– Чем обязаны столь высокому визиту? – с иронией, спросил я, усевшись наконец за стол, попеременно, с вызовом, не мигая, оглядывая визитёров. Валентина Ивановна присела сбоку стола, прилежно приготовив тетрадку и ручку записывать постановочные вопросы и, конечно же, резюме. Она была в неведении. Я её в свои догадки посвящать не стал, чтобы не напугать раньше времени, а вдруг да зря.
– Вы, новый здесь председатель, да? – через паузу, лениво спросил один, молодой, с чуть округлым, квадратным лицом парень, с короткой стрижкой… в весе «тяжа». Хотя выделить их, кроме одного, чёрного, было трудно – все на одну колодку, как с конвейера.
– Похоже, что так, – ответил я. – И что?
Гости явно не торопились выкладывать причину визита, тянули время, растягивая для себя удовольствие, наслаждались. Или ещё не готовы были?
– Может, мы поговорим без вашей помощницы, без женщины? – кивнул парень в сторону Валентины Ивановны.
– Это ещё почему? – мгновенно обидевшись, воскликнула Валентина Ивановна, с достоинством заметив наглецу. – Я – председатель Исполнительно комитета здесь. Депутат. Понятно? А вы кто? Представьтесь, пожалуйста.
Визитёры игнорировали «женский» вопрос, пропустили его, как и не было.
– У нас к вашему председателю колхоза мужской разговор, товарищ депутат. – Хмыкнув на слове депутат, всё так же растягивая слова пояснил парень, нажимая на явно мужской характер предстоящего разговора.
– Нет. Говорите при мне, – заявила Валентина Ивановна. – Я не уйду.
– Ну… как хотите. – Тон угрозы проявился уже чётче, как когти…
Вижу, «пристрелка» закончилась, пора брать инициативу в свои руки.
– Так, в чём дело, господа? Говорите. – Потребовал я.
– Дело в том, что ты, председатель… – Открыл рот чёрный, средних лет мужчина, с правильными чертами лица, высоким лбом, красивыми чёрными глазами, правильным носом, хорошо очерченными яркими, полными губами азиат, средней же наружности. Явно не качок, значит, старший группы. Это для него сейчас спутники готовили эффект лёгкого устрашения, как этап. Голос почти ровный, но заметно на грани срыва в угрозу.
– А чего это вы тут, извините, тыкает! – подскочила Валентина Ивановна, абсолютно не въезжая в привычный для наших гостей табель о рангах, взъярилась на него. – Мы вас тут знать не знаем, и знать не хотим… А они тычут… Вы тут не дома…
Совсем недвусмысленно прозвучала фраза для чёрного. Он сажал губы. Лицо сразу изменилось, стало не приятным, как меняется чистый лист бумаги, вымокнув, например, в воде.
– Помолчите, девушка. С вами не разговаривают. – Не глядя на неё, почти не разжимая губ, прошипел он.
– Да я сейчас милицию позову… Людей!.. – Валентина Ивановна даже привстала.
– Тише, девушка. Какая милиция, каких людей… в такой-то глуши, – гости задорно рассмеялись. – Ни почты тут, мы знаем, ни телеграфа. На деревне два калеки: ты, да председатель…
– Они ещё не калеки… – с намёком, как бы между собой, замечают качки.
– Это не проблема… – с усмешкой пожимают плечами.
– Чего это вы тут разугрожались? – Это уже моя очередь злиться. Хозяин я или нет, в конце концов. Угрожающе наваливаюсь на стол. – Вы зачем сюда приехали? Что вам здесь нужно. Говорите.
– Вот, хороший вопрос. Сразу бы так…
– И что? – в упор гляжу на чёрного. Он, так же смотрит на меня. Сколько же в его глазах ненависти! Бедняга! Лицо застыло маской.
– Вы тут наше хозяйство… эээ… загубили… – начал чёрный.
– Какое ешё ваше хозяйство? Где? Что вы мелете? Тут сроду никакого чужого хозяйства не было, только наше… Или вы про занюханную чайхану на дороге говорите?
– И про неё тоже, начальник, – сверкнул глазами чёрный. Свита устрашающе кривили лица. – Мы говорим про не большой участочек земли. Земли! Понятно?
– А, так они говорят про коноплю, Валентина Ивановна! – Обрадовано вырвалось у меня, а я-то думал… – Так это вы, значит, там напакостили на нашей земле!
– Что значит напакостили… Думай, что говоришь.
– А вы не пугайте!
– Мы пока информируем, не пугаем. И заявляем: это вы нам напакостили… Вы! Знаете на сколько бабок вы с этим влетели, нет?
– С какой это стати? – интересуюсь я.
– Какие ещё бабки? – переспрашивает Валентина Ивановна.
– Если б не вы…
– Постойте! – Валентина Ивановна грозно стучит пальцем по столу. – Хватит нам очки здесь втирать, не маленькие. Теперь вы послушайте нас, господа хорошие! Вас сюда никто не звал, и никто не разрешал здесь хозяйничать, тем более таким образом. Вы, варвары, не спросясь тайно пришли к нам домой, втихую нагадили, а когда вам хорошенечко всыпали, на нас же всё и свалить хотите? Шалишь, мальчики, не выйдет.
– У нас выйдет!
– А вот, хрена! Не выйдет! – Подчёркиваю я. – Правильно Валентина Ивановна говорит. Ваши действия вне закона. Если вам одного УБНОНа на этот раз не хватило, найдётся другое средство.
– Что? Что ты сказал, ублюдок?
– Я сказал: ещё раз к нам с этим сунетесь, не так получите.
