[269]. При этом следует помнить, что Япония – это страна солнца, страна Фусо, а свет солнца ярче лунного, его век намного длиннее (век луны – 8 лет, а век солнца – 5500). И в течение этого времени свет, исходящий с востока (свет, исходящий из Японии) будет рассеивать тьму[270]. Таким образом, Нитирэн преодолевал уничижительную характеристику Японии как страны с просяное зернышко и вводил вместо понятия размерности положительные параметры «яркости» и «продолжительности», по которым Япония превосходит другие страны.
Интересный материал по эволюции образа Японии несет картография. Надгосударственный характер буддийского вероучения получил отражение в том факте, что единственным типом «карты мира», распространенным в японском Средневековье, были «географические» карты, отражающие буддийскую космологию. Они получили название «карты пяти Индий» (готэндзику). Первым изображением Джамбудвипы на бумаге считается «карта пяти Индий», принадлежащая кисти монаха Дзюкай (родился в 1297 г.). Изображение в форме повернутого вниз своей острой частью яйца представляет собой разделенную на пять частей (центр, север, восток, юг, запад) «Индию» с нанесенными названиями стран (их контуры совершенно условны) и географических пунктов, которые основаны главным образом на произведении Сюань-цзана «Записки о западных странах, [составленные в правление] Великой [династии] Тан» (646 г.)[271]. Эта «карта» является несколько подправленным вариантом изображений, распространенных в Китае. Такие изображения считались на Дальнем Востоке священными и служили объектом для поклонения и медитации. В отличие от китайских прототипов на карте Дзюкай не обозначена Корея, вместо нее в северо-восточном углу помещено условное изображение Японии. Таким образом, данный тип картографических изображений тоже отводил Японии место на периферии населенного людьми буддийского мира.
В то же самое время буддийская «картографическая» мысль позиционирует Японию и как идеальное место для бытия вероучения. Мудзю Итиэн писал: «Земля наша и сила этого учения таковы, что соответствуют друг другу, и страна может и должна быть для него соразмерной землей», доказательством чего является ее форма, повторяющая очертания токко (санскр. ваджра, предмет буддийского ритуала, рукоять с двумя разнонаправленными лезвиями, символизирует победу истинной веры над неведением)[272]. На несколько более поздней карте Японии мы также видим графическое воплощение идеи о том, что территория страны действительно могла восприниматься в позитивном ключе. На этой карте, которая носит условное название «карта Сюгайсё» (конец периода Камакура)[273], имеется подпись, которая гласит, что: 1) эта карта была нарисована «бодхисаттвой Гёги» (668–749, известнейший проповедник буддизма); 2) по своим очертаниям Япония напоминает токко и крышу буддийского храма, вследствие чего Закон Будды в этой стране процветает, она богата золотом, серебром, медью и железом, а урожаи в этой стране высоки[274]. То есть мы видим, что на этой «карте» зашифрованы не столько географические факты, сколько их буддийская интерпретация: ее истинная цель – доказательство того, что Япония является идеальным буддийским государством. Действительно, по сравнению со значимыми для Японии государствами (Индия и Китай) буддизм в Японии процветал и пользовался поддержкой государства (дзэн-буддизм вообще являлся официальной религией сёгунатов Минамото и Асикага).
Карта Сюгайсё
В анонимном тексте начала XIV в. «Хатиман гудокин», посвященном культу бодхисаттвы Хатиман, утверждается, что вся территория Японии является проекцией идеального буддийского пространства, которое отражено в мандале (графическом отображении буддийской космографии): «восемь провинций Бандо [восточной Японии] суть восемь лепестков лотоса мандалы чрева, а девять Западного моря [Кюсю] – девять палат Мандалы Алмаза»[275]. Относительно горы Кацураги (расположена на границе префектуры Нара и округа Осака, священная гора горных отшельников, высота 959 м) декларируется: эта гора соответствует Алмазной горе (символизирует крепость и победоносность буддийского вероучения), а «сосновые леса на ее вершине, имея тысячелетний цвет, означают добрый знак моления о благоденствии императора»[276].
