Это да, это, конечно. Нет и никогда не было реальных прав у народа, это точно. Всё уже вроде у него есть: и лошадь, и телега, и колёса круглые, и возок полон разной жизненной продукцией, а возница у народа не то что править не умеет, вообще не в ту сторону башкой сидит. Или уж по-современному: и земля есть, и желание жить есть, и работать, а партия и власть сбили народ в одно стадо, и погоняют, как баранов, чёрте куда, не давая продыху. Вот и подустали бежать-то в ожидании счастья. А уж по-нонешним дням, вообще мрак. Кто кем правит, где чьё хозяйство, где оно государство, в чьих оно руках… И хрен по-трезвяне не разберёт. Вот!
Собрание активно и с жаром полемизировало на важные социальные, политические, общемировые темы, вообще и в частности, дружно сходясь к одному: «Взять бы их всех, гадёнышей, кто народу жить мешает, и одной хорошей бомбой в чистом поле разом и накрыть. Или калёным железом их выжечь». К стенке, в общем. А и что, по сути: глас народа – глас Божий! Может, и хорошо бы.
Шутки-шутками, а принимать решение надо было. Я-то хорошо представлял, как могут дальше развернуться события. Если уж мы так смело разворошили эту вонючую кучу, одним запахом не обойдёшься. Они будут действовать, должны во всяком случае. Так и в кино показывают, и в детективах пишут…
К этому времени и участковый как раз прискакал, Юрий Николаевич… Вовремя, если не считать, что поздно. Сразу спрашивать начал: как, да что… А в глазах никакой уверенности, даже надежды нет. Вот тебе и милиция! Вот тебе и участковый! Защитнички! Слуги народа!
Народ вновь накалялся.
– А что он, один тут… – беру под защиту парня. – Что он, со своей пукалкой, пистолетом, здесь может. Протокол составить или по рации сообщение передать?.. Так их уже никто и не читает, и не слушает. Утонули уже в этом. Что? Хорошо хоть номера машин, да кому они принадлежат по ГАИшной своей картотеке пробил, и то ладно.
– А когда они приехать обещали? – словно что-то прикидывая, спросил участковый.
– Да-к уже послезавтра. – Дружно ответил хор голосов, в надежде на спасительное решение, а вдруг да чего придумает участковый.
Помедлив, тот неуверенно предположил:
– Ну, может, обойдётся… нет?
«Ооо!» – разочарованно выдохнул народ, вот она тебе, родная милиция: «Ага, щас». «Чёрта с два». «Такое не рассасывается». «Как пить дать, нет».
– Люди, не хрен нам на кого-то рассчитывать, нам самим действовать надо.
– Да как действовать-то? Как? Ну!..
– А пусть Евгений Павлович, председатель, к своим обратится. К «девятке», или какой там у них номер… К президентской службе. Не оставят, поди, своего-то, и нас за одно. А, Евгений Павлович?
Вот… Вот она расплата. Пришла! Правильно люди говорят: как верёвочке не виться… а хрен с «винтом» всегда на дурной зад найдётся. Ох, Мишка-Мишель, ну, подставил меня… Хотя что говорить, сам виноват… Но вместе с тем мелькнула одна возможно спасительная мыслишка, пусть и туманная, но…
– Ладно, – говорю. – Попробую я в одно место позвонить. Может, там что.
– Молодец, Палыч, голова. Я ж говорил, он всегда что-нибудь придумает… не то что некоторые, в фуражках…
На участкового и не смотрели, да какая он власть, после этого, так только фуражку носить…
– Палыч, родненький, не трать время, звони скорее… Может, кто ещё дома или на работу сразу. Звони.
– Тих-ха, народ! Председатель звонить будет.