– Да мы из вас…
– Какие права, дурак, какой закон? Вы что, с луны свалились, или до вас, до деревни, не дошло ещё с кем вы разговариваете. Вам говорят: если вы не погасите наши убытки, мы вас в порошок сотрём, вместе с вашим вонючим навозом смешаем, с землёй вашей дерьмовой…
– А вот хрена вам, дерьмовой! – я показал им две фиги с обеих рук. Пропадать, так с музыкой. – Вот так вот! – для убедительности даже покрутил ими. – Ни больше, ни меньше!
– Чего! – взвился чёрный, поднимаясь. – Что ты сказал?
Продолжить он не успел. Дверь за его спиной громко хлопнув о стену открылась, в комнату, один за другим, шумной толпой ввалились наши поселковые мужики, и женщины. Кто с плотницкими топорами в руках, кто с вилами, некоторые с охотничьими карабинами… Задиристо расталкивая сидящих, прошли мимо и встали с нами в ряд. Против непрошенных гостей.
– Ого! – Воскликнул молодой качок.
– Не «ого», – парирую. – А выметайтесь отсюда. Да побыстрее. От греха подальше. И не приезжайте больше. Себе дороже будет.
– Ну, председатель, ты нарвался! – поднимаясь, в злобе шипит чёрный. – Тебе это так не пройдёт.
– Он ещё пугает, нехристь! – защёлкали затворы карабинов. Огневая мощь явно была на нашей стороне. И в численном выражении тоже.
– Председатель, – как бы между прочим спрашивает Митронов, это он, понимаю, войско собрал, молодец, мужик. – Может всадить этому, чёрному в глаз, как белке? Запросто, бывало, попадал. А тут – вовсе рядом.
– Эй, тихо-тихо, дядя! – Невольно прикрываясь рукой, нервно выкрикнул чёрный, подаваясь за широкую спину молодого качка. – Не шутите с оружием.
– Вы что, не слыхали! Вам, или кому сказано выметаться. Валите отсюда, говнюки. – Наступая, шумели защитники. – Мы-то думали гости какие приехали, эти… как их, инвесторы… А это разбойники оказывается. Знали бы, давно бы шуганули… Председатель, чего это они к нам прицепились, ещё и пугают? Чего им надо? Может, пальнуть по…
– Но-но, вы, пердуны старые, поосторожнее… – В руках гостей уже поблескивали пистолеты…
– Всё-всё, мы уходим. Обойдёмся без стрельбы, – подняв руки, успокаивал толпу защитников чёрный. – Мы вас только предупредить приехали… Если послезавтра, к девяти утра не приготовите три лимона зелёных, вам несдобровать… Тебе, начальник, в первую очередь.
– Чего?..
– Какие лимоны?..
– Может, молочка вам от бычка дать, нет?
– Ну-ка, выметайтесь отсюдова, налётчики…
– Да-да, мы уходим. Но помни…
– Валите, валите…
Подгоняемые прикладами, визитёры и вывалились из конторы. Около тех машин, с приглашающими жестами, предусмотрительно открыв двери, стояли остальные, кто чем вооружённые, наши земляки. Кому места в конторе не хватило. Из ворот соседней избы выглядывала детвора, готовая в миг подносить какие потребуется боеприпасы.
Визитёры, устрашающе ухмыляясь, пытаясь хоть так всё же сохранить лицо, быстро запрыгнули в машины. Завели их, и резко газанув, сорвались с места, подняв за собой высокую пыль – жара, ни ветерка – исчезли. Как и не было их.
А мы, оставшиеся, тут же провели общий сход, так сказать собрание. С уже привычной повесткой: «и что же нам теперь, люди, делать, а?» Задумались. Отметая не лишённые смысла предложения: «снять штаны и бегать» или срочно «уйти в партизаны». А действительно – что делать? Кому звонить? На кого рассчитывать? У кого найти защиту? Опыт, который сын ошибок, с грустью, сочувствуя, подсказывал: не у кого.
«Вот, ити его мать, какое говённое у нас государство! – яростно дымя папиросами, кто самосадом, в сердцах сплёвывали деды, крутили головами. – И что за жисть пошла: ни веры тебе, ни справедливости, ни защиты! Тьфу!». «А не хрен было за такое голосовать! Не голосовали бы, не вступили бы опять в ту же самую коровью лепёшку». «А кто голосовал за него, кто? Я что ли? Я не голосовал. Это вы тут, дерьмократы!» «Кто демократ, это я дерьмократ, я? Да я… мы…» Конечно, чуть не подрались. У нас, у русских, всегда так. Сначала друг дружке, обидясь, бока наломаем, потом помиримся, и тогда уж только объединимся. Хорошо это раньше. Раньше проходило. Потому что и время было – пока это враг до стен дойдёт, да и понятен он был, из другого государства приходил. Ясное дело враг. А сейчас, тут, в наши дни… Не разберёшь сразу, с кем рядом и живёшь. При совете кой-то власти вроде братьями все были, а теперь… Теперь не поймёшь. Мама сказать не успеешь, как он, вражья подлюка, уже тут как тут, уже в твоём доме… Как вот эти, с коноплёй.
«Вы гляньте, гляньте, которые укатили, один чёрный, а сколько за собой бандюков русской национальности привёл. Какая мать их, этих русских говнюков рожала, – кулаками потрясали мужики, – каким молоком кормила, что они на своей земле, своему народу, родителям, считай, житья теперь не дают, ещё и чужие команды выполняют, а?» «При чём тут мать!.. – ответно, наперебой, возмущаясь, защищались женщины, пенсионерки, то есть, – Кто этих подонков делал, каким пальцем, а? Это вы мужики вовсём виноваты. Что допустили до такой жизни. Пили бы меньше, работали бы хорошо, да за общим порядком смотрели. Было бы по-другому. От вас всё идёт, от мужиков». «Да если б мы могли, знали б, – виновато сокрушались мужики, – разве б допустили до такого…»