В спальне было темно. В соседней комнате горела свеча; тем не менее девушка различала лишь силуэт Анны, но это не имело значения. Она узнала бы ее везде, всегда, даже в полной темноте.
– Анна, – прошептала она, сев, но та вместо ответа приложила палец к губам и легла рядом. На ней был шелковый халат, который был ей слишком велик; он соскользнул с хрупкого плеча. Анна потянулась к Ари, взяла ее лицо изящными руками, наклонилась и поцеловала ее.
Только в этот момент Ари поняла, как она тосковала по прикосновениям Анны. Девушка вцепилась в шелковый халат, привлекла Анну ближе и поняла, что под халатом ничего нет. Пока они целовались, она развязала пояс и принялась гладить шелковистую кожу.
Затем потянулась к лампе, стоявшей на ночном столике, но Анна поймала ее за запястье.
– Нет, – прошептала она. – Не нужно света.
Удивленная, Ари отдернула руку. Она гладила короткие кудри Анны, пока та целовала ее шею, но, несмотря на охватившее ее желание, девушка испытывала какое-то странное беспокойство. Ласки и поцелуи Анны показались слишком настойчивыми, яростными, отчаянными.
– Дорогая моя, – пробормотала она и хотела погладить Анну по щеке.
Щека была влажной от слез.
Ари резко села на постели, нашарила под подушкой колдовской огонь и зажгла его. Белый свет озарил обеих. Анна одной рукой запахнула халат и отодвинулась на край постели. Глаза у нее были красные, но она смотрела на Ари с вызовом.
– Анна, – прошептала Ари. – О, моя бедная…
Анна помрачнела.
– Теперь ты считаешь меня слабой.
– Нет, – страстно воскликнула Ари. – Анна, ты самый сильный человек из всех, кого я знаю.
– Я говорила себе, что нельзя к тебе приходить, – горько произнесла Анна. – Зачем тебе мои слезы? Это мое горе и нести его мне одной.
– Это наше горе, – возразила Ари. – Ни один человек не может быть сильным и несгибаемым каждый день и каждый час своей жизни, да это и не нужно. Каждый из нас должен время от времени позволять себе быть слабым. Человек, если можно так сказать, создан из разных частей: он может быть сильным и слабым, печальным и счастливым, может довольствоваться собственным обществом или нуждаться в других. И в этом нет ничего постыдного.
Анна взяла руку Ари и принялась разглядывать ее, словно размышляя о том, как она устроена.
– Если мы все состоим из разных частей, тогда я, наверное, похожа на шахматную доску.
Ари взяла руку Анны и прижала ее к своему сердцу.
– Только не шахматная доска, – сказала она. – Это слишком примитивно. Ты – ярко раскрашенная доска для игры в пачиси. Ты – набор для игры в нарды, с треугольниками, инкрустированными перламутром, золотыми и серебряными шашками. Ты – дама червей.
– А ты, – мягко произнесла Анна, – лампа, без света которой нельзя играть в игры.
У Ари защипало глаза, но впервые за несколько дней она плакала не от горя. Она протянула к Анне руки, и та легла рядом, прижалась, положила голову ей на плечо. Девушка чувствовала на шее ее дыхание, нежное, как прикосновение бархатной ткани.
29. От света прочь
Гонец Авроры поднял светоч свой,
И призраки торопятся толпой
К своим гробам; проклятые, чей прах
Схоронен на распутьях и в волнах,
В свои постели улеглись к червям.
Боясь, чтоб день не увидал их срам,
Они бегут от света сами прочь,
И с ними вечно – сумрачная ночь[59].
Пока Корделия ждала за воротами кладбища, начался противный мелкий дождь. Ей казалось, что в ее лицо, шею и руки вонзаются сотни ледяных иголок.
Она слышала о кладбище Скрещенных Костей, но никогда здесь не бывала. Это была идея Люси, и Корделия не видела никаких причин возражать. Люси знала Лондон гораздо лучше нее.
По ее словам, Уилл Эрондейл в молодости часто наведывался сюда. На этом кладбище, в неосвященной земле, хоронили покойников, которых запрещено было отпевать в церкви, одиноких людей, которых некому было оплакивать. Здешние беспокойные духи были не прочь пообщаться с живыми. Уилл, как и все Эрондейлы, обладал способностью видеть призраков, и обитатели кладбища Скрещенных Костей делились с ним информацией о демонах, о лондонских закоулках, рассказывали о давно забытых происшествиях.
С тех пор цивилизация успела ближе подобраться к кладбищу. Город сжимал его в кольце. Совсем рядом, напротив ворот, выстроили два огромных безобразных здания из красного кирпича – школы для бедных. Корделия не знала, который час, но на улицах никого не было. По ночам простые люди были менее активны, и ей вдруг пришла в голову мысль: может быть, в своем теперешнем околдованном состоянии они, как и Сумеречные охотники, стали более чувствительны к присутствию духов и магии?
Стражи, естественно, ходили по городу и ночью, так что девушка была настороже и не убирала руку с эфеса меча. Прикасаясь к нему, она ощущала радость, которой так долго была лишена. Теперь, когда Кортана была рядом, Корделия снова стала собой. И все же она молилась о том, чтобы не обнажить оружие раньше времени.
