Вновь почему-то возникает незапланированная пауза… И снова все набрасываются на Федота, на Толяна в смысле… «Он опять проспал, Валентина Геннадьевна! Твои же опять слова, Толян. Ну!» «А, – вякает, извиняясь Толян. – Забываюсь. Она интересно говорит. А я заслушиваюсь. Случайно. Ага! – и уже стихами, вновь в образе:
То ли леший нынче рьян, то ли воздух нынче пьян…
И вновь перебивает всё тот же неугомонный Гонька, выскакивает: «Георгий Николаевич, а у нас давно уже, никто даже самогонку в селе не пьёт. Сухой закон потому что… Председатель установил. И не курим уже. Правда. Никто… Ребята в смысле…» За этим сольным выступлением неумолимо слышится громкая, эффектная оплеуха, потом новая возня. И тонкий Оленькин голосок: «Ты, большой! Не бей Тоньку, он хороший» И снова смех…
Мне кажется, в Тоньку чем-либо можно попасть только один раз, и то если он не ожидал или зазевался. Второй раз это сделать уже было, пожалуй, трудно или невозможно… Вот и сейчас, спасаясь от «страшных, разделочных» рук Федота-стрельца, Гонька шустро выскакивает в прихожую и дальше… Но натыкается на меня, бьётся прямо в колени. Как мячик отскакивает… Смотрит вверх, удивлённо, узнаёт, расплывается в широкой радостной улыбке. И тут же хватая меня за руку, громко, восторженно орёт:
– Ур-ра! Дядь Женя приехал! – тянет в класс. – Председатель пришёл! Идём, к нам, ну!
Навстречу тут же высыпала почти вся ребятня, какие вместились. Всем, кажется, хотелось встретить, поздороваться.
– Георгий Николаевич, Валентина Геннадьевна! – перебивая шум, через головы ребятни вытягиваясь на носках, кричит Гонька. – Наш председатель приехал, Евгений Павлович. Во! Узнаёте? – тоном волшебника спрашивает он, втягивая меня в класс. Замечу: ходить облепленным ребятнёй совсем неудобно, как на ходулях ровно, но очень приятно. Такой вот абстрактной радостной композицией мы и ввалились в класс. Применительно к школе надо бы сказать: вошли в класс. Это бы педагогично, но мы не вошли, а именно ввалились. Но это деталь.
Георгием Николаевичем оказался именно тот молодой курносый парень в очках с патлатой шевелюрой, что Мишеля на английском языке на встрече в педакадемии испытывал. Тогда он был в клетчатой, по-моему, рубашке, а сейчас в лёгком джинсовом комбинезоне, однотонной же синей рубашке. Его курносое загорелое на солнце лицо обрамляла короткая ещё, кудрявая шкиперская бородка. Он улыбался. Рядом с ним встала молоденькая девушка. Худенькая, изящная, как полевой цветок. В том же стиле, что и у мужа, в джинсовом комбинезоне, в цветной блузке с кокетливым платочком на шее. Её лицо, почти детское, тоже загорелое, с ямочками на щеках, аккуратно зачёсанными и сложенными в пучок на затылке прямыми светло-каштановыми волосами, две полоски аккуратных бровей, чуть в тон подкрашенные губы, и глаза – тёмно-зелёные, с коричневыми озорными блёстками весёлого тона по окружности, смотрели внимательно, стараясь удержаться в рамках делового приличия. Выглядела она почти подростком, по сравнении с мужем – мужем! Это обстоятельства меня неожиданно огорчило. Потому что женятся сегодня, как мне кажется, уж очень рано. Глянешь, порой на молодожёнов или девушек с детскими колясками, и почему-то жалость берёт… Дети и дети!.. Хотя… Я, наверное, постарел.
– Очень рад! Здравствуйте, Валентина Геннадьевна. Здравствуйте, Георгий Николаевич! Очень рад! Очень! Мы очень вас ждали.
– Добрый день, Евгений Павлович! – чуть баском, совсем не тем, не актёрским, поздоровался парень, крепко пожимая мне руку. И это обстоятельство тоже было приятным. С некоторых пор я начал осторожничать в этом, так сказать ритуальном действии. Дело в том, что у меня сильная рука… От тренировок раньше, да различного железа. Теперь, вроде, старею, а руки, как у краба, в пассатижи наоборот превращаются. Неудобно порой получается!.. Поздороваюсь бывало с кем, а там не рука, а трухля одна, ну и… пережимал часто. Отлеплял человек потом с недовольным лицом свои пальцы. И мне неловко. Я и подумать не мог, что рукопожатие у мужчины может быть вялым, или никаким. Таким же, как правило – вялым, никаким – и характер у человека обычно впоследствии оказывался. А тут, наоборот, – приятным знакомство получилось. И некоторая сила в руке у парня есть, а значит и характер. Мужчина!
– Нам тоже очень приятно познакомится и с вами, Евгений Павлович, и с ребятами… – оглядывая светящиеся глаза и лица ребятни, улыбаясь, добавила девушка. Вернее Валентина Геннадьевна.
– И с селом. – Подчеркнул Георгий Николаевич.
– И как вам… у нас? – вопрос задаю осторожно. Очень боюсь, не хочется разрушить приятное начало знакомства. Не спугнуть бы… гостей.
– Понравилось нам! – почти хором, счастливо улыбаясь, ответила за них детвора. Прозвучало это довольно двусмысленно. Но откровенно и бесхитростно. Понравились ребятам новые знакомые, учителя. Это видно.
– Да, понравилось! – обнимая облепивших их детей, так же улыбаясь, ответили гости. Тьфу, ты, гости… какие гости? Учителя. – Здесь хорошо. Спокойно.
