Профессор оказался более ответственным и предусмотрительным, чем я, и перебросил нас максимально близко к потенциальному укрытию. Если бы он со свойственной всем учёным рассеянностью проигнорировал прогноз Синоптика, боюсь, эта ночь стала бы для нас последней.
– Быстрее! – заорал я, почти не слыша своего голоса, и, хотя перед глазами ещё плавала белёсая муть, рванул к спасительной деревне.
Байкер и Настя не отставали, они бежали чуть позади. Я слышал их хриплое дыхание и топот ног.
Громко пиликнули и вырубились ПДА. Резкий выброс аномальной энергии буквально выжигал изнутри начинку работающих приборов. Как только анализаторы наладонников улавливали внезапное повышение уровня опасного излучения, срабатывала защита, и устройства автоматически выключались.
К счастью, у меня с собой был небольшой запас болтов, да и молнии – предвестницы близкого выброса – помогали. Когда мы преодолели почти половину пути, очередная яркая вспышка вырвала из темноты исходящую зеленоватым паром большую лужу «студня» под засохшей сосной. Спустя десять секунд ещё одна молния помогла заметить «паутину». Серебристые нити ловушки дрожали между растущими близко друг к другу кустами шиповника.
Брошенные наудачу болты чаще всего бесследно исчезали в ночи, но один раз впереди сильно жахнуло, и меня обдало упругой волной воздуха от разрядившейся «юлы», а возле околицы к небу с рёвом взметнулся высокий столб гудящего пламени.
Мы ворвались в деревню, когда молнии засверкали одна за другой, а гром загрохотал без передышки. К этому времени на небе уже появились похожие на языки пламени красные, жёлтые и оранжевые разводы. Они указывали на скорое начало выброса. «Если мы в ближайшие тридцать секунд не спрячемся, нас уже ничто не спасёт!» – в панике подумал я.
Дома в деревне мало подходили для укрытия: чёрные стропила с обломками обрешётки и уцелевшими кое-где листами шифера, гнилые, местами рассыпавшиеся в труху срубы. Прятаться в них – всё равно что пережидать выброс на улице. Мы со всех ног бросились к единственному кирпичному зданию в деревне.
Широкий и длинный гаражный бокс машинно-тракторной станции стоял в стороне от покосившегося ствола водонапорной башни без резервуара. Изъеденный коррозией железный бак лежал на боку, упираясь огрызком сливной трубы в землю, метрах в двадцати от инженерного сооружения. Внутри него росли гнущиеся под порывами ветра деревца, а возле уцелевшего фрагмента наружной лестницы искрил молниями довольно большой «разрядник».
Я бросил гайку с привязанной к ней ленточкой. Вильнув белым хвостом, ржавая железка скрылась в тёмном проёме распахнутых настежь ворот. Чисто! Ни грохота взрывов, ни треска молний, ни гудения пламени.
Близкий выброс давал о себе знать сильной болью в висках. Чувствуя, что голова вот-вот лопнет, а ноги в любую секунду откажутся меня держать, я на одних лишь морально-волевых запасах организма залетел в гараж. Пробежал ещё несколько шагов и упал на колени возле кабины древнего «газика», хватая ртом воздух, как вытащенная на берег рыба. Глубокое дыхание немного помогло справиться с ощущением нарастающей тошноты.
Хоть в гараже и не было окон, сквозь раскрытые ворота попадало достаточно света от непрерывно сверкающих молний. Краем глаза я видел, что Настя и Байкер тоже держались из последних сил. Они тоже дышали тяжело, как загнанные лошади, а Байкер ещё и отплёвывался, мотая головой.
Старый грузовик стоял над смотровой ямой, опираясь на пол спущенными колёсами. Сначала я хотел пролезть под его рамой с остатками кузова (обломки досок несли на себе следы чудовищных когтей) и укрыться в ремонтном колодце, но вовремя заметил поднимающиеся со дна зеленоватые испарения. Глубокую нишу в полу облюбовала кислотная аномалия, так что прятаться там было бы абсолютным безумием с моей стороны.
Байкер первым полез вглубь гаража, туда, где стояли тракторы и всякие прицепы к ним. Мы с Настей поползли за ним и, прежде чем выброс обрушил всю свою мощь на Зону, оказались в относительной безопасности. Я понял это по той простой причине, что терзающая виски боль несколько утихла, а тошнота перестала волнами подкатывать к горлу.
Глава 11Соседи
Слепая ярость стихии набирала обороты. Грохот усилился, молнии, казалось, уже сверкали не в небесах, а на земле. Складывалось впечатление, что все электрические аномалии Зоны собрались вокруг нашего укрытия и пустились в неистовый пляс. Ярко-голубые разряды то и дело сменялись огненными вспышками. Стены гаража тряслись, жалобно стонали полотнища распахнутых ворот, с потолка сыпались серые хлопья: не то скопившаяся в щелях между плитами сажа и пыль, не то остатки побелки.
Стоило выбросу достичь пика, мою голову снова пронзила тупая боль, перед глазами поплыли разноцветные круги, а к тесно сжатым зубам прихлынула горячая кислятина. Известно немало случаев, когда сталкеры, прячась от катаклизма в недостаточно защищённых местах, оставались в живых, но при этом превращались в зомби. Я пока не горел желанием стать живым мертвецом, а потому с трудом протолкнул в себя тошнотворный ком, схватил Настю за шиворот (незадолго до этого она потеряла сознание) и пополз вместе с ней подальше от входа. Байкер из последних сил перебирал рядом коленями и локтями.
