– С деньгами! – Так же грозно спрашиваю я.
– С деньгами… – пару секунд Мишкино лицо выражает задумчивость, острое недоумение и озадаченность, потом вдруг – эврика! – расплывается в восторженной широкой улыбке. – А!.. Так, получилось всё же? Получилось! Ур-ра! – Взвизгнув от радости, кричит. – Мы сделали их, Палыч! Сделали! – Пляшет от восторга, в танце изобразив тот, известный, вульгарный киношный жест – согнутая рука в кулаке, другая на её бицепсе, – за ним, копируя радость, пляшет и вся свита… Вот, архаровцы!
И Вера Никандровна, главбух тоже, я вижу, готова с ними в пляс пуститься. Тоже довольна, кажется. Один я не в меру суров.
– Сто-оп, р-рота! – рявкаю, вспомнив армейские замашки. – Смир-рно!
Подействовало. Наступила звонкая тишина. Лица ребятни соответствуют команде, даже очки Никандровны на нос спрыгнули, на меня настроились…
– Ты понимаешь, что ты натворил, а? – обращаюсь к Мишелю.
– Что? – Спрашивает он.
– Не понимаешь! – Тоном следователя, которому уже всё абсолютно ясно и понятно в игре преступного злодея, приказываю. – Рассказывай нам, как ты это сделал? Расказывай-рассказывай, нам это интересно!
– А что тут сложного? – начал рассказывать Мишель. – Я же вижу, чего у нас здесь не хватает… Ну, в жизни…
– Дальше.
– Ну я и послал письмо Наташке, дяди Серёжиной дочери. Она моя… ну вы знаете… это… Хорошая знакомая моя. Вот. Объяснил ей исходные данные, дал пароли, реквизиты. Она ж…
– Где ты их взял, пароли и прочее? Как это возможно?
– А чё их брать, они у Веры Никандровны на стенке на листе крупными буквами написаны… Не тайна.
Главбух испуганно заёрзала, оправдываясь, пробормотала:
– Чтоб не забыть, я, Евгений Павлович, это…крупными буквами… реквизиты наши написала… перед глазами чтоб… А что?
Это мне понятно, я другое в толк не возьму. Также сурово обращаюсь к Мишке:
– Где ты реквизиты отцовской фирмы взял, я спрашиваю, где? как?
– А, отцовской! – Обрадовано восклицает Мишель. – Так это ж совсем просто… У нас же дома, в его кабинете, классный Макинтош, и у меня тоже Пентиум, вы ж знаете, и Интернет, и локальная сеть есть. Мы друг другу письма всё время писали, – в тоне мальчишки проскочила грусть, – когда папа задерживался на работе и поздно приходил. А у меня – вы ж знаете – режим. Ещё десять – а мне уже и спать нужно. Распорядок.
Лица сельской ребятни светились превосходством и иронией: у отца пальто макинтош, а у Мишки пентиум какой-то, от этого и спать в такую рань… хе-хе-хе, смешно.
А я вижу, соскучился Мишка по родителям, сильно скучает, надо бы повидаться им, думаю.
– …И всё, – простодушно заявляет Мишка, и голос вновь приобретает будничный, деловой оттенок. – Там делов-то, Евгений Павлович, на две минуты. Но Наташка ещё быстрее меня, наверное, сделала: она лучший программист колледжа, хакер, в смысле.
– То, сказал, девушка она, то хахель она какой-то. Миш, ты говори нам понятно. – Теряя нить разговора, взмолилась главбухша Вера Никандровна.
– Не хахель, а хакер, взломщик, то есть. – Пояснил Мишель.
– Что ты говоришь Миша! – испуганно всплеснула руками Никандровна. – Ужас-то какой! Ты и с преступниками там, плохими, в своей Москве, знаком! Которые квартиры и кассы взламывают, да?
– Хуже, Вера Никандровна! – подлил я масла в огонь. – Хуже.
Но по реакции ребятни вижу, не так допрос веду, не туда результат загибается. Они на своего предводителя, на Мишку, глядят с ещё большим уважением и обожанием.
– Да почему хуже, Палыч, – словно обидевшись, защищается Мишка. – Те, бандиты, людей простых грабят, а хакеры, это хорошие и полезные люди, и для страны нужные. Они любую программу, в любой точке мира вскрыть могут, любые коды взломать, любую защиту пройти… Все вражеские секреты узнать могут… Людям помочь. Они очень умные и начитанные, они столько разных иностранных языков знают, и программы специальные. И Наташка такая. Да у неё дипломов этих, за время учёбы, все стены здесь можно заклеить, да! Она на спор, куда угодно влезть может, хоть в Центробанк, хоть в ЦРУ. Однажды…
– Куда? – с ярким испугом переспрашивает Вере Никандровна.
– В Американский разведывательный центр. – С нажимом, поясняю ей.
– Свят-свят, Мишенька, туда-то нам на кой… – отмахиваясь руками, запричитала главбухша. – Это ж, кто его знает где!..
У ребятни ещё шире глаза, ещё жарче огонь обожания. Не так, ой, не так веду разговор… Ещё пару минут такой «осанны», и Мишка превратится в этакого гуру, божка для ребят. Нужно принимать меры.
– Вот и я говорю, на кой нам вся эта головная боль, – жёстко прокурорствую. – Хакеры – вне закона. Их по всему миру ловят и в тюрьму сажают… И, между прочим, надолго. И заказчиков вместе с ними туда же. Ты знаешь об этом, Мишель, нет?
– Знаю, – не сдаётся Мишка. – Но здесь-то, взлом с согласия, с разрешения…
– С какого это согласия? Кто разрешил? – Спрашиваю, сам в тайне радуясь надежде: а вдруг да действительно, родители взяли да разрешили.
