинно стягивая перчатки. — Чертовски трудная, но получилось превосходно.
Тут он узнал меня и плюнул мне в лицо, но не во все горло, как принято на Востоке, а деликатно, как дамочка, пытающаяся убрать с язычка прилипшую крошку табака. Человек за моей спиной почувствовал, как напряглись мои мышцы, и снова ткнул в спину пистолетом.
— Полегче, приятель! — предупредил он и рявкнул на пилота. — Пошел к черту, педрила проклятый, или я спущу его на тебя!
Потом мужчина набрал воздуха и крикнул.
— Выходите! Площадка окружена, у вас ни единого шанса. Считаю до десяти, а потом нажимаю курок. Раз… два… три…
Я завопил на урду, так чтобы стало понятно обоим:
— Кхара ко яо-доно![1]
И почувствовал боль в спине.
— Еще один такой фокус, и он будет последним, — пригрозил мой противник и добавил: — Можешь врезать ему, лапочка, но держись подальше, когда я досчитаю до десяти. Четыре… пять… шесть… семь…
И только Грант меня ударил, проклятый остолоп Уэйнрайт с поднятыми руками вышел на свет и двинул ему в челюсть — великолепный хук с левой.
Бандит за моей спиной качнул пистолетом в его сторону. Пуля угодила Уэйнрайту прямо в лоб.
От удара я упал на колени, — несмотря на прозвище, действия Гранта лаской не отличались. Мужчина снова повернулся ко мне и действительно выстрелил, но промахнулся, поскольку пуля Сафараза снесла ему полголовы. Я плюхнулся ничком, выхватил пистолет и, как ящерица, выскользнул из освещенного круга. Немец рванул к вертолету и схватил какой-то пакет. Парень был сообразительный, поскольку на упаковке отчетливо выделялся красный крест. Он держал его перед собой, вопя от ужаса:
— Нихт шиссен! Доктор!
Но патан посчитал эту штуку отличной мишенью, и пуля его винтовки пробила аптечку, а заодно и врача.