– Ладно, глянем.
Газ-69А. Такую модель, за последние годы, я видел только в Китае, и то в северных его районах, не говоря про какие свалки. А до семидесятых годов ей, у нас, в СССР, не было цены. Сейчас – как сохранилась! – даже не сохранилась, а как ещё ездит, бедолага. Неопределённый цвет машины, под ландшафт, и там и сам мятые её формы говорили о славном «боевом», вернее трудовом фронте. Развал передних колёс – в другую сторону – говорил о грозящей готовности машины в любую минуту неожиданно прилечь, как уставшая собака, прямо на голое брюхо. Лобовое стекло было щедро усыпано трещинами и сколами. Сбоку корпуса, слева, с грустным видом притулилось запасное колесо, с мятым диском. Явно давно состарившееся, с выступами грыж и заплат на лысой покрышке. Брезентовый верх, до бела выгоревший, смущал глаз разноразмерными заплатами и хирургическими швами неумелых штопок. Боковых стёкол не было вообще, полики были дырявыми, не было и каких-либо резиновых ковриков. Изнутри, во многих местах, в дыры, просматривалась дорога. Внутри салона – салон! – пыли было ничуть не меньше, чем на самой дороге. Настоящий пылесос на колёсах!
– Двигатель показать? – с ноткой гордости спросил агроном, берясь за хомуты крепления капота.
– Не надо! – решительно остановил я. Всё было понятно. Это не «Карл» призрак шоссейных дорог у Ремарка. Это российская «Варька» – пугало ворон и придорожных кустов. Именно что пугало. Всё на ней было штатное, но жутко расхристанное. Жутчайше разбитое! С гордым видом шуршать шинами по шоссе «Варьке», конечно же, было уже не по силам. А вот сопеть двигателем, дёргать туловищем, и пукать выхлопными газами… это да. Это – наверняка. Ты, моя бедняжка! А вот техталон был абсолютно свеженьким, новеньким, аж на весь год. И как это она, милая, исхитрилась гаишникам в полном расцвете сил на «смычке» предстать?! Или так уж темно там было!..
– Кстати, Евгений Павлович, – дополнил агроном. – Бензин она жрёт совсем любой. Даже керосин, если бензином чуть разбавить.
– Ух, ты! Интересно, – кивнул я головой, останавливая дальнейшие перечисления прелестей больной «Варьки». Конечно, сколько ж можно так вот, без продыху, насиловать машину! Керосин!.. В таком возрасте, и бормотуха пьянице коньяком кажется.
Все её главные «достоинства», остальные, проявились в ней сразу же, и только во время движения. Продиктовав Мишелю письмо в областной УБНОН, я попытался проехать на «Варьке».
Кто видел стать и посадку ковбоя на спине взбесившегося быка – легко может представить мои ощущения. Хотя, поёрзав на продавленном жёстком сиденье и приноровившись к повадке, я, кажется, приспособился. В результате тест-драйва пришёл к выводу: привыкнуть ко всему можно. Привыкли же мы жить в эпоху перемен… Привыкли. А тут, какая-то машина. Ххха!.. Повернул ключ зажигания. Машину дёрнуло, но двигатель не запустился… Ага, с норовом, девушка!
А ежели ещё раз!..
В Нижнем Новгороде мы не нашли ни генерального директора, ни его зама, той могучей фирмы ООО «Атлант-Нива 99». «Они у нас все в Москве сейчас, на внеочередном съезде партии «Отечество – Вся Россия». Они здесь региональные руководители. А в чём дело, товарищи?» – меня спросили. «Да вот, в партию как раз и хотели вступить». – Ответил вполне подходящее по случаю. «А, в партию! – оживилась хозяйка приёмной. – Это можно. Я дам сейчас бланки заявлений. Вы заполните их. Здесь, или дома. А потом или привезёте, или по почте отправите. И всё. Адрес там указан. – Приветливо улыбнулась нам женщина, с повадками обкомовского работника, секретарь этого атланта. – Вот, пожалуйста. На всех. Даже больше. Если наберёте больше членов – будете руководителем своей партгруппы. – Посулила она. – Понятно?» «Да, – говорю, – вполне. А когда они вернутся, ваши руководители?» – спросил. «Вот об этом мне, извините, не докладывают. – Наставительным тоном ответила она, но снизошла до объяснений. – Может неделю, может две. Как там дела пойдут. Не знаю. Идёт строительство партии… – с нажимом поделилась она. – Ожидается объединительный союз. Вы понимаете?». «Да, понимаем! – как на уроке, хором ответили мы. И, пристыженные своими суетными ничтожными помыслами, затопали на выход. – Тогда мы пошли». Вежливо распрощались. Вышли окрылённые возможностью вновь встать в многомиллионный партийный строй единомышленников.
– Вот ведь жизнь, ити её мать! – в сердцах сплюнув, подвёл итог разговора Василий Кузьмич Митронов. – Били их, коммуняк, били, не добили. Пожалели. Дураки. А надо было.
– Это уже не коммуняки, это уже демократы. – Резюмирует Звягинцев.
– Один хрен, из одного лукошка…
– Да ладно, чего сейчас бестолку… – меланхолично одёрнул Звягинцев, оглядывая плохо ухоженный двор передовых управленцев. – Придёт время – добьём.
– Или они нас. – В том же тоне, поправил Митронов.
– Нас-то куда уж больше… – удивился Звягинцев.
– Эт, да! – со вздохом согласился Василий Кузьмич.
В моей «Варьке парились ещё два человека, как вы поняли: Звягинцев Матвей, и Митронов Василий. Перед поездкой они мне категорически заявили: «Палыч, бери нас. Мы с закрытыми глазами нашу технику узнаем. Хоть мой её, хоть крась. Будь спок. Узнаем. Через наши же ремонтные руки техника прошла, через наши. Ну!» «Ладно, поехали», – согласился.
