Эти тени (живые, а значит, не приносящие холода и мерзкого ощущения, что из нее тянут жилы) колдун ночи набросил на Морриган.
Она стояла, укрытая темнотой, и отчего-то боялась даже пошевелиться. Оказалось, это еще не все. Осколком гагата Файоннбарра выводил странные символы на ее плечах и прямо под ключицами. Они вспыхивали серебром – дарованной Госпожой Ночью силой, чтобы спустя мгновение погаснуть.
Когда последняя линия украсила ее кожу, Морриган Блэр исчезла.
Теперь она понимала, как ощущают себя тени. А именно – совершенно никак. У нее впервые не билось сердце, а ведь даже в мире мертвых она ощущала отголосок его биения. Морриган не чувствовала пульсацию крови, не слышала собственного дыхания. Она была хуже, чем просто мертва.
Она будто вовсе не существовала.
Что-то непривычное, чуждое пульсировало в несуществующем теле. Страх. Нет, панический ужас. Подобного Морриган не испытывала, даже находясь в мире теней. Однако блуждая по Вуали или теневым тропам среди духов, она знала, что ее туда привела собственная ведьмовская сила. Сейчас же она низведена до тени – крохотного, чернильного клочка… ничто.
В мире теней Морриган чувствовала пробирающий до костей холод. Здесь же не ощущала ни токов собственной жизни, ни следов окружающего мира. Исчез окутывающий Пропасть незыблемый полынный запах полуночных чар.
Исчезла и она. Не только ее сила – что полуночная, что рассветная – была стерта. Была вытравлена, выдрана с корнями ее личность. Морриган Блэр превратилась в лишь еще одну устилающую землю безликую тень.
Все в ней воспротивилось этому. Откуда-то изнутри поднялась горячая волна. Разрушающая, сметающая все на своем пути. Она не знала названия этой силы, но та смывала чары Файоннбарры, ломала сковывающие звенья, разрывала оковы.
Сотканный из теней саван спал, разорванный на клочки.
– Проклятье.
Морриган дышала часто и глубоко, склонив голову и опираясь руками о землю. Страх, наконец, догнал тело – ладони запоздало взмокли, сердце колотилось о ребра изнутри.
Невероятно. Нет, абсурдно. Невозможно. Она, потомственная полуночная ведьма, не выдержала ритуал рассветной магии – беззубой, защитной, не представляющей никакой угрозы. Она потерпела поражение.
– Во имя ночи, как ты это сделала? – прохрипел Файоннбарра.
– Сделала что? – прорычала она, радуясь, что волосы закрывают пылающие щеки.
– Ты буквально сломала мои чары изнутри.
Морриган устало прикрыла глаза. Иногда ее беспокоило, как легко полуночная магия брала вверх над рассветной, иногда это казалось вполне закономерным. Черный лист закрасить белым куда сложней, а строить тяжелее, чем разрушать. Порой казалось, в мире нет никакого пресловутого баланса, и тьма, и хаос всегда сильнее.
Ей, Морриган Блэр, дано разрушать. И бояться не мрака, но света.
– Извини, – процедила она.
– Нет, все в порядке. Вернее, я в порядке. А ты?
Звучало глупо и по-детски, но смеяться совсем не хотелось. Легкие заполнял запах полыни, оголенную кожу рук обдувал легкий ветерок, а мгновение спустя Морриган ощутила и прикосновение теплых пальцев. Файоннбарра мягко помог ей подняться. Она прятала от него глаза. Стыд за собственную слабость жег щеки.
– Все нормально. В первый раз такое бывает со всеми.
– Я не все, – отрезала она. И все же Госпожа Ночь ее и неведомых «всех» сравняла. – Я попытаюсь еще раз.
– Мор…
Она предостерегающе вскинула палец.
– Даже не думай меня отговаривать. Не выйдет, ясно?
– Ладно, фурия, – неожиданно тепло улыбнулся Файоннбарра. Легонько сжал ее плечо, заслужив удивленный взгляд. – Просто помни: я рядом. А ты по-прежнему Морриган Блэр, и никто этого у тебя не отнимет. Никакие чары не способны отнять у тебя твою сущность.
– Ты знаешь, кто я?
Файоннбарра, покраснев, как мальчишка, отвел взгляд.
– Выведал у Дэмьена.
– О… – красноречие Морриган на том себя исчерпало. Она выдохнула: – Я готова.
Кивнув, колдун ночи снова произнес воззвание и накинул на ее плечи прирученную тень. Знаки на невидимом для остальных теле снова зажглись серебром.
Все повторилось. Ощущение пустоты в теле и себя – вместо пустоты. Страх, заполняющий каждую клеточку несуществующей плоти. Морриган тонула в океане страха, что к себе прежней ей уже не вернуться.
Слова Файоннбарры стали ее маяком.
«Ты – Морриган Блэр, и никто этого у тебя не отнимет».
Она вдохнула в себя ужас, представляя его роем черных мотыльков. А затем – поглотила, перемолола в пыль.
Приняв себя новую, Морриган нырнула в отбрасываемую домами тень, слилась с ней, стала ее частью, ее продолжением. Разделяющее их с домом прозектора расстояние она преодолела за какие-то доли секунды. Будь у нее тело, затошнило бы. Закрывшаяся за спиной прозектора дверь не стала для нее помехой – Морриган с легкостью проникла в щель. Скользя из тени в тень, что обитали внутри дома, добралась до прозектора и просочилась в его тень. И растворилась в ней.
