– Жених, по-нашему, да? – продолжает копается в деталях Мишель.
– Да, жених. Не перебивай. «Не нужно нам твоего царства, говорит девушка, я выхожу за него замуж». И всё. Точка. Понял теперь, прагматик, откуда взялись звёзды?
Помолчав, Мишка задумчиво произносит:
– Понял. Не научно, дядь Жень, но интересно. Сказка, да?
– Ну как тебе сказать, – улыбнувшись бесхитростности, уклончиво отвечаю. – Может сказка, может быль… Не я же за тем алмазом бегал, а ты.
– Шутишь! – Он сладко зевнул мне в темноте, и медленно произнёс. – Но я бы для мамы добыл такой алмаз. Запросто.
– Я не сомневаюсь. Время есть, ещё добудешь. – В его голосе ловлю сонную расслабленность, спрашиваю. – Не спишь там, нет? Двигайся ко мне ближе. Тебе не холодно, Мишель? Мишка, эй, парень, не спи! Мы спать под крышей будем, на сене. Ещё один кайф тебя сегодня ждёт. – Но, кажется, я опоздал, мальчишка не отвечал. Спал крепким сном.
Спал!
Не буду рассказывать о чудо-сервисных туалетных условиях в любом из наших жилых и нежилых сельских дворов. Мне, утром, одного короткого взгляда хватило на ошарашенное Мишкино лицо, чтобы понять, какой моральный удар он получил от его неожиданной встречи с «прекрасным». Я только руками на это развёл, мол, а я виноват, если почти вся страна в таких условиях живёт, за небольшим, правда, исключением. Жалко было, конечно, мальчишку, как говорится: из князей, да в… Но я думаю, полезно человеку узнать жизнь во всей её красе и разнообразии, причём, чем раньше, тем лучше. Главное, лишь бы его мама о таком «счастье» не прознала. И сам себе отвечаю, а мы её сюда не позовём, Мишкиных мучений вполне достаточно. А вот папу его я бы с удовольствием сюда привёз, пусть вспомнит, если забыл детство своё золотое. Стоп! Чего это я так разошёлся? Зачем на папу набрасываюсь! Уж не ревную ли я, а? Да нет. Нет! Это так, блажь, дурь. Ночная сказка взбудоражила. Ночное небо. Очень красивое и фантастическое. Романтическое.
Кстати, чтоб не забыть, я сразу обозначу все остальные прелести сельской жизни, чтоб к ним не возвращаться, не до них дальше будет.
К приятному, острому запаху вылежавшего высохшего сена, с лёгкой, едва слышной пылью на сеновале, романтическому, фантастически яркому, живому ночному звёздному небу, архаичному, совсем уж прозаическому туалетному строению на задворках с соответствующим резким запахом, без положительных поэтических эпитетов… Своим живым воображением добавьте стаи разного возраста и размеров собак, беззлобно шастающих где ни попадя; густую просёлочную пудру-пыль; дневную жару; высокую зелень травы, включая и все мыслимые её пряные запахи; жарко жгучую крапиву (это обязательно!); толстых любопытных шмелей; разных бабочек легко порхающих; деловито щебечущих птичек, включая ворон или галок, их уже и не различить, спарились, мутировали, приобрели общий вид, одинаково теперь нахальны и безбоязненны; гнусных комаров; тёплые, с молниями и грохотом, проливные дожди, вместо душа, бани или сауны. Их тоже в селе нет. Что ещё? Речка, река! Конечно! Всё так же течёт, родимая, из далека-долго, широко и привольно. Прохладная и желанная. Детвора из неё и не вылазит целыми днями, порой. Там и костры на берегу жгут, картошку, и рыбу какую поймают, где штанами, где «мордушками», на них пекут. Вкусно! Что ещё… Конечно, куры, кудахтающие и пурхающиеся в жаркой пудре пыли; домашние гуси – шипящие и норовящие где клювом цапнуть, где крылом ударить. И козы… шустрые и бодливые. А вот коров уже и нет. Почти нет. Так: две – три… И коней тоже меньше десятка. Смех сказать, а не частный сектор. Слабый, чахлый. Про ограниченную подачу электричества уже сказано, про чайхану тоже, про агонизирующую так сказать торговлю – да, про отсутствие централизованного водоснабжения и канализации вообще молчу. Почта, телеграф, телефон… так сказать с удалённым доступом в сорок километров. Ещё что… А, вот! Дети там хорошие. Это да! Очень! Правда в школе не учатся, по причине отсутствия таковой, и люди вокруг тоже хорошие… Хотя не все. Это я узнал уже утром.
Если б знал, не спал бы на сарае, или вообще.
Незадача!
Представляете, колёса нашей с Мишкой машины были «заботливо» кем-то проткнуты. Причём, все. Машина расстроено прилегла на диски, как приболела. Жалко смотреть. Обидно даже. Как это? Кто это? Кому мы уже помешали?
– Дядь Жень, капитан, – слышу чей-то писклявый тонкий голос. Уже и тут капитаном кличут! – А у вас правда настоящий пистолет есть? – Откуда что прознали, в третий раз за одно утро удивляюсь, глядя на маленького белёсого босоногого мальчишку лет пяти-шести, шагнувшего из-за машины. Его, кажется, вспомнил, Гохой за столом вчера звали, Гошка, значит. А раззвонил свои фантазии естественно Мишка. Гошка между тем, как настоящий автомеханик, с интересом разглядывал припухшую на утреннем солнце машину. Со знанием дела попинывая колёса, сочувствующе морщил облезший от солнца нос, хитро щурил глаза. Неожиданно предложил сделку. – Дядь Жень, покажете пистолет, скажу, кто тут напакостил. – И немедленно выдал. – Это или черножопые с дороги, или цыгане с окраины, вот. Покажете? А он с патронами, и правда-правда настоящий?
