– Не вини себя так. У каждого человека свой путь, кто-то проходит его быстро, а кому-то приходиться идти по нему до глубокой старости. Вот тебе, например, еще столько предстоит вынести, что гибель в огне пожара покажется наградой…
– Не пугай меня. Мне уже не страшно. Я просто в тюрьму идти за чужие грехи не хочу. Ты же видел сам эти листовки. Меня обвинили в поджоге буддийской святыни, а я этого не делал.
– Это сделал кто-то другой. Он же и тебя сделал виновным. Кому-то очень хотелось, чтобы ты стал скитальцем. Тот, кто это сделал, очень завидовал тебе.
– Чему завидовать, Хван? Кем я был, и кем стал?
– Ты был сильным человеком, им ты и остался, только должно пройти немного времени, чтобы ты сам в этом убедился…
– Немного? Это сколько? Я, как крот, живу в темноте, боясь днем появиться на улице, на содержании своего ординарца, который умудряется как-то зарабатывать средства, чтобы меня кормить. Что может быть позорнее для русского офицера?
– Русский офицер должен уметь не только воевать, но и выносить лишения. Душевные, в том числе. А Петруха как верный слуга обязан тебе помогать. Ничего позорного в этом я не вижу.
– Петруха не слуга мне. Он мой ординарец. Точнее, был ординарцем, когда я был офицером. А теперь я никто, для русских – дезертир, для китайцев – чужестранец с подозрительной биографией. Он вправе пойти и сдать меня властям, никаких обязательств у него передо мной не осталось. Однако он и доктор содержат меня, и я ничего не могу с этим поделать. Мне стыдно, Хван, понимаешь?
– Не понимаю, и не пойму. У вас, у русских, свои взгляды на природу вещей. И я никогда не разделял их, хотя с русскими мне приходилось и раньше делить кров.
– Ты жил в России?
– Недолго, да и было это давно… Так о чем же ты хотел поговорить со мной?
Ремизов и сам догадывался о том, что Хван жил в России. Пока старик не торопясь, разливал чай по маленьким глиняным чаркам, Павел Петрович вдруг подумал, а случайно ли он оказался в доме Хвана? Словно молнией его пронзила мысль о том, что пожар мог возникнуть не случайно, а лишь для того, чтобы Ремизов оказался в бегах. Кацебо давно склонял его к побегу… Ремизов вдруг отчетливо понял, что стал пешкой в чьей-то игре.
Но кто задумал эту игру? Кому и, главное, для чего понадобился раздавленный обстоятельствами русский офицер Ремизов. Однако отступать было поздно, и Павел Петрович решил достойно довести до конца начатый разговор.
– В Безеклыке жил мой давний знакомый, профессор Немытевский. Он синолог, много лет, да что там – всю жизнь он занимался изучением Китая. О твоей стране, Хван, он знал очень многое, столько, сколько и тебе неведомо. Совсем недавно он скоропостижно скончался. Можно сказать, у меня на руках. Умер от загадочной болезни. Высох как мумия. Горячо уважаемый тобой доктор Кацебо решил, что это последствие отравления. Возможно, он отравился какими-нибудь газами или веществами, которыми обрабатывались фрески из китайских монастырей. Он даже в Германию ездил, чтобы ознакомиться с тем, что написано на древних фресках, которые немцы вагонами вывозили отсюда.
– Да, немецкие ученые хорошо поработали на раскопках древних святынь. У нас не принято тревожить память усопших, а у европейцев свои взгляды на это…
– Так вот, Хван, мне бы хотелось поговорить с теми из местных китайцев, кто помогал Немытевскому. Где они были, что видели, хотелось бы узнать, где именно профессор работал?
Хван молчал, неторопливо попивая чай, как будто раздумывал, стоит доверять Ремизову или нет.
– Я слышал об этом странном человеке с горящими глазами. И могу найти людей, которые рылись в песках вместе с ним. Только зачем тебе нужны чужие тайны?
– Я всегда увлекался историей, а военным стал по прихоти родителей. Мой дед тоже был историком, а отец отдал меня в кадеты, чтобы не заниматься моим воспитанием. С Немытевским меня связывала дружба, основанная на общих интересах. Перед смертью он просил меня не бросать его дело… Пока я в Китае и поездка на родину для меня очень проблематична, почему бы не довести до конца начатое профессором дело? Вдруг мне повезет больше, чем ему?
– Скажи мне, что искал профессор, и я скажу тебе, сможешь ли ты это здесь найти.
– Он искал терракотовый список Чжана.
Реакция Хвана была неожиданной. От его китайского благодушия на лице не осталось ни следа. Он жестким, почти ледяным взглядом посмотрел в глаза Ремизову и спросил:
– Откуда ты знаешь о списке Чжана?
– От Немытевского разумеется. А почему ты так удивился? О нем знают многие синологи, не только русские, и многие пытались его найти, да и еще будут пытаться.
– Как, однако, европейцы охочи до наших тайн! Сначала выкрали секреты производства пороха и бумаги, потом вывезли коконы шелка, а теперь и до святынь добрались…
– Не хочу обижать китайцев, но согласись, многие свои секреты китайцы просто продавали по очень выгодной цене.
– Не соглашусь, их выведали хитростью. Впрочем, хватит об этом. Скажи, а что ты знаешь о списке Чжана? Только все без утайки расскажи, и я тебе кое о чем расскажу. Так что правда за правду.