Вот паримся теперь.
Едем.
И даже не едем, а трясёмся в пыли, жаре и духоте.
С одной стороны мы вроде той картошки на вибросите. Есть такой калибровочный механизм в сельском хозяйстве: равномерно подбрасывает, перемещая картофель, сортирует её. В нашем случае о равномерности можно только мечтать, – абсолютно всё не предсказуемо. В карбюраторе заслонка, понимаю, западает! То как зверь движок завоет, неожиданно понеся, то, вдруг, глохнет, припадочно дёргаясь, на передок припадая, как тот бык с ковбоем, задирая задок, брыкая задними ногами. А потом, вдруг, как рванёт-рванёт, когда не надо… И поскачет «Кадиллак», и помчится… ничего не разбирая, по ухабам. Голова того и гляди оторвётся. Шея вообще уже страшно болит. Попробуй тут, приспособься. Ещё и другие странности в «Варьке» открылись. Сцепление «ведёт», первая передача включается только на заглушенном двигателе. Трогаемся только с рывка от включенного зажигания, и до четвёртой передачи всё вроде идёт нормально. Но только до четвёртой, она самопроизвольно выскакивает. Поизносились зубья шестерён, состарились. Перебирать срочно надо. К тому же, и рычаг передач, и вся коробка, дрожит, трясётся, как в лихорадке, словно не закреплённая… Того и гляди под машину выпадет. Ещё и сиденья продавленные – на голом ребристом железе сидишь. В мягких местах, что ниже спины, уже, наверное, как у тех макак в зоопарке, красным-красно всё. Да болит, главное, то место, вернее, печёт там. Едешь уже привстав, как на стременах в седле. Ещё и дышать нечем. Кислорода нет. Под капотом масло на коллектор попадает (из-под клапанной крышки), и чадно горит. Запах весь в кабине. Ещё и глушитель где-то прогорел – сечёт гарью. Угарный газ почти весь с нами («уматный» коктейль!). А мы, как на военных сборах, но без противогазов. Дышать нечем, глаза щиплет, они слезятся… Хорошо боковых окон нет, да щелей полно. Сразу угореть невозможно, но можно, если долго в такой «кибитке» находиться. Бензином странно попахивает – не взорваться бы! И за рулевым колесом нужен глаз да глаз. Руль в одну сторону, а колёса сами по себе, в другую! Вихляют. И поперечное биение мятых дисков, в разнобой! О!.. Я так ещё никогда не ездил. Это цирк, а не езда. И это на жаре – снаружи, от солнца, и от раскалённого движка – и в пыли. Мама моя, родная! И мозги, кажется можно стрясти: амортизаторы не работают. Кош-шмар! Ой!
Ай!..
И как агроном этот, бедный, на ней ездил?
Ох, «Варька»! Ой, «Варька»!..
Пощади-и-и, блях-ха мух-ха! Сто-о-ой!
Стой, кляча! Тор-рмози!..
Ф-фу, отдохнём пока!
Пусть «Варька» успокоится… и мы.
А какой воздух на селе приятный… если от «Варьки» отойти! Свежий! Чистый! Прозрачный! Если б в голове ещё так не гудело, да спина не болела, да то, что ниже спины, да руки не тряслись… Вообще бы всё красота. А пыли-то на нас, пыли!.. Будто шахтёры вышли из забоя. Указывая пальцами друг на друга, принимаемся хохотать. И оттого, что мы, так сказать ещё и едем, движемся! И что она не рассыпалась ещё! И никаких тебе, слава Богу, ДТП! Может и смешно, но это больше нервное. Тут ковбой бы не выжил, я думаю, а мы вот… Кстати, и сколько бы выдержал тот хвалёный «Карл» Ремарка – призрак шоссейных дорог, на наших-то просторах: неделю… две? Ха-ха!
Как там ни ха-ха, а нашли мы потерянную было технику. Нашли! Причём, легко.
Сорокатонный трейлер поймали на дороге… Техника тоже уже старая, но две ДТешки-то, я думаю, довезёт, не развалится», размышлял я, подходя к водителю. Водитель, очень молодой парень – после армии, заметно, сейчас грязный как чёрт, в замасляной куртке, чумазым улыбчивым лицом, такими же чумазыми руками, и кепке, сдвинутой на затылок, иронично ухмыляясь, выглядывал из окна кабины.
– Чё, дядя, таратайку твою на свалку нужно подбросить, да? А может, совкового масла, – парень со знанием дела подмигнул мне. – Или солярки зимней ведёрко одолжить, а? – весело гоготнул он кому-то в глубь кабины. В проёме окна тут же показалась девичья молоденькая мордашка в веснушках и чумазых следах вокруг губ, и на щеках. Ага, понимаю, тот движок видимо помогала парню ремонтировать. Девушка вскинула бровки.
– Нет, – говорю. – Дело есть. – Указываю на его технику. – Машина-то твоя? Или «взял» покататься? – спрашиваю.
– Обижаешь, дядя, – надул губы парень. – Конечно, моя, чья ж! Только из капремонта. – И не удержался, похвастал. – Сам и перебирал.
– Ууу, сам! – похвалил я. – Молодец, если так! Дело есть, командир.
– К нам есть дело – это дело! – балагурил ещё парень, но спохватился. – На пару лимонов, да? – Видя, что я не шучу, деловито насупил брови. – Так чего вам надо проутюжить, говори?
– Нам…
Сто долларов за изменение маршрута, и ещё сто за доставку по назначению решили все проблемы. Водитель КрАЗа, едва не перевернув прицеп, лихо развернулся.