Еще студентом Гюнтеру случалось бывать в Китае. Вернулся в Германию, охваченный порывом написать об этом путешествии статью в университетский вестник. Написал и, как выяснилось, нашел свое истинное призвание – стать ученым-исследователем. После этой публикации он стал местной знаменитостью. На всех семинарах и конференциях имя Гюнтер Зоммер стояло в числе самых первых выступающих. Его захватила такая жизнь, захватила романтика профессии. Пожалуй, из всех выпускников только они с Кларой стали серьезными исследователями, учеными, остальных раскидало по жизни. Кто-то преподает в школе, кто-то ушел в бизнес или поступил на службу в муниципалитет. А «смешная парочка» – именно так называли их в университете – осталась верной профессии до конца.
До конца… Сколько осталось времени до этого самого конца. Умирать совсем не хочется. Но пессимистическое настроение никак не покидало Гюнтера. Предчувствие беды, казалось, витало в воздухе. В чистом, горном воздухе, где-то на краю земли и неба.
Глава третья
Чен вел машину, не останавливаясь, уже часов пять. Хельмут давно просил его где-нибудь припарковаться и перекусить, но Чен, казалось, не слышал его настойчивых просьб.
– У меня сейчас лопнет мочевой пузырь, глуши мотор, – Хельмут решил силой остановить Чена и попытался вырвать у него руль. Но тот лишь рассмеялся, оттеснив локтем Штольца.
– Потерпи минут десять, скоро мотель.
«Сумасшедший придурок, псих, – Штольц мысленно последними словами ругал Чена, – черт меня дернул связаться с ним. Теперь я полностью зависим от него, а ждать от этого психопата можно все что угодно. Совершенно непредсказуемый тип».
Вскоре, действительно, показался небольшой мотель, более похожий на казарму, чем на гостиницу. Здесь имелась автозаправка, небольшой магазинчик и, о счастье, туалет, в общем, настоящий оазис цивилизации в глухой китайской провинции.
Как только автомобиль остановился, Штольц бросился к одиноко стоящему туалету, на ходу расстёгивая ремень. Достав карту местности, Чен прикинул, что ехать им еще часа четыре, если не сбавлять темпа. Добраться нужно до темноты, иначе можно заблудиться. Оглядевшись, Чен заметил, что к зданию магазина примыкает небольшой крытый навес с тандыром, откуда доносились умопомрачительные запахи жареного мяса.
Чтобы не тратить время, Чен заказал себе и Штольцу баранину на лепешке, приправленную помидорами и специями, потом подумал и заказал еще десять порций для пленников и их похитителей и велел хозяину поторапливаться. Юркий йугур – представитель самой многочисленной народности Синьцзяна – от радости, что получил такой большой заказ, летал без остановки от разделочного стола к тандыру, не скупясь на специи для блюда и улыбки для посетителей.
Когда счастливый и умиротворенный Штольц вернулся из туалета, Чен уже сидел за легким столиком, а рядом суетился счастливый продавец, он же повар, он же официант. Чен спросил, как идет бизнес, много ли народу бывает на этой заправке? На что уйгур ответил, что людей здесь бывает мало. Спросил Чен и о том, не приезжал ли к ним на заправку недавно высокий плечистый мужчина европейской внешности, говорящий по-немецки?
– Нет, европейцев здесь давно не было. С месяц назад была группа археологов, но говорили они между собой на английском языке, немецкой речи я здесь давно не слышал.
– А ты что, языки знаешь? – удивился Чен.
– Конечно, я же где работаю? – возмутился уйгур. – В самом просвещенном месте Синьцзяна! Где же повсюду не простые туристы, а ученые. Здесь и отец мой работал, и дед. И сын, когда подрастет, здесь же будет работать.
– Неужели, такое бойкое место? Что-то не видно, чтобы здесь люди толпились?
– Бизнес мой идет так себе, за то когда приезжают люди ученые, они мне за мои рассказы такие деньги платят. Месяц можно тандыр не разжигать…
Чен задумался. Похоже, уйгур может оказаться весьма полезным человеком.
– А что ты такое необычное знаешь, за что ученые люди, как ты говоришь, тебе деньги большие платят?
Юркий уйгур хитро улыбнулся, сверкнув золотым зубом:
– Дорогой, ты мне только за еду заплатил, за мои рассказы совсем другая цена.
Тут в разговор, который шел на китайском языке, вступил ничего не понимающий Штольц:
– Чен, я тебя не понимаю. Сначала ты летишь по трассе, как ужаленный, пять часов без остановки, а потом вдруг пускаешься в рассуждения с местным аборигеном? Может, все-таки, двинемся в путь? Я свою лепешку съел, а ты еще и не притрагивался к еде.
– Тут мне товарищ поведал историю о том, как он денежки зарабатывает…
– А у тебя что, с финансами проблема? Подработать решил?
– Этот хитрый типчик многое знает… Прихватить бы его с собой.
– Ты, Чен, совсем спятил? – терпению Штольца, казалось, наступил конец. Он готов был уже придушить Чена за его выходки.