Она бросила быстрый взгляд в сторону кладбища. За оградой двигалась тень – Люси. Корделии показалось, что подруга отряхивает пыль с ладоней, и через несколько секунд за ржавыми воротами появилось бледное лицо. Люси была в броне, волосы заплетены в тугую косу, за спиной висел небольшой дорожный мешок.
– Маргаритка. – Люси вытащила колдовской огонь, активировала его так, чтобы он светил не слишком ярко, и начала возиться с замком. – Стражей не видела? За нами не следили?
Корделия отрицательно покачала головой. Люси открыла ворота, заскрипели ржавые петли. Протиснувшись в узкий проем, девушка очутилась в круге света от колдовского огня Люси.
– Все готово? – прошептала она, пока Люси запирала за ней ворота.
– Насколько это возможно, – ответила Люси нормальным голосом, который в мертвой тишине прозвучал неестественно громко. – Иди за мной.
Корделия последовала за подругой; свет магического камня плясал впереди, как блуждающий огонек, что заманивает неосторожного путника в бездонную трясину. Но Корделия радовалась и этому тусклому свету. Они двигались по неровному, каменистому участку, заросшему сорной травой. Девушка ожидала увидеть могильные камни, но не заметила ни одного. Мертвые в неосвященной земле больше не имели имен; все следы их присутствия в этом мире были стерты временем и прогрессом. Кладбище походило на заброшенную стройку: в углах громоздились штабеля гниющих досок, на земле валялись старые карандаши, пожелтевшие тетради и прочий мусор из благотворительной школы.
– Не слишком уютно, правда? – сказала Люси, проводя Корделию между двумя коническими кучами камней, похожими на небольшие погребальные насыпи. – В этом глухом углу хоронили падших женщин и бедняков, чьи родственники не могли позволить себе достойные похороны. Людей, которых, как считалось тогда в Лондоне, следует забыть. – Она вздохнула. – На любом кладбище бродят духи, не нашедшие покоя. Но здесь нет никого, кто нашел бы покой; эти люди не знали, что такое привязанность, любовь. В этой земле лежат те, кто был никому не нужен ни при жизни, ни после смерти. Я знаю, что мой отец раньше приходил сюда и даже подружился с призраком по имени Старая Молли, но не понимаю, как он мог это выносить. Это так грустно, так грустно…
– А тебе потребовалось… ну, как бы это сказать… приказывать им? – спросила Корделия.
– Как это ни странно, нет, – ответила Люси. – Они были готовы помочь. Ага, вот мы и пришли. – Она остановилась у ограды. Корделия не заметила ничего необычного, но Люси, видимо, знала, что делает. Она подняла колдовской огонь и произнесла: – Что ж, мне кажется, нет смысла ждать. Приступай, Маргаритка.
– Здесь? – удивилась Корделия. – Сейчас?
– Да. Ты стоишь как раз на нужном месте.
Корделия сделала глубокий вдох и вытащила Кортану. Ей показалось, что по руке пробежал электрический ток, а потом ее охватило ликование: было ясно, что Кортана все еще считает ее своей хозяйкой, что меч не сожалеет о своем выборе. Как же ей не хватало этой связи между оружием и его владельцем! Клинок испускал слабый золотой свет, словно маяк во тьме преисподней. Корделия подняла левую руку и провела лезвием по ладони. Меч был таким острым, что сначала она даже не почувствовала боли. На землю закапали крупные капли крови.
Земля содрогнулась. Люси побелела, как полотно. Напротив Корделии возникло нечто вроде дыры в пространстве, которая была чернее самой ночи. Из нее выступила Матерь Демонов.
Она была одета в серебристое шелковое платье и бальные туфли из того же блестящего материала. Черные, как гематит, волосы были заплетены в косы и уложены короной вокруг головы. Чешуя змей в ее глазницах поблескивала в свете колдовского огня. Они поворачивали головы из стороны в сторону, разглядывая кладбище и людей.
– Что за чушь, – раздраженно заговорила демонесса. – Я надеялась, что после убийства старухи Блэкторн ты почувствуешь вкус к кровопролитию. Но я никак не думала, что тебе захочется пролить собственную кровь. – Она огляделась, изучая заброшенное кладбище, непроницаемые облака. – Велиал на сей раз превзошел сам себя, верно? – произнесла она, и в ее тоне прозвучало нечто вроде невольного восхищения. – Видимо, ты хочешь, чтобы я что-то с этим сделала? Ты поэтому потревожила меня?
– Не совсем, – ответила Корделия. Она чувствовала, что сердце учащенно бьется, и слегка прикусила внутреннюю сторону щеки. Разговаривая с Лилит, нельзя было выдавать свое волнение и страх. – Я думаю, тебя заинтересует то, что я намереваюсь рассказать.
Лилит повернула голову к Люси; змеи высовывали язычки, будто пробуя воздух на вкус.
– Вижу, ты привела подругу. Ты уверена, что это разумное решение?