Мы кое-как добрались до полуразобранного трактора. (Видимо, незадолго до эвакуации сельхозтехнику решили капитально отремонтировать, сняли с неё всё дополнительное оборудование и двигатель.) Чёрная туша мотора с торчащими в разные стороны изогнутыми трубками и резиновыми шлангами темнела возле заднего колеса, упираясь крыльчаткой вентилятора в стальную петлю дышла. Сама тракторная телега правым бортом вплотную прижималась к задней стене гаража.
Под высокой рамой прицепа сидели трое плечистых мужиков. Они о чём-то невнятно бормотали, как будто молились. Сюда свет от молний не доставал, так что лица незнакомцев были не видны.
– Здоров, мужики, – прохрипел я, подтягивая за собой Настю. – Мы тут выброс с вами переждём, лады?
Сталкеры ничего не ответили, только один из них повернул ко мне гладкую, как бильярдный шар, голову. У него под подбородком что-то мотнулось. Борода, наверное.
Байкер щёлкнул кнопкой фонарика (мы выключили их, когда автоматически отрубились ПДА). Тусклый свет налобника выхватил из темноты старого матёрого самца (на возраст и опыт указывало большое количество уродливых шрамов по всему телу и голове твари) и двух молодых сушильщиков. Мутанты, сильно ссутулившись и разведя в стороны согнутые ноги, сидели на цементном полу с тёмными следами масляных пятен, положив локти на колени. Когтистые пальцы длинных рук свисали вниз, практически касаясь широких трёхпалых ступней с не менее острыми когтями. Щупальца с бугорками присосок едва заметно шевелились. Если бы не тихое бормотание и не сверкающие в свете фонарика глубоко посаженные глаза, я бы подумал, что монстры спят.
– Ох, ё! – хрипло булькнул Байкер и осторожно потянулся к «абакану» за спиной. Видимо, решил, что от дробовика здесь будет мало пользы.
– Даже не вздумай! – прошептал я, следя за мутантами. Один из сушильщиков, тот, что был ближе к Байкеру, шевельнулся и тихо зарычал, приподнимая верхние щупальца.
Заметив краем глаза большую чёрную кучу возле ржавого плуга, я покосился в ту сторону. Куча оказалась застарелым помётом сушильщиков. Похоже, у них здесь было гнездо. Они спокойно коротали тут выброс, пока мы незваными гостями не вломились к ним в дом.
Я осторожно повернул голову к Байкеру и еле слышно произнёс:
– Видишь кучу?
– Какую? – шепотом спросил Байкер.
– Вон ту, – я взглядом указал на помёт рядом с ним.
– Ну, вижу, и чё?
– Это их помёт. Мажь себе на руки и на лицо, пока не сожрали.
– Ещё чё удумал?! Сам дерьмом мажься! Я их ща постреляю – и все дела.
– Дурак! – прошипел я, тараща глаза. – Ты своей стрельбой всех нас погубишь. Если и убьёшь, то всего лишь одного, двое других нас на тряпки порвут. Мажь, кому говорю, пока я их на себя отвлекаю.
Байкер недовольно заворчал, но всё-таки осторожно протянул руку. Молодой сушильщик рыкнул чуть громче, но, когда увидел, что Байкер отколупнул от кучи большой кусок и начал размазывать его по лицу, замолчал, с интересом наблюдая за сталкером.
Воздух наполнился острым запахом со слабыми нотками аммиака.
К тому времени пик выброса уже миновал. Снаружи сверкало и гремело не так сильно и, кажется, пошёл дождь. А может, это шелестела листвой растущая в створе между ворот рябина.
Стараясь не сводить глаз с мутантов, я осторожно подтянул к себе ноги, потом встал на колени, а затем сел, как монстры. Ни дать ни взять – урка на нарах.
В голове словно переключился какой-то тумблер, и я вдруг понял, что смогу найти с мутантами общий язык, – главное, вести себя спокойно и не провоцировать их резкими движениями.
Старый сушильщик был на голову выше молодняка и шире в плечах. Он подался ко мне, издавая череду шипящих и щёлкающих звуков. Я ответил ему тем же, где-то на уровне подсознания понимая, что тот сказал. Получалось, вроде как говоришь на иностранном языке, одновременно прокручивая в голове ту же фразу на русском. Смысл сказанного мной сводился к тому, что мы пришли с миром и не хотим причинять зла. Переждём выброс и сразу уйдём.
Матёрый самец снова зашипел и защёлкал, на этот раз уже обращаясь к сородичам. Те тоже издали какофонию странных звуков, а один, тот, что с интересом наблюдал за Байкером, ещё и заскрежетал, срываясь порой в протяжный хрип. Вожак – для себя я решил, что старый сушильщик у них за главного, – растопырил щупальца и громко зарычал. Хрипун слабо огрызнулся в ответ и сердито забурчал, скребя когтями правой руки по полу.
Байкер уже измазал себе лицо и руки навозом и с недоумением следил за разыгравшимся на его глазах представлением. При этом он нет-нет да посматривал на меня недоуменным со смесью недоверия взглядом.
Когда сушильщики закончили переговариваться, вожак повернулся ко мне и прощёлкал длинную тираду. Мне показалось, он хотел сказать, что мы можем остаться в гараже на ночь, но к рассвету нас тут быть не должно.