Заметить, как костенеет стан его спутницы, он не мог, всецело поглощенный неизбежностью грядущего. Впрочем, повиновавшись зову, терновая колдунья быстро почувствовала облегчение и зорко уткнулась в ватагу Кетиля, с ног до головы обряженную в черное.
Мужчины с одинаковыми нашивками на рукавах споро о чем-то условились, уважительно покивали мастеру и дружно пустились вскачь. Миг — и от их присутствия осталась только хмарь на кривой грунтовой дороге.
— Ну, я все устроил, — поспешил порадовать седой всадник, галопом проделав обратный путь. — Братья мои двинутся в Удел и предупредят, чтобы вашего друга не тормошили почем зря. А мы тем временем сделаем небольшой крюк к озеру.
Изольда, в уме гадавшая, сколько ему лет, невольно восхитилась выправкой, с которой Кетиль держался верхом. Как бы стар он ни был, на проворстве движений это не сказалось. Только вот кожу вокруг глаз заволокло сетью скупых морщин, выдающих возраст.
— Вы все состоите в каком-то ордене? — наконец решила разузнать принцесса. — Или наемном воинском отряде?
Сумятица, посеянная в ее душе невероятными перипетиями последних дней, улеглась, уступая место природному любопытству.
Кетиль, не ждавший такого поворота, в замешательстве потер подбородок, перехватил пересвет окаймленных золотом ресниц. Похоже, белокурая красавица в мужских одеждах пребывала в искреннем неведении.
— Обычно нас именуют Братством фейланов или Волчьим братством…
Судя по недоуменному наклону взлохмаченной головы, ясности в домыслы принцессы это не внесло.
— О душеловах ты тоже не слышала? — Крупный серебряный перстень в форме волка вспыхнул на свету, сияя во всей красе. Растерянная всадница не обратила внимания и на него.
— Кто такие душеловы?
Словно в преддверии грозы, воздух вокруг конной троицы потяжелел, обрел какую-то гнетущую ауру. Но языка принцессе она не сковывала, потому можно было беспрепятственно продолжать.
— Сто лет меня об этом не спрашивали… — поправляя тугую тесьму на лбу, старчески покряхтел Кетиль. — Или того больше… Но раз ты действительно не знаешь, попробую пояснить. Фейланы — люди с особым даром, умеющие отслеживать и ловить чужие души…
— Как охотники? — с сомнением уточнила Изольда.
— Почти… в отличие от них нам не нужны гончие псы и луки со стрелами — только умение, что кроется в самой нашей сути, подобно крови, с рождения текущей в жилах… Дабы настичь жертву, нам достаточно знать ее имя, однажды увидеть лицо — и то необязательно воочию, сойдет и в памяти другого.
Взбираясь на крутой пригорок, он приподнялся на стременах, взмахнул короткой косой, удерживающей вместе свалявшиеся пряди.
— Когда фейлан берет призрачный след, участь беглеца решена. Ведь от нашего брата не скрыться ни под какой личиной. Телесная оболочка для нас — лишь одна из зацепок, ведущих к цели…
— Но как вы это делаете? — откликнулась уже на спуске заинтригованная колдунья. — Ищете то, что невозможно пощупать руками, запереть в клетку?
— Так ли невозможно? — подмигнул собеседник, многозначительно всматриваясь то в чернильную рябь на ее коже, то в каменный лик Таальвена Валишера. — Душеловы обладают способностью опутывать прочными нитями, от которых не спрятаться и во сне. Потянешь за них — жертва сама явится на зов, станет молить о темнице, казни, только бы освободиться от гибельной связи с фейланом… Ведь даже смерть лучше того, что способен учинить он с беззащитной душой…
— Конечно, мы не мучаем людей ради забавы… — Кровожадные нотки в его тоне сгладились, растворились в скороговорке заученных фраз. — Разыскиваем преступников для тьер-леранского верховного суда и сборищ поскромнее — с того и кормимся. А если случается ненароком загнать до безумия какого-нибудь вора или мошенника, судебные посадники и деревенские старосты закрывают на это глаза: у всякой профессии свои недочеты…
— Значит, вы действуете с дозволения закона… — Стремясь разбавить неприятный осадок, возникший от слов Кетиля, принцесса представила себе самых отъявленных мерзавцев, на которых он мог охотиться.
— Безусловно. — Плащ фейлана, как исполинское крыло, всколыхнулся на узкой тропе. И Лютинг, следивший за беседой словно издалека, вдруг понял: их провожатый врет. Недаром отдает безразличием его чеканный слог — видно, на счету у охотника немало замученных бедолаг, ни в чем не повинных перед правосудием.
— Грабители, убийцы и разбойники боятся нас как огня. Но на их удачу, не каждый город или хутор может себе позволить нанять душелова… Год от года приходится занижать цену, чтобы не остаться без средств к существованию, — тоска…
Чем увлеченнее разглагольствовал Кетиль, тем более зловещей виделась Изольде его история. Откровение, что в Тьер-на-Вьёр любую душу можно беспрепятственно поневолить, вызвало возмущение, почти осязаемый внутренний протест. И, кое-как совладав с ним, колдунья заключила, что сует нос не в свои дела. В конце концов, она гостья в этом дивном крае и не имеет права осуждать законы, которыми тут руководствуются.