– Я разрешил, – спокойно заявляет Мишка. – Деньги-то наши, мои, то есть. Так папа мне на мой день рождения при маме и сказал, а мой папа слов на ветер не бросает. Он мне сказал: «Теперь ты мой компаньон, сынок, сказал. Не только мои, но и твои теперь деньги в фирме крутятся». Да!.. Вот я и решил, а чего им без дела там крутиться, пусть настоящую пользу людям принесут… Тут! – Мишка вдруг замялся. – Только я не знаю, с какого счёта она их сняла… Там их много.
– Чего? – ошалело сверкнув очками, спросила Вера Никандровна. – Счетов или денег?
– И счетов, и денег.
– Батюшки святы! – Бледнея от ужаса, ахнула главбухша. – Вот дела.
– Это ещё не дела, Вера Никандровна! – Саркастически пообещал я, грозно стуча пальцем по столу. – Они впереди.
– Да, мы теперь столько всего сделаем… – По-своему истолковав моё саркастическое предположение, возвышенно воскликнул Мишка. – Мы на эти деньги запросто крыши всем старикам починим, заборы, – Мишка торопливо принялся перечислять программу славных дел. – Лекарства всем от бессонницы купим, одежду кому надо…
– Мороженое, шоколад, – ребятня с восторгом продолжила. – Кока-колу, да, Миш?
– Да всё. И поросят, и всё что надо…
– Как здорово, Миша! – Мечтательно произносит Верка.
– Мишель, ты молодец. И учительницу сюда, как договаривались, из города выпишем… Денег хватит.
– И книжки купим, и учебники, и глобус… – Внушительным тоном перечисляет Серёга, невысокий крепыш. Молчун, обычно.
– И компьютер, и мяч настоящий футбольный… И автобус, чтоб в город в цирк ездить…
– А я слона хочу увидеть… – вдруг плаксиво заявляет Гоня, малец, полметра с кепкой. – Как родился, так и хочу.
– А я жирафа… – Признаётся Толян.
– А я лисичку…
– А я ни в ци-ирке-е ещё, ни в зоопа-арке ещё не-е бы-ыл! – глотая слёзы, захныкал Гонька.
– И я не был. – Говорит Толян.
Гоня явно собирается разрыдаться по полной программе, хнычет всё громче.
– Там только Миша один и был, и что… – урезонивает его Верка. – Видишь, Гоня, Миша был, а не плачет. Потому что он мужчина. И ты мужчина, и ты не плачь. Перестань, пожалуйста, сырость здесь разводить. Ещё и дождь накличешь, и на речку из-за тебя не пойдём. Перестань!..
Гоня, вслушиваясь, последний раз судорожно громко всхлипывает, мазнув рукавом по носу, умолкает. Сверкнули слёзки «на колёсиках», и вновь заблестело солнышко в его глазах. Прошла тучка, покапала чуть дождиком… и пропала.
– Съездим в цирк, обязательно съездим, – слышу свой голос. Чуть хриплый правда, но твёрдый и решительный. Обещаю ответственно, забыв уже о сути разговора. Что деньги! Деньги – прах. Слёзы детские – тем более – такие! – дорогого стоят. – Гхе гхым… – першит, когда не надо в горле. И Вера Никандровна швыркает уже носом, шарит руками по карманам в поисках носового платка. – И автобус, – говорю, – купим, и в Москву съездим… Это я обещаю. – Не громко стучу кулаком по столу, как печать ставлю. – Зуб даю. В смысле честное слово. А сейчас всё, орлы, митинг закончен. Сходите на речку – уже жарко, – только смотрите там… Далеко не заплывайте…Толян, старший.
– Есть, Палыч…
– Опять этот Толян… – отвернувшись, обидчиво громко шепчет Гоня.
Расслышав это, усмехнувшись, добавляю:
– А Гоня, самый старший.
– О! – мальчишка засиял, словно лампочкой высветился, подпрыгнул, как на пружинах, и крикнул всем, махнув рукой. – Айда за мной. Купаться!
Все рассмеялись от неожиданности, и весело затопали за ним, – за командиром.
А я срочно звоню Мишкиному папе, Николаю Михайловичу. Там уже сыр-бор, наверное, пыль до потолка… С собаками деньги ищут. Ох, получу я сейчас по первое число… Набираю номер. Сотовый ответил мгновенно… Невольно вздыхаю на его ненужную сейчас оперативность, думал трубка ответит: «Извините, абонент временно недоступен, или…» и так далее, но…
– Алло, говорите! – слышу сердитый голос Мишкиного отца.
– Николай Михайлович, это я.
Через секунду трубка взрывается радостным воплем:
– Ааа! Капитан! Палыч! Ну наконец-то! Только не отключайся!.. Не отключайся, слышишь! У меня последняя кодировочная система сейчас на связи стоит, на днях поставили. Подслушать практически невозможно. Одна абракадабра летит. Мы проверяли. По паспорту – десять миллионов вариантов. Жутко классная система. Так что, говорить можно о чём угодно… Молодец, что позвонил. Мы уже извелись все. Дело есть.
Осторожно отвечаю:
– Вот я и звоню: как там у вас?
– У нас нормально, – трубка голосом Мишкиного папы хохотнула. – Каждый день как последний. Как в бою: одних – уже! Другие – ещё! – Николай Михайлович весело рассмеялся, и тут же резко оборвал смех. – Шучу! Ничего, Евгений Палыч, пробьёмся. Правда, – он понизил голос, – информация, капитан, только для тебя, – нам с Элей, Мишкиной мамой, на какое-то время, наверное, придётся исчезнуть… В смысле уехать… из страны. Ненадолго, месяца на три-четыре, может и меньше… Так что… Извини, Евгений Павлович, форс-мажор, непредвиденные обстоятельства…