– Раздольно… Есть где посидеть, подумать… – подчеркнул Георгий Николаевич.
– Да уж в этом у нас недостатка нет. На все триста шестьдесят градусов вокруг.
Дальше выяснилось, что Георгий Николаевич закончил физико-математический факультет, с такой же специальностью. А его жена, Валя, она литератор. Закончила филологический факультет. Оба знают английский язык. Валентина Геннадьевна к тому же закончила музыкальную школу по классу фортепиано, любит театр, а Георгий Николаевич, разную технику, и туризм. Такой вот приятный букет интересов и возможностей для нас вдруг подобрался. Просто подарок. Удачный набор.
– И вы, значит, – я осторожно продвигаюсь к главному. – Приехали сегодня посмотреть, а потом уж и решать. Да?
– Да, но…
– Мы уже всё решили, Евгений Павлович. – Сияя глазами, за обоих ответила Валентина Геннадьевна.
– Уже и дом себе подобрали. Нам Митронов Василий Кузьмич показал.
– И дом?!
– Да! Там и сарай есть и двор большой, и речка не далеко.
– Это хорошо. Это здорово! – Я ещё не верю упавшему на нас счастью, переспрашиваю. – И вы, правда-правда решили? Не передумаете?
– Что вы, нет! Ребята-то здесь, смотрите, какие хорошие. Просто талант все. Мы уже и спектакль один с ними решили подготовить. Выбрали. Пробуем вот… – похвастала режиссёр. – К ноябрьским праздникам и покажем. Да, ребята?
– Да! Покажем. Конечно…
– Только там некому роль играть генерала. Вот! – С высокой обидой в голосе заявил Тонька. – Они меня назначили. А я таким быть не хочу. Да и маленький я для генерала.
– Как некому? А что там такое? – с интересом спрашиваю. Надо Тоньку поддержать, помочь парню.
– Никто не хочет, Евгений Павлович, – многозначительно кивнула Валентина Георгиевна. – Там образ не очень приятный, скорее отрицательный.
– Ну и что? – непонятно от чего настаиваю я. Настаиваю, а сам удивляюсь, чего это я полез в психологию работы над ролью. Я ведь никогда… – Я слышал, у нас все сейчас профессиональные актёры в стране с удовольствием играют такие роли. Говорят, отрицательные роли даже интереснее играть, чем положительные… Или нет?
– Так, конечно, но… – заметила режиссёр, пожимая плечами…
– А Палыч пусть и сыграет. Он в армии служил, и вообще… Всё может. – Неожиданно предлагает Толян. Федот, по роли который.
– Я?! – Изумляюсь вполне искренне. Я ведь совсем этого не хотел. Ещё и подумают, что напросился. Я же просто поддержать ребят хотел, да и вообще, не актёр я. Ни в одном спектакле – на сцене – я не участвовал. Может, в жизни только. Кстати, и не тянуло на сцену никогда. И вот…
– А что, Евгений Павлович, может, действительно попробуете, а! Не бросать же из-за этого спектакль! – По-свойски подмигивает мне Георгий Николаевич. – Возьмётесь? Я вот, тоже неожиданно в актёры попал. Если времени не будет слова выучить, можно и по бумажке.
– Да он выучит, – выкрикнул Мишка. – Запросто. У него память, знаете какая! Как в Пентиуме. Мы поможем…
– А ты кого там играешь? – пряча неловкость, выигрывая время, спрашиваю Мишеля.
– Я? Царя! – легко отвечает Мишель.
– А давайте попробуем. А, Евгений Павлович? – предлагает режиссёр.
– Давайте! – вопит за меня ребятня… – Конечно! Дядь Женя, давай…
– Ну, если только попробовать… – мнусь я, понимая уже всё, попался, как кур в ощип. Тут же вспомнились строки: «Пошлют на медведя – пойдёшь на медведя. А куды деваться, надо, Федя!» – Ну, если надо… – Говорю…
Обрадовано продолжая, детвора – довольные, хором прокричали:
«Надо, Федя!.. Или дичь и рыба, или меч и дыба!»
И вновь все дружно рассмеялись. «Ой, есть контакт у них! – с удовольствием отмечаю. – Есть! Очень это хорошо! Славно!»
– Тогда вот с этого места и попробуем. Проведём пробу, – говорит Валентина Геннадьевна, протягивая мне пару листков, попутно указывая на строку. – Мишель, вернее царь говорит последнюю строку… И вот здесь – ваши слова…
Мишка, он царь, мастерски выговаривает мне по тексту, будто я действительно перед ним сильно провинился. Да правдиво так выговаривает, я аж внутренне поёжился:
Докладай без всяких врак, почему на сердце мрак?
Я желаю знать подробно: кто куды, чаво и как?
– Палыч, сейчас твои слова! Говори! – Заинтересованно подсказывают зрители. – Ну!.. «Был я даве…»
– Сейчас? – Спрашиваю, а сам ловлю себя на том, что взволновался вдруг, пожалел опять, зачем ввязался…
– Да, сразу после слов: «…кто куды, чаво и как». Говори.
Был я даве у стрельца…
Читаю, и не узнаю свой голос, не мой вроде,
…у Федота удальца.
Как узрел его супругу, так и брякнулся с крыльца!
Зрители на это «событие» весело рассмеялись, и я вместе с ними. Конечно, смешно. Смысл и слова очень задиристыми мне показались, и необычайно колоритными, выразительными: куды, чаво, даве, узрел, брякнулся… Красивые слова, вкусные. В них особая выразительность звучала. Как это, например, в пении – есть голоса громкие, но плоские, а есть голоса наполненные обертонами, то есть разными сочными красками, как букет полевых цветов. Современные слова заметно беднее, механистичнее, совсем плоские. А эти – просто песня!