– Вот, вспомнил же!
– Да, вспомнил. Хорошие собачки.
– Хорошие! Только я удержаться на них не могу, падаю. А у Тоньки хорошо получается, он не падает.
– Он что, и на собаках этих уже верхом ездил?
– Ещё как! Он храбрый. И я пробовала, но я лёгкая, падаю… Они же быстрые… как побегут, я сразу и падаю.
– А за шубу, за шерсть не пыталась держаться? – с видом заправского наездника интересуюсь.
– Пыталась. Но они за ноги тогда кусают, рычат. Им больно за шубу, наверное.
– Тогда за шею держаться надо было.
– Так руки же маленькие… Вот! – она даже остановилась, показывая, огорчённо всплеснув ими. – Видишь! Не хватает… – и надула губки. – А у Гоньки как раз.
– Ладно, не переживай. Ты тоже храбрая. А руки ещё вырастут. И Тоньку обгонишь.
– Нет, Тоньку не надо. Чтоб как раз только были.
– Будут, будут. Ну показывай, где твои дрова? Далеко?
– Вот уже. Вот это. – Указала пальчиком на давно упавшее, высохшее дерево, толщиной с приличное бревно у комеля, метрах в десяти от внешней стороны забора.
– Ого! – воскликнул я, оглядывая некогда красивое и мощное дерево.
– Хватит? – с надеждой в голосе спросила девочка, глядя на меня почти вертикально снизу-вверх.
– Такое… – я в восхищении качнул головой, но спросил. – Как же ты его углядела? Его же вроде и не видно.
– Как же не видно, я об него ещё вот тут зацепилась… – девочка указала на чуть содранную коленку. – Когда со Стрелкой наперегонки бежала.
– Ты, молодчина, – похвалил, и словно ужаснулся. – И не страшно было одной?
– Не-а, – легко отмахнулась девочка. – Я же не одна была.
– А кто ещё с тобою был?
– Я же говорю Стрелка! Что ли запомнить не можешь?
– А, ну да, Стрелка. Как же! – теперь уж я точно искренне огорчился за свою тупость. Как я так мог непростительно обмишулиться?! Выдохнул, извиняясь. – Старый уже, наверное. Случается такое, извини.
– Ага, старый, – девочка насмешливо глянула на меня, прищурилась, копируя взрослых, произнесла. – Не смеши. – И своим тоненьким голоском уточнила. – Ну если немножко только, чуть-чуть…
– Ну вот, я же говорю, а ты.
Девочка меня уже не слушала…
– Так пойдёт это дерево на костёр или другие надо? – спросила она. – Здесь много…
Я повернулся к упавшей лесине, постучал по ней.
– Тут, Оленька, не только нам хватит, но и другим кострам останется. Такое вот ты большое нашла. Молодчина, – говорю, а сам прибрасываю, что с ним можно сделать. – Мы так с ним поступим… Ствол нам не нужен. Его так просто не подожжёшь. А вот ветки мы все с собой возьмём. Отломим, и унесём. Как раз будет. И ты дяде Арсентию обязательно потом покажешь это место. Он оставшуюся лесину на чурки перепилит, перенесёт, и наколет на дрова. Они же сухие!.. Самое то будет. Идёт?
– Конечно, идёт. – Легко согласилась девчушка.
Костёр удался на славу. Великолепным получился. Как именно в моём далёком детстве. И река рядом, и ночь, и искры, и улыбающиеся счастливые детские мордашки в отсветах костра… И собрали его, со всех сторон света, кто что мог, будто муравьи; и выставили каркас, подняв, конечно, шалашом, конечно, вигвамом, только острозаточенным вигвамом; и закрепили, словно ракету на старте, приготовились… Высоким получился. А ночью, когда зажгли, вообще до неба доставал… Выше звёзд даже. Искры, взмывая, так на небе и оставались. Чтоб сверху посмотреть. Красивые, мерцающие… Невероятно всё романтично получилось. Очень было весело.
Дети, едва дождавшись тёмного времени, веселились уже просто оттого, что вообще всё было хорошо в их жизни, и интересно, и свободно. И никто не одёргивает, не запрещает, и оглядываться не нужно, не на кого… Прыгали, бегали, скакали, хохоча и задорно смеясь. Взрослые вели себя в начале несколько сдержано… Тут понятно, не всем легко даётся в один миг перейти из взрослого состояния в детское. Но потом у них это всё ж таки получилось. Они вспомнили будто себя, тоже разбаловались, тоже развеселились. И иностранки, конечно. Такие хороводы потом с ребятнёй водили, будто малый Артек тебе тут. Словно настоящий международный молодёжный лагерь.
