Незаметно и задремали пассажиры… После такой-то ночи, вполне объяснимо.
А корабль, то ли плыл, сам собой, слегка покачиваясь на водной глади, не то летел, пружиня на мягких облаках… Под посвист ветра за бортом…
Летел, скорее всего. Долго так летел, приятно… Дремотно. Неожиданно лёгкая гладь сменилась более крутой волной. Шторм, не шторм, но поперечно-килевая качка в полёте обозначилась. Или облака уж стали невозможно плотными, грозовыми… Даже скорость от этого уменьшилась… Пассажиры просыпались, кто сам по себе, кто от больного или не очень, но толчка. О, вглядываясь в окна, потягиваясь, запрыгала детвора – подъезжаем! Да, приехали.
Правда почти в километре от начала нашего села, нас ждал неожиданный сюрприз. Дорогу перегораживал свежеструганный шлагбаум. Непреодолимый. Вполне натурально. Со стороны тонкой его части, где верёвка привязана, приставлено было одноместное помещение в рост человека. Похоже раньше чей-то туалет, но подновлённый, явно здесь для защиты от непогоды. По служебной надобности теперь. В открытой двери, на табурете, на четверть высунувшись, локти рук на коленях, сидел дед Егор, самый пожилой человек на селе. В рубахе на выпуск, в мятой соломенной шляпе, в спортивного покроя лёгких шароварах, босиком. Босые пыльные ноги, худые тёмные заскорузлые руки, загорелое морщинистое лицо с обвислыми усами, прищуренный взгляд в нашу сторону, и эта официальная шляпа и выглядывали сейчас к нам из будки. На лице и любопытство, и ухмылка, и важность человека, находящегося при исполнении должностных обязанностей. И рука – заслоном, подчеркивала: стоп, стоять!
Мы бы и так остановились. И не только потому, что шлагбаум был закрыт. Там, в самой середине его, висели самодельные таблички, с криво выписанными буквами, ещё не запылёнными. Они ярко и доходчиво информировали путника. На одной значилось:
СТОЙ! ДВИЖЕНИЕ ЗАПРЕЩЕНО!
Рядом:
НА СЕЛЕ ЖУТКО СТРАШНЫЙ КАРАНТИН!!
На третьей:
ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!
И для доходчивости, пририсован характерный символ – череп с костями.
Вот это да! Что-то случилось! Что?
Осмыслив эти знаки, я просто похолодел, И иностранные гостьи с вытянувшимися лицами недоумённо переглядывались, доставая фотоаппараты и видеокамеры, всматриваясь в надписи. Но и без переводчика были понятны и череп с костями, и шлагбаум… Ребятня наоборот, весело переговаривалась, явно недооценивая ситуацию. Ничего не понимая – я же вчера только разговаривал по телефону, никто – ничего, и вот… – быстро прошёл по салону, выскочил из автобуса, и направился к «грозному» охраннику…
Он меня, конечно, узнал, как и автобус. Поднялся с табурета, протянул для приветствия руку. Другой рукой приподнимая шляпу, бодро поздоровался с начала со мной, потом с окнами автобуса. Там, здороваясь, кивала головами ребятня, тревожно прищурившись глядели водитель и Алексей Викторович, Светлана Павловна, Пронин, и бесстрастные объективы видеотехники любопытных иностранок. Пожалуй бы, не надо бы снимать, подумал я, но было поздно…
– Что случилось, дядя Егор? – поздоровавшись, с тревогой показываю на надписи. А сам непроизвольно принюхиваюсь, может услышу что, догадаюсь. Нет, воздух обычный, ни запаха дыма, ни хлорки, ни дихлорэтана или ещё какой гадости… Всё как обычно. Тот же вкусный воздух, приятный, вполне деревенский, родной… – Какой карантин? С кем, что, когда? Кто заболел?