Она смотрела на дряблую старческую кожу под странным углом – снизу вверх, словно уподобилась одному из тел, с которыми прозектор работал в Доме Смерти. Потребовалось некоторое усилие, чтобы изменить взгляд на окружающее пространство. ведь у Морриган не было органов зрения. Как и органов в целом. Все-таки хорошо, что она видела мир не глазами прозектора, а глазами, точнее, всей сущностью его тени.
Дом как дом – обжитый, но очень скромный. А ведь прозекторы пользовались уважением у колдунов и ведьм. Многие верили, что именно от них зависит, сможет ли душа отыскать дорогу в мир теней и не заплутать в его Юдолях, а потому щедро одаривали прозекторов, колдующих над мертвыми телами их близких. По этому дому не скажешь, что его хозяин купается в деньгах. Хотя он мог быть просто очень бережливым.
Морриган не давала покоя мысль: что будет, когда прозектор выключит свет? Что станет с его тенью? Сольется ли она с тьмой остального дома или перестанет существовать?
И если последнее, что будет с Морриган – с ее мировосприятием и с ощущением самой себя?
Впрочем, она никогда не прочь шагнуть за границы изведанного, чтобы на собственной шкуре узнать – каково там. Потому она с самого детства не боялась смерти – было до ужаса любопытно, что ждет ее в мире теней. Потому стала первой из дочерей Бадб Блэр, кого та после собственной смерти провела в Юдоль Печали.
Морриган тогда было лет девять. Некоторое время после путешествия среди духов, плачущих и молящих ее, совсем еще малышку, о спасении, Морриган мучили кошмары. Но любопытство она полностью удовлетворила.
Она дождалась момента, призванного развеять ее сомнения – лежа в кровати, прозектор коротким заклинанием усыпил сущностей света в настенных плафонах. К счастью, в ощущениях Морриган мало что изменилось. У нее все еще не было тела, а с ним – и органов чувств, и потому единственной явной переменой стала обрушившаяся на нее темнота. В ней Морриган – лишь один из лоскутов цвета ночи – и затерялась до самого утра.
Эти долгие часы были наполнены мыслями, как серебряная чаша монарха вином – до краев. Мыслей о матери и Доминике, о Клио и голубке, а еще – о новой роли сестры.
Клиодна Блэр, которая всю сознательную жизнь мечтала стать врачом и держаться как можно дальше от магии, все-таки стала ведьмой. Ее заставили. Морриган, бокор Ганджу, ее воскресивший, Барон Суббота, вливший в вены Клио силу духа Лоа. И, лишь отчасти, их загадочный отец, заронивший в младшую дочь зерно сноходческого дара. Мог ли он даже предположить, что только смерть взрастит в Клио крохотное зернышко магии, словно в черноземе?
Никто из них не мог знать.
И снова будто бег по заколдованному кругу. В голове – одна и та же мысль, которую Морриган внушала себе с того самого момента, когда обнаружила мертвое тело сестры. Воскресив Клио, она все сделала правильно. Быть слепой, оказаться невольной отступницей, видеть с помощью птицы, а не собственными глазами, променять мечту о врачевании на странную и чуждую пока магию сноходчества – это, без сомнения, серьезные испытания для Клио.
Те, что порождали невольный вопрос: Клио жива, но счастлива ли она?
Однако Морриган понимала, что другой вариант – если бы младшая сестра умерла и стала личем – куда хуже. И подозревала, что гоняемыми по кругу мыслями лишь оправдывается перед самой собой. Почему? Она не знала. Наверное, не хотела провиниться перед Клио еще больше, чем уже провинилась – когда не смогла защитить.
Когда допустила ее убийство.
Пробуждение прозектора принесло облегчение – сидеть на цепи подобно сторожевой собаке все же не так легко. Ни голода, ни жажды Морриган не ощущала, лишь фантомный зуд в несуществующих пальцах – сосредоточенное в душе, а не в теле желание хоть что-то делать и куда-то бежать. Прозектор проснулся до рассвета, затемно. Включил свет, и тень, дрогнув, оживилась. Приободрилась и заскучавшая Морриган – как разминающий лапы перед долгой прогулкой пес. Позавтракав, прозектор направился в Дом Смерти. Она неотступно – а что еще оставалось? – следовала за ним.
Морриган впервые была внутри Дома Смерти – ни духов, ни живых людей сюда не пускали. Что называется, святая святых. На каменных постаментах, уж больно напоминающих алтарь, она обнаружила пока не упокоенную Грэйнн, чье тело уже покрывали огамические знаки перехода. Увидела и семью О’Райли. А вот дальше начались сюрпризы. Среди усопших Морриган не нашла Каллисту Конноли, зато заметила седую, как лунь, старуху. Из тех, что настолько дряхлы, что лишний раз боишься к ним прикоснуться: а вдруг истончившаяся кожа под пальцами рассыплется в пыль?
Поначалу Морриган прошла мимо. В конце концов, это могла быть обыкновенная ведьма, умершая от старости. Но, обойдя алтари Дома Смерти несколько раз, вернулась. Скептично оглядела старуху. Не могла ведь она оказаться Каллистой, еще совсем недавно юной и полной сил?
Бирка на ее ноге говорила, что очень даже могла.
Морриган напомнила себе, что с недавних пор живет в Пропасти, где существуют ведьмы едва ли не всех мастей. Еще и этот уверенный тон Лилианы, новоявленной главы Дома Конноли, и слово «она» по отношению к убийце Каллисты… Например, той, что подвластны подобные чары (хотя, вернее назвать их проклятиями), способные состарить человека в считанные мгновения.