В наступившей тишине, конспиративно, не называя ни фамилий, ни имён, я позвонил Мишкиному отцу. Не знаю, где я его застал, но мобильный ответил тотчас. Как всегда, Николай Михайлович звонку был рад. Мы поздоровались, то да сё, я ему кратко изложил суть, и продиктовал номера машин тех визитёров, и заданное время встречи. Откровенно говоря, мне не очень хотелось с ним эту проблему обсуждать, как юридически неоправданный акт, он же не МВД, ни Прокуратура. Но выбирать было не из чего. Ни ОМОН, ни ФСБ, никто другой, за такое короткое время, я понимал, подключиться к нашей проблеме, получается, не мог…
Николай Михайлович, молодец мужик, даже не удивился проблеме, не начал отнекиваться, переводить куда возможно стрелки. Уточнил номер нашей дороги, сколько, да как выглядели визитёры, сказал:
– Ладно, Евгений Павлович, я своим тут передам. Они мастера в таких делах, что-нибудь придумают. Не беспокойся, решат проблему. Только вы об этом никому. И в назначенное время куда-нибудь отойдите, скройтесь.
– В смысле? – не понял я.
– Ну, за ягодой там, по-грибы… Только все чтоб. Может, это и не понадобится, но подстраховаться не помешает. Хотя… Нет, не надо, Евгений Павлович, пусть всё будет как всегда, детей только спрячьте…
– А, понял. Это сделаем.
– Ну и лады, – заключил Мишкин папа и перевёл тему. – Как там вообще у вас, жарко?
– Да, жара.
– И у нас тоже. Хорошо море рядом, а то бы…
Море… Какое в Москве море? Или они уже… А-а-а… Вот олигархи!..
– Соскучились мы с Элей по сыну, – жалуется в трубку Николай Михайлович. – Как он там, вспоминает, нет, скучает?.
– Конечно. Но тут всё в порядке, не беспокойтесь. Если что, я сразу позвоню.
– Хорошо, Палыч. Разведём вашу проблему, созвонимся.
– Обязательно.
– Спасибо!
– Ты что, Палыч, – вдруг вспыхнув, удивился Мишкин папа. – Какое спасибо, я тебе обязан.
– Всё равно спасибо!
– Перестань! Звони.
Собрание внимало раскрыв рот. Содержание услышанного может и не всё кому объясняло, но смысл был понятен: есть защита. Есть! По крайней мере, она вроде нашлась. А для настроения это уже что-то. Это уже хорошо.
– Кто это был, Палыч, кто? – В любопытстве скривилась Вера Фёдоровна, наша почётная ветеранша.
– Саддам Хусейн это был, баба Вера, или Джордж Буш, – в восторге хлопая себя по ляжкам, хихикнул Петро Зимин. – Ну, глупые бабы, ну любопытные… Ничего не понимают. Это же серьёзное дело, секрет. Военная операция, понимать надо.
– Да, это военная тайна, Вера Фёдоровна, – почти серьёзно отрезал я. – Двадцать лет без права разглашения. Порядок такой.
– Ух, ты, как долго! Ну и ладно.
– Любопытной Варваре… – хихикал Пронин…
– …нос на базаре оторвали…
– Во-во… – Народ повеселел. Даже развеселился.
– Стоп, люди. Тихо! – воскликнул я. Все мгновенно умолкли. – Слышите? – Призвал я.
Все прислушались. Кто рот раскрыв, кто ухо выставив, кто сощурившись, но, вслушиваясь, затихли… А по всему селу, из конца в конец, приливными волнами накатываясь, накладываясь, дробясь и усиливаясь, разносился тонкий многоголосый визг голодных поросят. Явно заговорились мы тут, забылись в своих совещаниях… А живность не ждёт, своё требует: орёт, жрать просит.
– Так это же мои «Песняры», слыхать! – Подхватываясь, подскочила Дарья Глебовна.
– И мои «Добры молодцы»…
– И наши!
– Всё, люди, кончаем совещаться, – торопливо ставит точку Валентина Ивановна. – Всё ясно. Обед уже.