– А, это? – распрямившись, несколько горделиво переспросил дед, и легко махнул рукой. – А ни с кем. – Светло глянул глазками из-под прищуренных век. – Наша народная хитрость это, так сказать. Манёвр, значит, такой секретный. Чтоб чужие не ездили. Так штаб вчера утром решил. Кто ж добровольно захочет в смертельный карантин соваться, – никто. А сёдни я уже и при должности. Справно получилось, да? – Кивнул на рисунок. – Нравится? – Горделиво пояснил. – Бабка моя подрисовала. Народный талант она у меня. Всё в избе, ты ж был, видел, ею разрисовано, ага! Красиво! Я бы и сам пристрастился, но у меня с детства руки не тем концом к этому делу приставлены… Гляди, Палыч, и механизм исправно работает. – Отцепив от крючка верёвку, дед проследил глазами за взметнувшимся вверх шлагбаумом, пояснил. – Кузьмич сам настраивал. Хороший механизм получился. – Потянул верёвку на себя. – Тля, и обратно легко. Мне не трудно…
– Так нет в селе карантина, да? – не веря ещё, переспросил я.
– Нет, конечно. Откуда! Я ж говорю, манёвр. Хитрость такая от чужих.
– А если чужой всё же проедет? – спрашиваю, не до конца ещё поверив в действенную ценность народного изобретения.
– Если проедет? – дед вновь хитро прищурился. – Так и на это решение есть. Вон там, гля… – кивнул за спину. Метрах в двадцати, за обочиной, в кустах, едва виднелся замаскированный край зеленой охотничьей палатки. – Углядел?
– Ну…
– Там срочная связь. Полевой телефон…
– Телефон? Какой телефон?
– Обычный, армейский… На прокат у мильцонера взяли.
– У Юрия Николаевича?
– Ну, у кого ж ещё… У него. Где-то списанный, говорит, и взял. Теперь-то уж и без проводов все, а этот на проводе… Надёжный.
– А второй телефон в штабе?
– В штабе, понятное дело. Если кто вдруг проскочит, я сразу и того… Вжик-вжик, ручкой, и сообщить должён… Там примут меры. Но вы пока первые. Так что проезжайте, – и высвободил верёвку. – Счастливого пути, значитца.
– А ты как, дед Егор?
– Так я ж на работе. У меня смена. Сутки через двое. Нормально. Хорошо вот ребятня приехала, харчи подносить будут. Задание им такое определили…
– Ты смотри, всё предусмотрели!
– А как же! Петух в задницу, я извиняюсь, клюнет, найдёшь решение, это уж известно. Раныие-то, в войну, и не такие задачки решали.
– Это, конечно! Ну ладно, Егор Дмитрии, успокоил. Бывай. Поехали мы.
– И с Богом. Ехайте. – Дед кивнул головой водителю, проезжай, мол. И взял под козырёк.
Иностранки так до конца похоже и не избавились от тени тревоги на своих лицах, когда им Алексей Викторович по ходу движения – за шлагбаум! в запретную зону! – популярно сообщил, что это просто учения такие. Тренировка, мол, на селе. Не опасно. Они не верили, знали, их конечно же обманывают. Только не понимали, почему с ними так поступают. Очень хотели возле шлагбаума свой автобус подождать – перед опасной чертой – когда он обратно поедет… Но смирились, кажется, – не выпрыгивать же на ходу. Поняли – побывать в зоне заражения им всё же придётся. Такая видимо у них судьба в этой непонятной, весьма загадочной и странной стране России. От этой безысходности иностранки внутренне подобрались, замкнулись, сидели молча, стараясь не дышать и не делать резких движений… Выразительно поглядывали друг на друга. Жалели, наверное.
Только их подруга, француженка Шанна этого не замечала. В другом мире, кажется, была… Или у костра где, может и возле аккордеона, а может и в объятиях бородатого чудо-лешего Арсентия… Кто знает? Женщина. Вернее, влюблённая женщина. Пусть и француженка. Но, это, извините, без разницы.