— Держитесь, впереди топко, — предупредил душелов, понукая свою лошадь по самое брюхо нырнуть в ползучую мешанину луговых трав. Свинцовый озерный плес засерел в низине, как тусклый кружок оброненной великаном монеты.
— Смотри, Тааль, цветов здесь не счесть! — брякнула принцесса, тут же одергивая себя. — Ой, я не имела в виду «смотри глазами»…
— Знаю…
Отчаявшись остудить пленившую нутро горячку, Лютинг прислонил пятерню к взмокшей шкуре Унгвара, вдохнул медленно, глубоко. Нынче необходимо прояснить мысли. Может, треклятые грибные темницы виноваты в беспокойстве, кружащем ему голову?
Будто догадавшись, что на уме у приморского королевича, Изольда перекинула ногу через широкий круп, сползла с коня.
— Сейчас наберу для тебя две охапки — оглянуться не успеешь… — И, сверкнув голубым клинком, вынутым из сапога, по шею окунулась в травостой.
Водяную змейку она разыскала без заминок, благо, ее на берегах росло видимо-невидимо. О том, как выглядит белокрыльник, пришлось осведомиться у мастера Кетиля, лениво жующего колосок.
— Вроде вон те белые цветы именуют лапушником, — без промедления указала твердая мужская рука.
— Каллы? — Чтобы не выронить уже собранный букет, принцесса разостлала на лысом пятачке свою накидку и бережно завернула цветы в алую ткань. Невелика беда, если фейлан с чудными глазами увидит ее без плаща: он давно разглядел все, что стоило внимания. А растения без мешка или котомки не унести.
«Хороша чаровница, — тайком засмотрелся Кетиль, любуясь, как грациозно девушка перебегает с места на место. — Шипы и те не уродуют, только отпугивают дремучих крестьян, а душеловов, напротив, влекут богатой добычей. Много ли теперь дают в тьер-леранском суде за ведьму? Жаль, не я ее заарканил».
— Почти готово! — долетело до замерших в седлах мужчин с берега.
Связывая узлом свой легкий плащ, принцесса беззвучно шевелила губами:
— Только бы помогло… Пожалуйста…
Пусть Таальвен вернет себе зрение, а заодно и изумрудную глубину очей, к которой она привыкла. Без нее сложно вспомнить невеселую волчью улыбку, что грела в моменты отчаяния.
Отыскав среди зелени плечистую фигуру королевича, настороженную и теперь, когда от усталости лицо его осунулось, Изольда безжалостно отмела сомнения и заспешила к Унгвару.
Впервые за время долгого путешествия она отважилась покориться желанию богов, внять просьбам Лютинга и стать ему женой, спутницей… Не бежать без продыху, ища укрытия в недомолвках, выдуманных обидах. Ведь, взаправду, приморский принц не был повинен перед колдуньей ни в чем, кроме своей любви. Так может, довольно бичевать его за это?
Приладив сверток с цветами на конскую спину, Изольда вложила ладонь в руку своего мужа, потянулась к нему.
Вопреки собственным предрассудкам и неизъяснимой боязни она постарается… Полюбить, разобраться с клокочущими чувствами. Тааль обещал уважать ее выбор и не удерживать силой, как захватчица тьер-на-вьёр или Душеловы, разбойничью бытность которых увлеченно описывал Кетиль.
Даже с открытыми воротами форт казался воинственным и грозным. Чернело на главной башне знамя с лютым волком, извернувшимся колесом, бугрились под его намалеванной шкурой неотшлифованные камни. Неистребимая в подобных застенках сырость рядила кладку в мшистую зелень, щекотала ноздри душком непросохшей по весне земли. Проезжая под аркой над главным входом, Изольда непроизвольно пригнулась, прильнула к Таальвену Валишеру, но он, поглощенный глубокими думами, не заметил этого.
Продолжал молчать королевич и после того, как скакун под ним добрел до коновязи, остановился по привычке, вытягивая губы в сторону корыта с питьевой водой.
Приехали, — по-хозяйски огласил Кетиль, швыряя поводья подскочившему слуге. — Спешивайтесь и ступайте в покои, я распоряжусь принести все необходимое для умывания. Жилище у нас бесхитростное, ну да его не королям строили…
Обозревая голый внутренний двор, выложенный мелкими камушками, и неприютные крепостные стены, терновая колдунья представила, как завывают ветра в пустых коридорах, и лишь спустя пару мгновений вспомнила, что их в Тьер-на-Вьёр больше нет. За исключением одного.
Безошибочно истолковав ее ищущий взгляд, седой фейлан махнул рукой в сторону дальнего флигеля:
— Или вы желаете сразу навестить своего болящего друга в лазарете?
Принцесса кивнула, изучая низкие — в два этажа — постройки, над которыми высилась, как зоркий страж, квадратная многосаженная башня. Таальвен же, оглушенный вездесущим звоном в ушах, не хотел ничего, кроме как вернуть привычное состояние и рассеять наконец мглистую пелену перед глазами. Но подобного Кетиль не предлагал.
— Раз ни одежда моя, ни звания ни о чем вам не говорят, проясню: я — один из старших в Уделе душеловов. — Он приосанился. — В общей сложности нас пятеро, но двое с прошлого месяца в отъезде. Так что вечером милости прошу за трапезный стол к оставшимся братьям — стулья как раз пустуют.