Ремизов допил остатки своего чая и принялся рассказывать историю, которую много лет назад поведал ему профессор Немытевский.
Глава восьмая
Санкт-Петербург,
весна 201* года
То, чего так опасалась Наталья Истомина, подтвердилось. Она позвонила Гюнтеру, отругала его за невнимательность в отношении Марины, выслушала порцию оправданий и невзначай попросила выслать фото Штольца. Думала, проскочит, мало ли зачем ей понадобилось фото немецкого гражданина, но она не учла того, что Гюнтер и сам серьезно сомневался в своем партнере по проекту.
Пришлось рассказать ему все, что она знала о Хельмуте Штольце.
Гюнтер постарался и незаметно снял Хельмута на мобильный довольно близко и тут же переслал Порецкому. Миша сразу подтвердил, что этот человек ему хорошо знаком. Не с самой лучшей стороны… Он отправил Гюнтеру СМС: «Советую вам не сообщать ему, что мы с вами знакомы. А вот опасаться его очень даже стоит».
Естественно, Наталья об этом Марине рассказывать не стала. Зачем ее расстраивать? Лишние переживания подруге в ее положении ни к чему. Но сама она никак не могла успокоиться. Наталья с трудом дождалась, когда в конторе появился Миша Порецкий.
После того, как он сам женился на француженке с русскими корнями Марион Маккреди и стал отцом очаровательной малышки Наташеньки, тему смешанных браков он стал принимать близко к сердцу. Наталья специально познакомила Мишу с Гюнтером, чтобы у того всегда под рукой был знакомый адвокат с опытом работы в области международного права. Наталье очень хотелось, чтобы жизнь подруги побыстрее наладилась. Вот только она даже и предположить не могла, что услуги Миши понадобятся ему так скоро, и не в области бракоразводных процессов, а фактически в области уголовного права.
Миша влетел в ее кабинет слегка помятым и озабоченным. Об этом свидетельствовал пластырь на левой щеке и красные, воспаленные от недосыпания глаза.
– Порецкий, бандитские пули изрешетили твое мужественное лицо? – попыталась пошутить Наталья, но ее собеседнику было не до шуток.
– Читай! – он положил на стол перед Натальей распечатку какой-то статьи на немецком языке.
Наташа протянула руку, взяла листы и первая же фраза, которая бросилась ей в глаза, заставила ее выронить распечатку на пол.
«В деле убийства известного польского коллекционера раритетов Кацебовского, над которым третий месяц безрезультатно работает полиция города Вроцлава, наконец-то появился первый, и пока, единственный подозреваемый. Им является гражданин Германии Хельмут Штольц, который в настоящее время в составе сомнительной археологической экспедиции, организованной при содействии ученых из Кельнского университета путешествует по Китаю. Связаться с подозреваемым № 1 господином Штольцем нет никакой возможности…»
Давно не испытывала Наталья такого ужаса от прочтения обычной газетной статьи. Она подняла на Порецкого глаза и поняла, что дело слишком серьезное.
– Наталья, Марина немецкий язык хорошо знает?
– Не очень. Хотя со словарем переводить может.
– Если ей эта заметка попадется на глаза, сама понимаешь… Позвони ее матери и скажи, чтобы она ее к компьютеру какое-то время не подпускала.
– Как не подпускала? Маринка ведь работает, пишет что-то постоянно…
– Вот-вот, а беременным очень вредно за компьютером сидеть. Ну, придумай что-нибудь, напугай старушку, что прочитала какую-нибудь статью о вреде излучения.
– Хорошо, позвоню. Ты с Гюнтером созванивался?
– Нет, конечно, в статье четко написано «связаться с подозреваемым № 1 …нет никакой возможности!». Они где-то на раскопках, в горах, в пещерах, в общем, они там, где нет связи. Штольц все рассчитал заранее. Он смылся из Германии очень грамотно. Но это еще не все. Самое страшное впереди. Статью можешь не читать, я тебе сам перескажу. У Кацебовского после убийства кое-что пропало… Фрагмент терракотовой фрески, который в семье коллекционера хранился очень давно. Больше ничего не пропало, только этот фрагмент, представляешь?
– Угу, значит, Кацебовского убили из-за куска фрески? Дикость какая-то…
Порецкий присел на край стола и потянулся за чашкой кофе, который она не успела допить.
– Всю ночь сидел за компьютером. Отправил девчонок во Францию. Пусть дедушку своего навестят, погреются на солнышке. Так что теперь кормить меня некому. Возьми на довольствие, дай бутербродик.
Наталья протянула ему свой «тормозок», который прихватывала из дома, потому как тратить обеденное время на очередь в кафе ей всегда было жалко. Глядя, как жадно Миша поглощает бутерброды с колбасой, она вдруг почувствовала легкую тошноту. А вдруг в это самое время Хельмут убивает Гюнтера?
– Ой, Миша, мне очень страшно! Надо что-то делать, как-то предупредить Гюнтера.
– Мы его уже, к счастью, предупредили. Он осторожный человек. Станет приглядываться к Штольцу. И потом, ты же сама говорила, что его в этом человеке что-то насторожило. Значит, спиной к нему он поворачиваться не станет. Налей еще кофе, только горячего.