Может для кого-то влюблённая француженка и без разницы, но только не для Арсентия. Не долго и собирались гости в обратную дорогу в Москву. И двух слов не успели на прощание иностранной женской делегации всем селом сказать, учитывая их квёлое моральное состояние, как подлетел пыльный луазик, нахально сверкая солнечными зайчиками от своего плоского лобового стекла. Кстати, он весть такой: квадратно задиристый и лобастый. Причём, на тонких ногах. Жутко нескладный. В маму, наверное, свою – Россию, да в папу, в такой же вот, недоделанный завод. Яблоня, от яблони… такие вот ЛУаЗики и получаются. Подлетел этот «конёк-горбунок» и выскочил из него вполне приличный добрый молодец Арсентий. Правда всё в той же специфической одежде, но побритый и наодеколоненный. Это сразу бросилось в глаза. Лоб, нос, всё вокруг глаз, скулы кирпично-загорелые, а щёки, подбородок, шея практически белые. Как из больницы, или темницы. Шутка!.. Полный на лице контраст, как боевая раскраска… Вернее, праздничная раскраска. Про одеколон можно и не говорить, запаху «Шипра» все пространства покорны. Заметно смущаясь – так народу-то вокруг сколько!.. – протянул иностранкам – в самые Шанины руки, прямо через её глаза…
Именно сейчас, в этом месте, обязательно нужно остановиться и заметить…
Есть в жизни моменты, когда пара ничтожных вроде бы секунд, пустячных на первый взгляд, обыденных, и даже не в планетарном или вселенском течении времени, а в обыденно человеческом, превращаются в неопределённо длительные созидательные минуты, а может и часы… Тогда говорят – целая вечность прошла. Это о секундах! И это сущая правда в том случае, когда эти секунды застывают в глазах влюблённых. Именно тогда время, проезжая на своих «тик-так» колёсиках мимо – как и люди, например, – раскрыв глаза, с удивлением теряют ход, сбиваются с шага, вообще останавливаются с улыбкой замерев… забыв про законы… Когда прикрыв рот рукой, когда и нет… То ли от зависти, то ли от простого человеческого любопытства, а может и от мудрости. Последнее скорее всего. Потому что есть интуитивное, неосознанное, когда и завистливое желание продлить сладостные, редкие, на общем временном фоне, счастливые человеческие мгновенья… Пусть и чьи-то. Ещё и классик, кстати, об этом же говаривал: «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» А действительно, куда спешить, если всё так необыкновенно хорошо. И правильно, и не нужно спешить. Нормально сказал классик, в точку. Такое – чем дольше, тем лучше…
И у нас всё вокруг в это время было прекрасным. Учитывая дружественную массовку, сельский антураж, ясный солнечный день, сувениры и торжественность момента… Интересный для всех контакт у Шанны с Арсентием получился. Запоминающийся! Как будто спаялось в них что-то прилюдно… И это не всё. Не менее торжественно, Арсентий передал ей большую, просто огромную плетёную корзину (как уж ручка не оторвалась!), с разной своей огородной продукцией… Чтоб дольше помнила, наверное, или быть может ещё крепче чтобы она… это… эээ… Нет, не будем в этом копаться – их это дело, интимное. Вручил ей Арсентий сувенирный набор – мы заметили – один в один, как и мы, наши подарки. Мы ведь тоже кое-чего собрали гостям в дорогу. А как же! Какие банки с консервированной овощной, фруктовой, овощефруктовой, ягодной продукцией; свежей морковкой, ягодой голубикой, брусникой, свежими грибами… Кто что мог. Мы ведь, россияне, народ гостеприимный. Только дай нам повод… О-о-о!.. Последнюю рубаху отдадим. Так и здесь. Чуть ли не пол автобуса подарками в дорогу загрузили. Это естественно! Положено так. Да и сердце велит… А тут ещё и Арсентий в дополнение со своей плетёной корзиной… С дефицитами.