– Нет, Штольц, я вполне адекватен. В Китай я приехал не на прогулку, а по делу, о котором давно мечтал. Чтобы его довести до конца, мне нужны помощники. Ты, например, оказался хреновым помощником. Наследил так, что теперь объявлен в розыск… А ведь без Кацебовского фрагмент фрески трудно прочитать… Еще неизвестно, смогут ли Клара и Гюнтер разобраться в том, что там зашифровано. Кацебовский, скорее всего, уже был близок к тому, чтобы разобраться в этих древних каракулях, а ты его взял и замочил.
– Да не прикасался я к нему… Просто Верзила перестраховался, как бы тот тайком не включил сигнализацию. И вообще, Чен, ты меня в темную используешь. Я твоей затеи до конца не знал, и знать не собираюсь. Ни к чему мне лишняя информация, за которую я могу и своей головой поплатиться. А мне еще пожить охота. Красиво пожить, богато, как ты жил в России. Слушай, а я ведь так и не могу вспомнить твоей настоящей русской фамилии…
– И не вспоминай, осторожный ты мой, целее будешь. Ладно, заводи мотор, теперь ты за руль садись, а я подремлю немного.
Уйгур упаковал теплые сочные лепешки с мясной начинкой в коробки, затем уложил их в пакет и поверху обмотал их куском войлока. Сам уложил в багажник машины, добавил еще туда две канистры с водой.
– Без воды вам в степи туго придется. Возьмите, не помешает.
Чен дал ему за все труды и старания стодолларовую купюру, пообещав вернуться и послушать рассказ.
– Вернешься. Дорогой, обязательно вернешься. Я ведь знаю, куда ты едешь и зачем. Ты не первый, и не последний европеец, кто ищет ее… Имей в виду, что я хороший лекарь. Травами лечу, массаж знаю. Мало ли что в дороге может случиться… Теперь знаешь, куда за помощью можно ехать.
Чен внимательно посмотрел в глаза уйгуру и вдруг испугался… Взгляд его узких глаз, казалось, прожигал насквозь.
– С чего ты решил, что я европеец?
– Я же не слепой. Врачи, конечно, постарались на славу, но я знаю, что ты русский. Не немец, как твой напарник, а именно русский. Больше нам не о чем говорить. Уезжай. Когда вернешься, мы еще поговорим.
Штольц ударил по газам и рванулся с места. Ему страшно не понравился этот заботливый торгаш, который таким странным образом повлиял на Чена своими разговорами, суть которых Хельмуту была неясна. Он пристальным взглядом провожал отъехавшую машину, а растревоженный встречей с уйгуром Чен, обернувшись, долго смотрел на одиноко стоящую фигуру юркого китайца, пока он не скрылся из вида.
Солнце палило нещадно, и это было удивительно. В апреле обычно в этих местах еще не бывает такой почти июльской жары, но чем дальше в степь уходила дорога, тем становилось теплее. А еще вчера Штольц изнывал от тоски, глядя в мутное гостиничное окно на серое затянутое тучами небо и слушая, как капли дождя выбивают по стеклу свою невеселую мелодию.
Чен откинулся на спинку кресла и сделал вид, что спит. Хотя встреча со странным уйгуром рассеяла последние остатки сна.
После того, как Чен сделал операцию, ни один человек не усомнился в том, что он китаец. Язык он выучил хорошо, заплатив своему учителю приличную сумму не только за знание языка, но и отдельных диалектов, распространенных в Синьцзяне. В косметологической клинике тоже пришлось раскошелиться, чтобы получить то, что он хотел – лицо китайца. Ему даже пришлось пропить курс каких-то пилюль и пройти курс загара в солярии, чтобы кожа приобрела нужный оттенок. На что только не отважишься ради исполнения мечты…
Мечты, мечты. Когда-то он уже был близок к исполнению самой заветной мечты всей своей жизни, но закончилось это плохо…
Теперь, поменяв внешность, образ жизни, среду обитания, Чен приступил к реализации своей второй мечты, которая ему также не давала покоя несколько лет. Вот такой он человек, русский человек с лицом китайца, которому привычная размеренная жизнь состоятельного человека не по нутру, ему нужна другая, полная приключений и опасностей. Без адреналина, как без воздуха. Чен, пребывая в раздумьях о своей нелегкой судьбе, заснул и открыл глаза только тогда, когда Штольц резко ударил по тормозам. «Хреновый водитель, однако, этот немец», – подумал Чен, открывая глаза. И тут же снова закрыл их, проваливаясь в небытие от полученного удара по голове.
Глава четвертая
Миша Порецкий с трудом разлепил глаза, чтобы можно было дотянуться до будильника и отшвырнуть его куда-нибудь подальше. Жену с ребенком он отправил к родственникам во Францию, в глухую провинцию, на свежий воздух, а сам последние недели буквально жил в архивах, доступ к которым ему сделал Мазуров. Он перечитал тонну документов, всевозможных отчетов, писем и даже пару раз натыкался на доносы, но все никак не мог разыскать самого главного – хоть какой-то информации о Павле Петровиче Ремизове.
Не мог такой человек взять просто так и потеряться. Ну, никак не мог. Конечно, кое-что ему удалось найти. Так, он наткнулся на упоминание о том, что Ремизов вернулся в Россию и стал служить в Красной армии. Ему помогли восстановиться в армии и получить довольно высокий чин родственники Немытевского, на дочери которого, Ольге, он женился после возвращения из Китая. Оказалось, что сам Луначарский активно вступился за него, а авторитет интеллигентного и дипломатичного наркома в то время был непререкаемым.