– Мишка, – с грозным видом поворачиваюсь к своему «сыну-внуку». – Это что такое, а! Какой пистолет, какие патроны? Мы ж с тобой договорились. Зачем народ зря пугаешь?
– Я не пугаю, а правду говорю.
– Ладно, не пугаешь, – хвастаешь, какая разница? И что ты ещё, скажи, интересного про меня здесь наплёл? – Наступаю на Мишку. – Говори!
– Эй, Женечка, сынок! – перебивает за моей спиной озабоченный голос бабки Дарьи. – Не ругай так рано мальчонку, – говорит она, – ни свет, ни заря, он ещё не завтракал. Пищеварение, я читала, после этого неправильно может у ребёнка сработать. Не тот эффект будет в организьме. – По-утиному спешно переваливаясь, подходит к нам, беря под защиту Мишку, а заодно и Гошку. Обняв их, ласково спрашивает. – И как вам спалось на новом месте, тебе, Мишенька, а?
– Здорово спалось! – ответил Мишель. – Супер!
– Это на сеновале-то? – вроде усомнилась баба Дарья.
– Ещё как! – волнуясь от переполнявших восторженных чувств, заторопился мальчишка. – Прямо на крыше! Представляете! Под звёздами. Как в сказке. Ещё и метеориты яркие падали. Да! – Воскликнул он. – Дождь целый! Много! Очень всё было красиво! Вот такие длинные у них хвосты были… – Широко развёл руками.
– Ой, ёй, ёй, и метеориты даже падали! – Качая головой, всплеснула руками бабуля, и, как знахарка, серьёзным тоном поведала главное. – Это к счастью, Мишечка, к счастью. И если что хорошее успел в это время загадать – всё у тебя сбудется. Это я тебе говорю, старая бабка Дарья!
– А я не загадал, – Мишка мгновенно расстроился, поник головой, признался. – Не успел.
В глазах блеснули слёзы.
– Не успел! – будто не поверила гадалка, и тут же успокоила. – А и не важно, что не успел. Важно, чтобы мысли у тебя в это время были хорошие и светлые, и всё. Вот что важно. А они были у тебя такие, были?
– Такие?.. – после секундного раздумья Мишка обрадовано признался, лицо вспыхнуло улыбкой. – Были! Были! Да, были!
– Вот, и славно. Пусть только хорошие мысли всегда в твоей голове будут, и поступки, значит, такие же проявятся. – Баба Дарья заговорщически улыбнулась мальчишке. – Невесты, поди, снились, на новом-то месте, нет?
– Н-нет, – смутившись, Мишка опустил глаза. – Просто спал.
– Это ещё и лучше! – поставила благостный диагноз местная ведунья, и глянула на второго мальчишку едва сравнявшегося с высотой капота машины. – А тебе, Гоня, пострел, чего так рано дома не спится? Что твой дед, умник, сейчас там делает, проснулся, нет?
– Ага, проснулся, ещё давно. Деда трубку курит. – С готовностью сообщил Гошка, и внушительным тоном добавил. – Сказал, не мешать ему. Думает сейчас он.
– Ах, ты ж, погляди, думает сейчас он, – будто обрадовалась бабка Дарья, и грозно подбоченясь, тут же укоризненно качнула головой. – Раньше надо было ему думать, дурья башка, когда на выборах за демократов своих голосовал. Я ж ему говорила за кого тогда надо было голосовать: против всех! Только против всех! А он что? А он не послушал, рукой на меня махнул, умник. И что теперь? Теперь вот затылок свой чешет. Думает он… А внук и хозяйство поди не кормленные, да, Гоня?
– Ну… – босоногий малец, ковыряя большим пальцем правой ноги ямку в придорожной пыли не согласился. – Коз с гусями я выпустил, и хлеба с сахаром…
– Всё понятно с тобой, Гоня, – оборвала баба Дарья. – Опять сухомятом! Я вот задам перца твоему деду сегодня, будет он знать! – Сурово пообещала она, и обнимая за плечи обоих мальчишек перешла на голубиное воркование. – Пошли, мои касатики, сначала умоемся холодненькой колодезной водичкой с утречка, потом я вас и завтраком накормлю, и… – Останавливаясь, всплеснула вдруг руками. – А это что такое? – Указывая руками на машину. – Что это с колёсами? Ай проткнул ненароком где?
Я в недоумении пожал плечами:
– Не знаю пока. Сам только что…
А Гошка вновь хитро прищурил глаза.
– Баб Дарья, а пусть он покажет свой пистолет, я скажу, кто проткнул.
– Кто это сделал? – Оборачиваясь к мальцу, потребовала баба Дарья. – Говори мне, без всякого пистолету.
– А эти, – Гошка боднул головой куда-то за спину. – С дороги которые, чёрные, или цыгане. А больше у нас и некому.
– Ай, яй, яй! Вот, ироды. – Запричитала баба Дарья, оглядывая машину, осмотрев, ужаснулась. – Да ведь все сразу… Аж все четыре! Ну, надо же какие поганцы, такую хорошую машину взяли и поломали. Не успел человек домой ступить, как тут ему и неприятность. Стыд-то какой, а! И у кого на это рука поднялась? Чтоб ей отсохнуть. Кому это понадобилось? Кроме них, пожалуй, а и действительно некому. – Повернулась ко мне. – Я так тебе, Женечка, скажу, стрелять может из пистолету сразу и не надо, но припугнуть – обязательно. Совсем, ироды, распоясались. Ведут себя – хуже, чем дома. Поганцы. Не то давай, я схожу за тебя поругаюсь.