Автор исторического сочинения «Нихон рякки», составленного на рубеже XVI–XVII вв., утверждает: «Пять провинций района Гокинай [пять центральных провинций, примыкающих к столице Киото] обозначают пять Индий. Семь провинций района Токайдо соотносятся с семью буддами прошлых миров. Восемь провинций района Канто соотносятся с восьмью лепестками лотоса Тайдзокай. Шесть провинций района Нанкайдо похожи на шесть ипостасей Каннон [бодхисаттва Авалокитешвара] на горе Фудараку [санскр. Поталака, гора в южной Индии – обиталище бодхисаттвы Каннон]. Восемь провинций района Санъиндо обозначают восемь лепестков лотоса Конгокай. Восемь провинций района Санъёдо обозначают восьмерых великих детей, [рожденных богиней солнца Аматэрасу и богом бури Сусаноо]. Девять провинций района Сайкайдо соотносятся с девятью звездами [яп. Куёсэй, этот термин заимствован из буддийских сочинений, обозначает Солнце, Луну, Марс, Меркурий, Юпитер, Венеру, Сатурн, Раго; санскр. Раху – демон затмений, первая звезда неба, «пожирающая» солнце и луну; Кэйто, последняя, «роковая» звезда неба]. Семь провинций района Хокурику обозначают семь поколений небесных божеств [синто]. Итого 66 провинций»[277]. Таким образом, само созерцание карты Японии является актом священным, поскольку эта карта служит одновременно путеводителем по буддийской вселенной.
Преодоление катастрофизма сознания осуществлялось не только с помощью чисто буддийской аргументации. Синтоизм тоже внес в этот процесс большой вклад главным образом с помощью концепции о том, что Япония – это страна божеств, страна, находящаяся под их надежной защитой.
Даже буддист Нитирэн не отвергал синтоистский миф о сотворении территории Японии: он тоже полагал, что ее земля создана Идзанаги и Идзанами. В его трактовке Япония первоначально представляла собой «море грязи», в связи с чем эти божества отколупывают от горы Сумеру куски, бросают их в «тростниковую равнину», в течение семи дней поливают это место огненным дождем, в результате чего и образуется твердь. Поэтому-то Япония является «божественной страной». Если почитать на этой земле будд, то страна достигнет процветания[278]. Иными словами, первоначальная деятельность синтоистских божеств, их творение выступают необходимой предпосылкой для достижения страной благополучия.
В мыслительных построениях самураев божественность Японии служила объяснением того, что японцы – мужественные воины. Когда Тоётоми Хидэёси (1537–1598) отправлял на Корейский полуостров военную экспедицию, конечной целью которой являлось покорение Китая, один из воинов записывал в своем дневнике: да, Япония – остров крошечный (буквально «один волосок на девяти коровах»), но это страна мужественных божеств, их мужественность передается и людям, и по показателю мужественности Япония превосходит другие страны, доказательством чего является завоевательный поход Дзингу Кого на Корейский полуостров, предпринятый ею в глубокой древности. Именно поэтому Япония никогда «не подчинялась» другим странам[279].
В японской культуре момент начала, зарождения обладал высочайшей бытийной ценностью, что было обусловлено живым состоянием синтоистского мифа. Момент начала воспринимался как определяющий для всего будущего развития, внушал оптимизм, служил гарантией того, что любые трудности могут быть преодолены. Размышления о Японии и ее территории подтверждают это заключение. В 1332 г. монах Дзихэн уподобил буддизм (его историю) дереву. Семя, из которого оно выросло, было посажено в Японии. Его ветви и листья – это Китай. Цветы и плоды – Индия. Опав, они возвратились к корням, т. е. в Японию. Развивая это положение, Ёсида (Урабэ) Канэтомо (1435–1511) со ссылкой на принца Сётоку-тайси утверждал: индийский буддизм – это цветы и плоды мира, конфуцианство – его ветви и листья, а синто – корни и основа, из которого и произрастает многообразие мира[280]. Таким образом, Дзихэн и Канэтомо подчеркивали хронологическое первенство Японии и утверждали, что основы буддизма произрасли на японской почве. Несмотря на разницу в подходах между Нитирэном и Канэтомо, оба они отводили Японии главную роль в своей картине мира. Оба они рассматривали территорию Японии как идеальное место для проведения соответствующих их воззрениям ритуалов, которые служат основой процветания страны.
Первое именование Японии «страной богов» («божественной страной», синкоку) встречается еще в «Нихон сёки»[281]. Однако впоследствии такое именование на какое-то время почти исчезает из письменного оборота. Разумеется, моления синтоистским божествам продолжались, но эти моления являлись частью магической стратегии государства, в которую входили и буддизм, и даосско-конфуцианский комплекс. Поэтому с тем же самым основанием Японию можно было назвать и страной буддийской, и страной Конфуция. Однако именно синтоистский миф служил главным средством легитимации власти, имевшей аристократическую природу. До тех пор пока власть реально принадлежала аристократам из Хэйана, определение страны (или же двора) как божественной встречается не столь часто, поскольку это подразумевалось по умолчанию.