Нас же ещё один важный сюрприз впереди оказывается ожидал. Ещё какой! Арсентий, дядя Арсентий, бородатый леший этот, оказывается, аккордеонист задорный. Это вообще… Когда вспыхнул огонь в костре, Арсентий незаметно исчез, будто в ночи растворился. Все были заняты восторгом разгорающегося костра, и не заметили, как он ушёл… А потом, вдруг, все неожиданно расслышали звуки играющего где-то – в космосе! – аккордеона. Даже не поверилось, будто далёкий отзвук сквозь года… Из прошлого?! Ан, нет… Звуки приближались… Они здесь, сейчас, тут… Кто это? Откуда? Все повернулись на приближающиеся приятные, знакомые, мелодичные звуки всем известной песни… Удивительные и притягательные в просторе ночи, и свете разгорающегося костра, словно вызов какой… Из темноты, словно выталкиваемые музыкой, вначале выскочили одна за другой две лохматые собаки, Белка со Стрелкой. Ночью они вообще огромными кажутся, просто страшными. За ними, как из тумана прорисовываясь, из темноты проявилась шагающая нога в коротком сапоге, сразу за ней блеск отсвета на лаке аккордеона, клавишах, потом уж и сам музыкант… Как проявляется фотоснимок при печати… Улыбающийся, конечно, бородатый дядя Арсентий, и очень довольный. «Ооо! Это же дядя Арсентий с гармошкой, – в восторге удивления, вскрикнули почти все – никак такого не ожидали. – Нет, это баян!» «Ты что, это аккордеон. Я знаю, да!» «Ага, аккордеон». «Ур-ра!» «Тили, тили…»
Тили, тили, трали-вали,
Это мы не проходили,
Это нам не задавали…
Па-рам, пам, пам.
Па-рам, пам, па…
Наигрывал аккордеонист, окружённый уже приплясывающей, в голос подхватывающей знакомую песню ребятнёй.
Антошка, Антошка,
Пойдём копать картошку
Антошка, Антошка,
Бери к обеду ло-ожку…
И взрослые, взявшись за руки, образовав круг, громко напевая, пошли вокруг костра…
Вместе весело шагать по просторам
По просторам, по просторам…
И конечно припевать лучше хором
Лучше хором, лучше хором…
И «Взвейтесь кострами синие ночи…» вспомнили, и «У дороги чибис…», и «Ах, картошка, картошка в кожуре уголёк…», «Набрали мы сосновых веток зажгли в лесу костёр…» и многие другие, ещё вроде не забытые.
Детвора, удивлённо-восторженно прислушиваясь, пыталась подхватывать – окончания слов в основном, потому что не знали уже эти песни… Или ещё не знали… А жаль. Но всё равно было интересно.
Водитель Виталий – наш водитель! кто бы мог подумать! – к полному восторгу детворы, показывал фокусы. Самые настоящие, да! Про шарик, который в его руках терялся, потом неожиданно находился… И нигде-нибудь, а именно у кого-нибудь из ребят, к полному их изумлению. Платочек, который так же не известно куда исчезал, прямо вот так вот, на глазах, и тоже потом находился… Узелки которые не развязывались, а дунешь, – особенно здорово это получалось у маленькой Оленьки, так уж она радовалась этому, прыгала и в восторге хлопала ручонками, – и платочки сами собой развязывались. О!..
А Алексей Викторович как всех поразил! Встал на руки – да, прямо вниз головой, на руки – словно циркач, и прошёл на них вокруг всего костра. Под маршевую музыку, под аплодисменты. Целый круг. Точь-в-точь, как артист. Только Белка со Стрелкой, в полном удивлении, скакали рядом с ним, заглядывая ему низко в глаза, мешая идти. Не могли понять, чего это он там такое непонятное сейчас вниз головой делает… Ребятня тут же попыталась повторить дяди-Лёшин цирковой номер… Но сбивая друг друга, смеясь и хохоча, падала и вновь пыталась. Нет, как не старались, ни у кого не получилось, кроме одного дяди Лёши, конечно. Во! А Арсентий всё играл. Но это уже были танцы…
Многие это поняли, и обнявшись, копировали взрослых, веселились. Уже в самом конце вечера – какого вечера, уже глубокая ночь была! – иностранки решились своим вокальным ансамблем спеть русскую песню «Если б знали вы, как мне дороги, Подмосковные вечера». И у них получилось. Почти похоже даже. Правда русские слова были совсем непонятными, а вот мелодия угадывалась. Потом эту песню пели уже все.
И всё это дядя Арсентий. Ай, да Арсентий, ай, да музыкант, ещё и затейник! Возле него почти всё время находилась улыбчивая француженка Шанна Бошан. С восторженными сияющими глазами, алеющим румянцем… Так это от костра, наверное. И для неё всё это. И поездка, и костёр, и сам Арсентий оказались полнейшим открытием. Необычайным открытием. Да мы все такие, если покопаться. Все люди талантливы, если хотите знать, только это увидеть надо, раскрыть…
Долго Арсентий стоял на дороге прощально махая руками вслед нашему автобусу… Возле него понурив головы сидели умные и верные его собачки, пушистые красавицы Белка и Стрелка. И детвора, сбившись у заднего стекла автобуса, с кислыми минами на лицах, тоже прощально махали им… Грустили кажется и иностранки, поудобнее устраиваясь на сиденьях, переглядывались, бросая друг другу короткие реплики, в поддержку, наверное. А Шанна, почти не прячась, плакала. Ну, вот тебе, понимаешь, влюбилась, что ли… Женщина!.. Водитель Виталий и Алексей Викторович, нормальные оказывается мужики, и совсем не такие заносчивые, какими показались, когда приехали, – ссутулившись молча глядели на дорогу. Один внимательно, держась за рулевое колесо, другой вообще рассеяно, просто так. Светлана… Светлана Павловна, сидела закрыв глаза… И мне, правду сказать, тоже было грустно. Полное доказательство негативного влияния… молодёжно-международного костра. Как там было здорово.
Неожиданные чувства всколыхнул этот костёр. У меня – забытые, у ребятни – новые. Видел бы кто их глаза в это время! Заметил бы энергию, которая полыхала, дробясь и усиливаясь, вырываясь наружу… Заставляя их безудержно прыгать, плясать, петь, кричать… Увидеть себя, других, мир вокруг себя, по-новому.