– Не обед, а полдник.
– А нам без разницы: обед-полдник, лишь бы поспать… – поворачиваясь на выход, громко шутили деды.
– Ага, щас, поспать, – в том же тоне парировали женщины. – А по-хозяйству кто за вас стараться будет?
– Дед Пихто.
– Вот он пусть тогда на обед и приходит. Его и накормим.
Поздним вечером, после баньки – была пятница – Мишель уже спал, устав после хорошей рыбалки и парной бани с веничком, мы с мужиками разговорились. И не о дожде, который – хорошо бы – или видах на урожай, а о жизни, конечно, и о давешнем наезде мафии. Как раз тема!..
– Палыч, ты видел, у них пистолеты? – Спрашивает Матвей Звягинцев. Он сидит по пояс голый, ниже закутанный в простыню. Она намокла, рельефно повторяет его сильное, мускулистое тело.
– Ты где это так раскачался? – спрашиваю Матвея, оглядывая его мощный торс. – Словно Геракл.
Мы все сейчас полуголые, кто в простыни, кто в полотенца завёрнутые. Баня хорошей получилась: и жаркой, и с берёзовыми веничками, и квасом медовым. Ой, отхлестались… Жаль до речки не близко, но по паре-тройке вёдер холодной воды из бочки на себя мы всё же вылили. Красота! Слов нет, одни чувства. Расслабленно полулежим сейчас на лавках, отдыхаем. В теле необыкновенная лёгкость, в голове тоже… Мы, это: Константин Пронин, Матвей Звягинцев, Василий Байрамов, Василий Митронов и я, председатель.
– А, нигде, – небрежно кривится Звягинцев. – Само как-то наросло. Свежий воздух, наверное, – природа.
– Не может быть.
– Как не может, – может, – не соглашается со мной Василий Митронов. Сам-то он почти противоположность Матвею, как Алёша Попович против Ильи Муромца. – Вон, у нас, я те скажу, в деревне… – Продолжает он. – Где я раньше жил, в Матвеевке, на Дальнем Востоке, я тогда механиком там работал, так на ферме бык один был, да не один такой, целое семейство бычат подрастало. Ох и красавец тот главный был! Так вот он, ничего кроме той травы, да воды из речки не пил, а здоровенный был, что тебе слон. Хотя слон с ним, ни в какие сравнения. Просто загляденье бык. Не бык – бычище. Как вот Матвей ровно. Коровы от него, тёлки, просто без ума были. Поголовно. Ещё и со стороны ему приводили. Вся и тренировка-то была – коровёнок оплодотворять. Как подставит её под себя, болезную, да как впендюрит ей хобот свой, у неё, у бедной, глаза на лоб, и ноги подкашиваются, а поздно, девушка, – дело сделано. Природа! А ты говоришь, не может. Может. Я думаю, если б, в своё время, нашего Матвея, там, в городе, в Москве, например, к девкам каким приспособить, большие бы деньги зарабатывал для дому… Ага. Нам, может, ни сельского хозяйства с электрификацией поголовной, ни животноводства не надо было, ни планов пятилетних…
– Да ладно тебе, языком-то трепать, – отмахивается Звягинцев. – Какие деньги. Я про дело говорю.
– Да, пистолеты я видел, – киваю головой. – Не весь, это, я думаю, у них арсенал. В нашей армии порой такого нет, что они имеют.
– Палыч, ты как сам-то думаешь, у них серьёзно это… к нам, в смысле… Или так просто, пугают? – С тревогой в голосе спрашивает Байрамов. Это в его бане мы сегодня собрались. Потому что баня у него большая, шесть человек в лёгкую вмещает. У остальных бани поменьше… И протопить легче, и воды требуют мало, да и на двоих всегда бани рассчитывались. Парились в несколько заходов всегда. Сначала любители пара крепкого, жаркого, потом дети, потом уж старики – родители, к